У Сяохао поняла, что больше не может слушать Хао Цзюань. С такой сплетницей поведёшься, и сам попадёшь в воронку скандалов, пересудов, да так, что потом не отмоешься. И она сказала: «Извините, директор Хао, не могу больше с Вами разговаривать, мне нужно бежать, нужно сходить кое‑куда с начальником культстанции».

Лицо Хао Цзюань вдруг стало загадочным: «Это с Го Мо? Она же любимчик секретаря. Если с ней заведёшь дружбу, то и с секретарём будут хорошие отношения».

У Сяохао уже с некоторой долей раздражения сказала: «Вы о чём? Я ответственна за культуру. У меня с ней рабочие отношения, и нет никаких задних мыслей».

Но Хао Цзюань и не думала сдаваться: «Ты ответственна за культуру, тем более должна знать Го Мо. Она такой человек рыболов. Она почему стала начальником культстанции? Не из‑за красивого голоса, а потому что спит с начальством».

У Сяохао больше не могла слушать её болтовню, она схватила трубку и позвонила Го Мо: «Сяо Го, пошли», затем встала и направилась к выходу. Хао Цзюань тут же последовала за ней, при этом прошептав: «Я тебе доверилась, поэтому рассказала всё это. Но ты никому, хорошо?»

5

Не успела У Сяохао выйти из здания, как увидела, что Го Мо едет на своём мотоцикле со стороны культстанции с задней части двора. Мотоцикл у неё старенький, и от того издаёт громкий рёв, и синий дым из выхлопной трубы сзади виден издалека.

Го Мо притормозила возле неё. На её красивом личике сияла улыбка: «Председатель У, у Вас же есть машина, но Вы не пригнали её в Цзепо, заставляете меня ездить на этой развалюхе». У Сяохао, перекинув ногу через сиденье, села позади неё, и сказала: «Если я пригоню машину сюда, то как ребёнка возить в школу? Я оставила её мужу».

– Ну, купите ещё одну.

– Не получится, я ещё и ипотечный раб, каждый месяц приходится платить ипотеку.

– Быть рабом в городе – тоже своего рода успех. Мы хоть и не тратим деньги на жильё здесь, в посёлке, но наши дети стоят на месте. Обучение здесь оставляет желать лучшего. Живём в 21 веке, а учителя на уроках все ещё используют просторечный язык! С ума сойти! Давайте сначала проедем к мемориальной доске г. Цзепо. Держитесь крепко, поехали!

Они отъехали от правительственного здания. На Го Мо не было шлема, её волосы развевались и касались лица У Сяохао. Думая о том, что сказала Хао Цзюань, она не испытывала симпатии к женщине, сидящей перед ней, и ей казалось, что что‑то порочное бьёт её по лицу. Она вспомнила, что читала в учебниках по истории про генерала Го Мо, жившего при династии Цзинь, он был начальником округа Цзянчжоу. Ван Сичжи также служил начальником округа Цзянчжоу и оставил после себя доброе имя, Го Мо же известен своими злодеяниями и погиб. Она спросила Го Мо, почему у неё такое имя. Го Мо сказала: «Когда я была ребёнком, я много говорила и пела. Моему отцу это надоело, поэтому он дал мне такое имя, хотел заставить меня замолчать. Но я выросла, а молчать по‑прежнему не могу, ха‑ха».

В этот момент Го Мо внезапно вскинула вверх руку и замахала в сторону дома, мимо которого они проезжали: «Эй, братишка телёнок, привет!»

У Сяохао посмотрела наверх, но там никого не было, поэтому она спросила: «А кто там?». Го Мо остановила мотоцикл и, задрав голову вверх, указала: «А вон там, разве не телёнок? Я его так люблю. Каждый раз, когда проезжаю здесь, приветствую его».

Хорошенько приглядевшись, У Сяохао разглядела коровью голову, торчавшую из окна шестого этажа. Телёнок, не обращая никакого внимания на Го Мо, жевал и смотрел куда‑то вдаль. Свисающая вниз пена из его рта едва не задела лица У Сяохао. Она удивлённо спросила: «Разве можно телёнка держать дома? Как он там оказался?». Го Мо ответила: «В «Крестьянском подворье» кого только не держат. Говорят, там и овец разводят, и кур, и свиней. А этого телёнка весной в корзине подвешивали, а теперь он подрос». «А как он спускается?» – всё ещё не веря своим глазам и ушам, спросила У Сяохао. «Я не знаю», – ответила Го Мо.

Она, указывая на дома, сказала: «Эти три здания – творения секретаря Чжоу. В позапрошлом году, чтобы увеличить несельскохозяйственное население Цзепо, он ликвидировал две близлежащие деревни, а сельчан переселил сюда. Все называют это «Крестьянским подворьем». Когда сельчане заехали в эти дома, возникло много неудобств, и до ферм им приходится далеко добираться».

У Сяохао смотрела на «братишку телёнка», он по‑прежнему смотрел вдаль. Она подумала: «Бедняжка, ты, наверно, скучаешь по свежей травке на сопках и друзьям».

Выехав из Цзепо, она обнаружила, что чем дальше они ехали, тем всё выше уходила местность, превратившись, в конце концов, в небольшой холм, на котором росли сосны.

Проехав ещё немного, Го Мо указала в сторону: «Вон там». У Сяохао слезла с мотоцикла и увидела полянку с посаженным арахисом, на краю полянки возвышалась каменная стела.

Го Мо поведала У Сяохао историю: старики рассказывают, что раньше фисташковые деревья здесь были густыми и высокими, так что тень их покрывала пол‑земли. В 1950‑х годах в Цзепо был создан снабженческо‑сбытовой кооператив. Кто‑то предложил срубить эти деревья, распилить на доски и покрыть ими прилавки. Пришли люди, начали рубить, но вдруг из деревьев стала сочиться кровь. Люди в страхе убежали. Председатель кооператива им не поверил, сказал: какая кровь, всего лишь древесный сок. Он сам пришёл и начал рубить, рубил весь день и вырубил все деревья. Брёвна распилили на доски, широкие и толстые, и покрыли сверху кирпичные прилавки. Когда она была маленькой, она приходила в кооператив покупать вещи, и дотрагиваясь до этих прилавков шириной 3 чи (прибл. 1 м), думала, те фисташковые деревья действительно были огромными.

У Сяохао сама читала в «Топонимических заметках г. Юйчэн», что Цзепо назван так потому, что когда‑то здесь росло много фисташковых деревьев. Она спросила Го Мо, есть ли сейчас в Цзепо фисташковые деревья, Го Мо сказала, что нету. Лесники тщательно исследовали всю местность, но нигде нет и одного фисташкового дерева. А всё потому, что все драгоценные деревья убили. После того, как срубили последнее старое дерево, остался только этот памятник.

У Сяохао была убита горем, и подошла ближе к памятной стеле. Посередине стелы шла трещина, которая была замазана цементом. К счастью, надпись на стеле была в сохранности, это был пятисложный стих:

Кто посадил эти

Священные деревья

Они издревле высятся здесь

Роща Кунов любуется ими

В этом бренном мире людских настроений

Созерцая их горести и невзгоды

Дают небесную тень

Мудрецы сидят в их тени

И от слёз намокают полы

Автор: Шэнь Яо, заведующий вопросами просвещения в уезде Юйчэн, в подражание рифме стихотворения Ши Жуньчжана «Фисташковое дерево, собственноручно посаженное Цзы‑гуном», 9‑й месяц, 23 год.

Прочитав подпись под стихотворением, она вдруг вспомнила, что как‑то на третьем курсе по весне они с группой на поезде отправились на экскурсию в Цюйфу, чтобы посетить храм Конфуция, дом Конфуция и рощу Кунов. На могиле Конфуция на стеле были выгравированы слова «Фисташковое дерево, собственноручно посаженное Цзы‑гуном», за стелой стояло сухое дерево. Экскурсовод сказала, что фисташковое дерево – это священное дерево, имеющее высокий стройный ствол с густой листвой, и оно – настоящий пример для всех других деревьев. Тогда она внимательно посмотрела на дерево и преисполнилась благоговением. Она помнит, что позади беседки была ещё одна стела с хвалебным стихом, но о чём было стихотворение сейчас уже не помнит. На телефоне она забила в поисковик название стихотворения и узнала, что стихотворение «Фисташковое дерево, собственноручно посаженное Цзы‑гуном» написано известным поэтом Ши Жуньчжаном, жившим при ранней династии Цин:

Неизвестно когда посаженное

При разбитой стеле живущее