Никки не знала, кто такой Сараб Сингх и при чем тут его жена. Она оглядела прихожую. В доме была безукоризненная чистота и витал сильный запах лака, наводивший на мысль о недавнем ремонте. Девушка вспомнила, как женщины из лангара рассуждали про ущерб, нанесенный имуществу Тарампал; очевидно, с тех пор она успела привести свое жилище в порядок.

— Ваши дети живут с вами? А внуки?

— У меня дочери, они все замужем и живут со своими мужьями.

— Я не знала, что вы совсем одна, — сказала Никки.

— Джагдев нашел жилье рядом со своей новой работой, но по-прежнему навещает меня по выходным. Это он прочел мне твою записку.

Кто такой Джагдев? Никки уже ничего не понимала.

— Я мало с кем тут знакома… — начала она.

— О да, ты настоящая жительница Лондона, — усмехнулась Тарампал. Когда она произнесла название города, в ее тоне промелькнуло презрение. В собственном доме эта женщина держалась с надменной самоуверенностью. На ней по-прежнему был вдовий наряд, но на сей раз белая блуза обнажала шею и подчеркивала талию.

Дождь уже вовсю барабанил по стеклам.

— Могу я попросить чашечку чая? — спросила Никки. — Я долго сюда добиралась и очень замерзла.

Она поняла, что одержала маленькую победу, когда Тарампал неохотно процедила:

— Хорошо.

За чаем будет куда легче уговорить Тарампал вернуться в кружок. Никки последовала за хозяйкой на кухню. Все помещение опоясывали гранитные столешницы под гладкими рядами навесных шкафов. Здесь имелась индукционная плита самой последней модели, о которой мечтала мама: с нарисованными на поверхности белым конфорками, которые мгновенно нагревались, мерцая цифровым сиянием. Тарампал стала рыться в шкафчике. Достала помятую кастрюлю из нержавеющей стали и старую жестянку из-под печенья, внутри которой шуршали семена и специи. Никки с трудом сдержала улыбку. Будь у мамы ультрасовременная кухня, она бы, вероятно, тоже хранила дал в старых контейнерах из-под мороженого и использовала для заваривания чая обычный чайник.

— С сахаром? — спросила Тарампал.

— Нет, спасибо.

На мгновение кухню озарил свет фар с улицы.

— Наверное, Сараб Сингх едет на ночную смену, — сказала Тарампал, добавляя молоко. — Думаю, ему не нравится оставаться дома одному. Несколько лет назад, когда Кулвиндер и Майя уехали на каникулы в Индию, он работал в две смены. Видит бог, сейчас ему тем более необходимо отвлекаться.

— Там живет Кулвиндер? — спросила Никки. Она прошла в гостиную и выглянула в окно. Подъездная дорожка дома напротив находилась прямо перед подъездной дорожкой дома Тарампал.

— Да. Ты ведь была на свадебном сангите^[26] у Майи? Его же проводили прямо тут. Я думала, снимут зал, потому что гостей было очень много, но… — Тарампал развела руками, как бы говоря, что это не ее дело. У Никки не было возможности ответить, что ее на этом празднике не было. Тарампал вернулась на кухню и наполнила две чашки дымящимся чаем. Никки последовала за ней.

— Спасибо, — сказала девушка, принимая чашку. — Я не каждый день пью домашний чай.

Чай из ларька на индийском рынке, который она недавно пила, был слишком пряный и приторный.

— Вы, англичанки, предпочитаете «эрл грей», — проворчала Тарампал и поморщилась.

— О нет, — сказала Никки. — Мне очень нравится индийский чай. Просто я не живу дома.

Аромат гвоздики, как ни удивительно, вызывал у нее ностальгию по дням, проведенным в Индии у родственников. Ей пришла в голову отличная мысль.

— Не могли бы вы записать для меня рецепт?

— Как? Я не умею писать, — отрезала Тарампал.

— Мы могли бы вместе над этим поработать. Если вы вернетесь на занятия.

Тарампал поставила чашку.

— Мне нечему учиться ни у тебя, ни у этих вдов. Я с самого начала совершила ошибку, записавшись на кружок.

— Давайте это обсудим.

— Не надо.

— Если вас беспокоит, что люди узнают про наши рассказы…

При упоминании об этом Тарампал сердито засопела.

— По-твоему, эти истории яйца выеденного не стоят, но ты понятия не имеешь, какое воздействие они могут оказать на людей.

— Сами по себе рассказы не способны развратить, — возразила Никки. — Они дают людям возможность испытать нечто новое.

— Испытать нечто новое? — фыркнула Тарампал. — Мне этого не требуется. Майя тоже была заядлой читательницей. Однажды я видела, как она читала книгу: на обложке был изображен мужчина, целующий женщину в шею на фоне замка. На обложке!

— Я не считаю, что книги оказывают дурное влияние.

— Ты очень ошибаешься. Слава богу, мои дочери не такие. Мы забрали их из школы прежде, чем у них появились нечистые мысли.

Ожесточение Тарампал напугало Никки.

— В каком возрасте ваши дочери вышли замуж?

— В шестнадцать лет, — сказала Тарампал. — Когда им исполнялось двенадцать, их отправляли в Индию обучаться готовке и шитью. Там им подыскивали женихов, а потом они возвращались сюда, чтобы проучиться еще несколько лет в школе.

— А если они были не согласны идти замуж? В таком-то юном возрасте!

Тарампал пренебрежительно отмахнулась.

— Их согласия никто не спрашивал. Надо принять волю родителей и приноравливаться к мужу. Я сама так сделала, когда устраивали мой брак. И когда пришло время моих дочерей, они знали свой долг.

Подобное определение брака наводило на мысли о бесконечном списке домашних обязанностей.

— Звучит не слишком увлекательно, — заметила Никки. — Я думала, девушки, выросшие в Англии, будут мечтать о романтике и страсти.

— Ох, Никки. У нас так было не принято. Мы не имели выбора, — в голосе Тарампал послышалось нечто напоминавшее тоску.

— Значит, когда вашим дочерям пришло время выходить замуж, вы хотели, чтобы у них тоже не было выбора? — спросила Никки, понимая, что ступает на опасную почву, но не зная, как потактичнее затронуть эту тему. Мягкость во взгляде Тарампал пропала.

— В наши дни девушки встречаются с тремя или четырьмя мужчинами одновременно и сами хотят решать, когда это случится. Думаешь, так правильно?

— Что вы имеете в виду? — спросила Никки, наклоняясь к Тарампал.

Та отвела взгляд.

— Я не про тебя говорила.

— Нет, я не о том. Вы сказали: «Они сами хотят решать, когда это случится». Что — это?

— Ой, не заставляй меня объяснять, Никки. Здешние девицы избалованы. Мужчина не может просто ворваться в спальню, сорвать с юной девушки одежду и велеть ей раздвинуть ноги. Кто-то в храме сказал мне, что в Англии есть закон, запрещающий мужу делать это со своей женой, если она не хочет. С собственной женой! Почему мужчину наказывают за такие вещи? Потому что англичане не ценят брак так, как мы.

— Наказывают потому, что это неправильно, даже если люди женаты. Это изнасилование, — ответила Никки. Последнее слово считалось таким табу, что девушка даже не знала, как это будет по-пенджабски, поэтому произнесла его по-английски. Неудивительно, что остальные вдовы вызывали у Тарампал возмущение. Хотя они казались столь же сдержанными, как и она, их истории шли вразрез со всеми внушенными ей представлениями о браке.

— В ту пору все мужья так делали. Мы не жаловались. Выйти замуж — значит стать взрослой.

В уголках глаз Тарампал уже проступали тонкие морщины. Волосы у нее по-прежнему были темные и густые, в отличие от тощих седых пучков других вдов. Еще молодая женщина, она уже три четверти своей жизни была женой. Эта мысль поразила Никки.

— Сколько вам было лет? — спросила она.

— Десять, — ответила Тарампал. Ее лицо светилось такой гордостью, что Никки стало дурно.

— Вы не боялись? А ваши родители?

— Нечего было бояться. Это такая удача — быть предназначенной пундиту, самому Кемалю Сингху! Видишь ли, у нас совпали гороскопы, так что отвергнуть наш союз было невозможно, несмотря на огромную разницу в возрасте.

— У вас было время получше узнать друг друга? Я имею в виду, до первой брачной ночи.

Тарампал сделала длинную паузу, чтобы отхлебнуть чаю, и Никки показалось, что по лицу ее собеседницы пробежала тень.