– Любой плач, сказал Дагнер. Ты ведь играл над могилой на своей квиддере, да?

Морил попробовал. Он запел «Плач по графу Водяной Горы», и после первой строки стал аккомпанировать себе на квиддере – как можно тише. Диссонанс получился ужасный, Так что Брид содрогнулась. Но Дагнер подхватил песню, и квиддера словно повела мелодию за ним. К великому изумлению Морила, к концу первого куплета квиддера уже была настроена. Он запел припев, и к ним присоединились сначала Брид, а потом и Киалан:

Равного нету ему!

Граф Канарт, граф Канарт!

Не сыскать второго такого, брат:

Равных нету ему…

Квиддера пела – так же нежно, как для Кленнена. По лицу Брид текли слезы. Морилу тоже хотелось плакать. Они громко пропели всю песню – и хотя она заставила их грустить, но одновременно они почувствовали и воодушевление. Но самое странное действие плач оказал на Олоба. Конек перешел на медленный ритмичный шаг, и можно было подумать, будто он везет не яркую повозку, а катафалк.

– Убери ее, – попросил Дагнер, а то мы так никогда не доберемся до Нитдэйла.

Морил бережно убрал на место квиддеру, и они смогли ехать быстрее. Как и накануне, Дагнер не разрешил Олобу остановиться на ночлег в привычное время и выбрать для стоянки одно из тех мест, которые они предпочитали обычно. Незадолго до заката Дагнер съехал с дороги на пустынное поле, усыпанное крупными камнями, откуда открывался хороший обзор.

– Но от Ганнера ведь нет ни слуху ни духу! – запротестовал Морил.

– Ну, так и не будет, пока мы не увидим, как он подъезжает, так ведь? – отозвался Киалан.

Они быстро расправились с колбасой и начали репетировать. К великому облегчению Морила, большая квиддера теперь вела себя безукоризненно. Однако у музыкантов появились новые проблемы. Оказалось, что без Кленнена и Линайны они не могут исполнять половину песен так, как привыкли. Им пришлось аранжировать все по-новому. И Дагнер даже не пытался занять место Кленнена. Он отказался петь больше трети песен – и только на этом настаивал решительно. В остальном он просто высказывал предложения и был вполне готов уступать Брид и Морилу. Младшие брат и сестра растерялись. Они привыкли к тому, что Кленнен добродушно, но совершенно четко говорит им, что следует делать. Иногда поведение Дагнера их раздражало, а несколько раз они даже испытывали соблазн повести себя совершенно глупо. Но от того, как они подготовят выступление, зависела их следующая трапеза, и это удерживало их от громких ссор или не менее громкого хохота. Морил, как никогда, остро чувствовал, что очень не хватает Кленнена.

Однако почти сразу же он вспомнил слова Дагнера насчет того, что Кленнен всегда поступал по-своему. Морил вдруг задумался – а не вышло ли так, что несгибаемая воля отца заставила их слишком сильно от него зависеть. Может быть, именно поэтому им и кажется, что обходиться без него так трудно.

Пока они репетировали, Киалан улегся на камень, под которым они сидели: он слушал их и, как подозревал Морил, одновременно нес дозор. Эта чрезмерная бдительность уже начала раздражать Морила. В конце концов, это он и Брид пострадают, если Ганнер их разыщет, а вовсе не Дагнер и Киалан. Утром он с досадой заметил, что старшие опять сторожили всю ночь. У обоих был очень усталый вид.

Брид пришла в ярость:

– Дагнер, как ты собираешься давать представление, если у тебя глаза слипаются? До сих пор на моей памяти ты еще не вел себя так глупо! Мы же на тебя рассчитываем!

– Ладно, – устало согласился Дагнер, – ты правь повозкой, а я лягу и посплю. Но разбудите меня, если… если…

– Если что? – рявкнула Брид.

– Если что-нибудь случится, – ответил Дагнер и со стоном улегся рядом с винной бутылью.

Киалан растянулся по другую ее сторону, и оба заснули раньше, чем Олоб успел тронуться с места. В результате Брид и Морилу пришлось самим искать дорогу в Нитдэйл. И они ее нашли, испытывая одновременно досаду и самодовольство. Карта им мало помогла. Им пришлось чутьем отыскивать нужные проселки, выбирая те, которые шли на северо-запад, и надеясь на удачу. Один раз они заехали на хутор, и им пришлось выбираться обратно под лай собак и отчаянное кудахтанье кур. Киалан с Дагнером даже не пошевелились.

– Безнадежные дурни, – сказала Брид.

Они все еще спали, когда повозка преодолела подъем перед Нитдэйлом.

– Мы это сделали! – воскликнул Морил.

– Если только Олоб не знал дорогу, – добавила Брид ради справедливости. – Но я не думаю, чтобы ему случалось приезжать сюда с этой стороны.

Нитдэйл оказался оживленным городом, который лежал у большой дороги, ведущей на север, к перевалу Фленн. Это была последняя долина – дальше начинались предгорья. Даже самые высокие дома города не закрывали тех земель, где Южный Дейл ступенями поднимался к лесистому плато.

– Скажи: дня четыре, и мы будем на Севере! – с радостью заметил Морил.

– Дня четыре! – сразу же ответила Брид. Их шутливая возня на козлах наконец разбудила Дагнера и Киалана.

– В чем дело? Что случилось?

– Ничего. Только Нитдэйл, – ответила Брид.

Сонное лицо Дагнера моментально напряглось, осунулось и побледнело. Брид попыталась придать брату уверенности.

– Мы всегда здесь хорошо зарабатывали, – сказала она. – Тут найдется множество людей, которые нас помнят и знакомы с отцом. Учти: говорить буду я. Я расскажу им про отца и представлю нас. Хотя они все равно смогут прочесть это на повозке.

– Повозку надо перекрасить, чтобы на ней было имя Дагнера, – заметил Морил.

Он не верил, что Брид удастся успокоить Дагнера, но честно попытался помочь.

– Его имя на повозке не поместится! – весело заявила Брид. Только, наверное, если на одной стороне написать Дастгандлен, а на другой Хандагнер.

– А разве Нитдэйл это не резиденция графа Толиана? – осведомился Киалан, бестактно прервав их попытки вселить в Дагнера отвагу.

– На самом деле – нет. Его дом расположен за городом, чуть к востоку, – ответил Дагнер.

Он указал Киалану нужное направление, но рука у него заметно дрожала. За деревьями был едва виден большой белый дом по другую сторону от города.

– Чтоб тебя разорвало, Киалан! – бросила Брид, заслужив изумленный взгляд попутчика. – А, ладно! – добавила она. – Но если представление пройдет неудачно, я буду винить в этом тебя. Дагнер, думаю, нам пора надевать наши наряды.

– Нет, – сказал Дагнер.

– Что ты хочешь сказать? – переспросила Брид.

– Просто «нет», – ответил Дагнер. – Мы дадим представление в том, что на нас сейчас. Мы выглядим вполне благопристойно.

– Да, но мы же всегда переодевались! – запротестовала Брид. – Это создает атмосферу.

– Это придумал отец, сказал Дагнер. – И в чем-то он был прав. Это было в его стиле – въезжать в город ярко, с песнями и блеском. Он мог создать такую атмосферу. Но если

я попробую въехать в город в мишуре и с громкой песней, то меня попросту засмеют.

– Тебе так кажется, потому что ты нервничаешь, – попробовала уговорить его Брид. – Ты почувствуешь себя лучше, как только переоденешься.

– Нет, не почувствую, – возразил Дагнер. – Мне станет в десять раз хуже. Брид, я просто не могу держаться так, как отец, делать то, что делал он. Я буду все делать на свой лад – или не буду делать вообще. Понимаешь?

Брид готова была расплакаться.

– Значит, ты вообще не станешь давать представление?

– Такое, как отец, – не буду, – подтвердил Дагнер, – потому что не могу. Мы дадим представление, потому что иначе нам придется голодать. И ты можешь нас представить и объяснить, что случилось, и, может быть, все будет хорошо. Но если я услышу, что ты хвастаешься и превозносишь нас, я замолчу. И это к тебе тоже относится, Морил. Нам придется стать иными, потому что мы – не отец.

Брид тяжело вздохнула.

– Ладно. Но я все равно надену сапожки. Мне нужно создать настроение. – Потом она немного повеселела. Мне никогда не нравился цвет твоего костюма, Морил. В том, что на тебе сейчас, ты выглядишь гораздо лучше.