они были в садах, на деревьях, на лугах, они толстым ковром покрывали склоны гор. Морил почувствовал их аромат, как только они въехали в долину. На дальнем краю долины стояло какое-то сооружение, похожее на замок, уменьшенный в четыре раза. Оно было раскрашено в золотой, синий и зеленый цвета.

Морил изумленно воззрился на него.

– Что это такое?

– Это – паровой орган, – ответил Киалан. – Разве ты о нем не слышал? Наверное, на нем сегодня сыграют. Он шумит просто замечательно.

– Почему мне никто не рассказал? – посетовал Морил.

В тот вечер состоялся пир, который устроили в их честь. И, как и предсказывал Киалан, играл паровой орган. Выпуская клубы пара, пропахшие углем и маслом, он прогромыхал несколько популярных мелодий. Это было похоже на поющую гору или на дедушку всей музыки, так что Брид и Морил весело смеялись. Им казалось правильным, что в Ханнарте есть такая вещь, потому что город был полон музыки – и не только в тот вечер, но всегда. На горных лугах звенели колокольчики, висящие на шеях у коров. И женщины созывали их мелодичными криками, похожими на песню Брид. В городе существовали мелодии для всего, что там продавалось, и для объявления времени. И почти каждый вечер устраивались праздники с пением и танцами. Существовала даже поговорка насчет того, как можно определить уроженца Ханнарта: за любым делом он поет, а если не поет, то насвистывает.

Керил жил в центре города, и дом у него был вдвое больше дома Ганнера. Но в отличие от дома Ганнера дом графа Ханнарта всегда был открыт. Веселые горожане, похоже, считали его двор продолжением главной площади. Там всегда было полно людей, которые обменивались сплетнями или что-то продавали. А если случалось что-нибудь необычное, они входили в дом, чтобы рассказать об этом Керилу. Поскольку к тому же в доме проживало постоянно множество людей, Морил совершенно не мог разобраться в том, кто откуда взялся.

Брид была от этого в восторге. Она никогда в жизни не была так счастлива.

– Я часто это вспоминала, но мне не верилось, что это правда! – то и дело говорила она.

Морилу тоже здесь нравилось. Ему нравилось оживление, беззаботность, то, как люди бросались к Керилу и говорили ему, что хотели. Он не мог представить себе, чтобы такое делали на Юге. Морилу нравился Керил. Ему нравилась Халида, мать Киалана. Ему нравилось проводить время с Киаланом, он был в восторге от постоянно звучащей музыки. Но ему было слишком жарко в городе и почти нестерпимо жарко в доме. Ему постоянно приходилось убегать на склоны гор. Ночью было хуже всего, и, когда мог, он ложился спать в саду. Когда Халида узнала об этом, она отвела ему комнату на первом этаже, которая выходила в один из садов. Морил был благодарен, но почти не заходил к себе в комнату и ночевал в ней только тогда, когда шел дождь.

Брид с Киаланом поговорили об этом друг с другом и пошли посоветоваться с Керилом.

– Да, – сказал Керил, боюсь, что рано или поздно он снова отправится бродить по стране. Но надеюсь, что не сразу. Я в долгу перед Кленненом и хочу позаботиться о том, чтобы его сын получил образование.

После этого разговора Брид наблюдала за Морилом как орлица. Морил не выказывал желания уехать. Казалось, он был рад учиться. Он много играл на своей квиддере вместе с Киаланом, аранжировал старые песни и пытался сочинять новые. Он ездил верхом с Киаланом и Брид, гулял с ними по холмам. Просто ему было неспокойно, и Брид это чувствовала.

Теперь, когда перевал Фленн был перекрыт, с Юга новостей почти не приходило. Прошел месяц, прежде чем рыбаки принесли известие о том, что Толиан действительно погиб под обвалом, а его солдаты, большая часть из которых были рекрутированы насильно, разошлись по домам. Спустя какое-то время приехал торговец и рассказал, что на Юге теперь очень тихо. Когда Керил стал расспрашивать его подробнее, он подтвердил, что бароны и графы сильно потрясены. Однако причиной затишья стали простые люди. Они ничего не предпринимали, но графы их опасались. Они даже не осмеливались предложить Северу мир, чтобы это не послужило поводом к бунту.

Спустя еще месяц в Ханнарт въехала повозка. Судя по черной грязи на колесных осях, она прошла через Топи. Повозка была раскрашена в зеленый и золотой цвета и выглядела очень аккуратной. Правила ею хорошенькая светловолосая девушка. Рядом с ней на козлах сидел мечтательный мужчина с узким лицом и жидкой седеющей бородкой, который осматривал жизнерадостный Ханнарт и умиротворенно улыбался. Мелкие золотые буквы на боку повозки говорили, что он – Хестеван-менестрель.

Жители Ханнарта поняли, что их ждут музыка и новости с Юга. Немало народа пошло за повозкой, пока она тряслась по городским улицам по дороге к дому графа.

– О, смотри! Менестрель! – сказала Брид Киалану.

– Ты с ним знаком? – спросил Киалан у Морила.

– Я о нем слышал, – ответил Морил.

Он посмотрел на доброе лицо и мечтательные глаза Хестевана и вдруг подумал, что, наверное, сам будет выглядеть именно так – когда станет старше.

Повозка остановилась. Пегая серая лошадка шумно выдохнула, словно говоря: «Хорошо. На сегодня хватит, уж увольте».

Полотняный верх немного отодвинулся, и третий путешественник неуверенно встал на ноги.

– Дагнер! – завопили Брид и Морил.

Они бегом бросились к повозке и повисли у брата на шее.

– Откуда ты взялся? – спросила Брид.

– Как тебе удалось освободиться? – спросил Морил.

– Меня вызволил Ганнер, – ответил Дагнер после того, как перевел дух и вылез из повозки. – Ганнер – славный дядька. Я успел узнать его с лучшей стороны. Он пытался нас догнать, знаете ли, а когда не смог найти, то вернулся в Маркинд. А потом… не знаю, что ты сказал этому старому снобу судье, Морил, но когда меня снова к нему привели, он и его подручный уже не были так уверены в том, что я в чем-то виновен, и все спрашивали меня насчет Ганнера. Так что я сказал им, что он женился на матери, и они отправили гонца в Маркинд, чтобы спросить, так ли это. Это было великолепно! Как только Ганнер узнал, что я в тюрьме, он явился в Нитдэйл и поднял такой шум! А пока он этим занимался, пришло известие о том, что Толиан погиб. Ганнер тут же уволил судью и сказал, что теперь берет власть в свои руки. Он был молодцом! И к тому же выпустил половину заключенных. Но из-за того, что я действительно передавал запрещенные сведения, мать решила, что мне лучше на время уехать на Север, и договорилась с Хестеваном, чтобы он меня отвез.

– Как мать? – спросил Морил.

– Счастлива, – ответил Дагнер. – Носится по дому и все время смеется. Не знаю почему – но когда она услышала о том, что перевал Фленн завалило камнепадом, то вздохнула и сказала, что, значит, теперь вы с Брид в безопасности. И она отправила со мной вам двоим письмо.

Брид с Морилом схватили письмо и нетерпеливо склонились над ним. Это было подробное, хорошее письмо, где рассказывалось все о том, как Линайна живет в Маркинде. Мать написала обо всем, начиная с пестрых коров и кончая крышей, по которой прошелся Морил, напоминала Брид об одном, а Морилу о другом, передавала привет от Ганнера… И для Морила это было письмом от дальней знакомой, У него было такое чувство, будто это послание с тем же успехом могло быть адресовано помощнику пекаря за углом. Ему было грустно, что он так к этому относится, но ничего с этим поделать не мог.

– Какое чудесное письмо! – воскликнула Брид. – Я его сохраню.

Пока они читали послание от матери, хорошенькая дочь Хестевана отвела лошадь с повозкой на конюшенный двор. Морила это раздосадовало, потому что ему хотелось поговорить с Хестеваном. Он побежал на конюшню, но зеленая повозка уже стояла в каретном сарае пустая, рядом с поблекшей розовой. Морил снова вернулся на двор. Дагнер, обрадованный встречей с родными, оказался непривычно разговорчивым. Когда Морил вернулся, он как раз говорил Киалану:

– Сказать вам одну удивительно глупую вещь? Ни за что не поверите!

– Посмотрим, – отозвался Киалан.