В глубине души я не видела ничего выдающегося в том, что выжила. Подушки безопасности, в конце концов, как раз и созданы, чтобы спасать людям жизни, тут уж скорее стоит хвалить их создателя или конструктора автомобиля. Но фамилия Гольденберг так и манила меня своей тайной, и устоять не получилось.

– Только я без колес, – закинула удочку я.

– Не беда, – мигом заглотила наживку Сильвия. – Я сейчас же за тобой выезжаю.

Таким вот образом и решился вопрос, как выбраться из особняка, не привлекая излишнего внимания. Сильвия меня отвезет, куда надо. Так уж и быть, попритворяюсь еще немного Фэй, отвечу на вопросы интервью, попробую узнать побольше о Гольденберге, а потом слиняю по-тихому, как и планировала, в сторону автобусной станции. Отличная идея.

Когда я закончила разговор и вернулась, в гостиной уже не было ни Мадам, ни Розы. Малыш из столовой тоже исчез вместе со своей няней, а на его месте сидел заспанный и одетый лишь в домашние штаны Кевин и цедил из высокого стакана апельсиновый сок, одновременно просматривая что-то в телефоне. На столе перед ним стояло блюдо с аппетитными разноцветными капкейками, но несмотря на голод, я жадно впилась взглядом не в них, а в его обнаженную грудь. К своей неописуемой радости не заметила на ней никаких букв. Второго помеченного Фэй брата я бы не вынесла.

Кевин перехватил мой взгляд, обращенный на его полуголое тело, и расценил его по-своему, судя по сияющей улыбке.

– Доброе утро, детка, иди сюда, – позвал он и протянул руку.

– Зачем ты врал мне, Фокс? – напустилась я на него вместо приветствия, пользуясь тем, что мы остались наедине. – Почему не сказал, что поехал за Хантером следом после нашей ссоры? Что ты от меня скрываешь?

Он тут же помрачнел и нахмурился.

– Мать рассказала? Вечно у нее язык без костей.

– Рассказала, – кивнула я. – Я думала, ты мне друг, Фокс. Считала, что могу тебе доверять. А ты…

Конечно, я блефовала. Ничего такого не считала на самом деле. Просто хотела послушать, как будет выкручиваться, и понаблюдать за реакцией.

Неожиданно Кевина словно подменили. Он вскочил из-за стола, опрокинув стул, и навис надо мной. Только теперь я осознала, какой он все-таки высокий. И как он похож на брата, когда злится.

– А я и правда твой друг, Фэй, – прошипел он мне в лицо. – Настолько друг, что даже тебя жалею. Я не знаю, почему ты так держишься за Хантера, но разбивать тебе сердце я бы не хотел.

– А разбить мою машину хотел бы? – потеряв самообладание, бросила я ему в лицо.

Он отшатнулся.

– Думаешь, это я все подстроил? Считаешь, что перекладываю на Хантера свою вину?

Я молчала. Мадам такого тумана напустила, что любой вариант казался правдивым. Зря только выдала свои мысли Кевину. Надо было схитрить, промолчать…

Он отшвырнул стул ногой, и тот с грохотом отлетел в стенку. Я невольно попятилась, а он отвернулся, и какое-то время мне оставалось наблюдать, как поднимаются и опускаются от сердитого дыхания его плечи. Когда Кевин обернулся, на его губах, как всегда, играла легкая улыбка.

– Когда-нибудь ты поймешь, что я люблю тебя больше, чем Хантер, – он помолчал, разглядывая меня и будто принимая какое-то решение. – Что ж. Ладно. По крайней мере, ты уже не сможешь меня обвинить, что я сделал это специально.

С этими словами он схватил свой телефон, нашел в нем что-то и протянул мне.

– Слушай, – отчеканил ледяным тоном, – посмотри на дату сообщения и послушай.

Это оказалась запись голосовой почты, которая включалась, если абонент не успевал ответить на звонок. Я не стала спорить и внимательно изучила цифры. Тот день, а, вернее, та ночь, когда по словам окружающих произошла со мной катастрофа. Я нажала на значок воспроизведения, и в динамике зазвучал тихий и невнятный голос. В первые секунды мне даже не пришло в голову, что говорит Джеймс. Но, вслушавшись, я поняла: это он, просто очень пьяный.

– Фокс… – мой муж произносил слова с трудом, делал большие паузы и шумно втягивал носом воздух, – ты мне нужен, братишка… кажется, я убил ее… черт, нет, не кажется… я уверен… я убил ее… что мне теперь делать?.. Как жить дальше?.. Помоги мне, а?..

Между мной и Кевином повисло гнетущее молчание, пока мы оба слушали пьяные сдавленные рыдания моего мужа на записи автоответчика. Потом звонок отключился. Кевин смотрел на меня, по-прежнему слегка улыбаясь, но в глазах плескалась ярость.

– Я не слышал это сообщение, потому что находился с матерью и успокаивал ее после вашей с Хантером ссоры, – слова безжалостными колючими кинжалами сыпались с его губ. – А когда услышал – тут же перезвонил, кое-как выяснил адрес. Как раз и мать вмешаться просила. Отыскал Хантера возле какой-то забегаловки, он успел так нажраться, что не мог сам сесть за руль. Машина была поцарапана, Фэй. Тут я ничего не придумал. Я пытался выяснить, где ты, но Хантер лишь твердил, что убил тебя, а потом вырубился совсем.

Лицо Кевина перекосилось, то ли от отвращения, то ли от сочувствия.

– И тогда я сделал то, о чем жалею. Я отогнал машину Хантера к своей мастерской и привез его сюда, уложил спать. В моей голове так и крутилась мысль, что он убил тебя, но я ничего не сделал. Я выбрал его, а не тебя, помог замести следы преступления. Как я мог потом тебе в этом признаться?! Когда стало известно, что все обошлось, я сам себя изнутри сожрал муками совести. Мне надо было броситься тебя искать. Надо было сразу звонить в полицию – но тогда они замели бы Хантера. Надо было так сделать – но я предпочел предать тебя, а не его. И бесконечно ждал, когда обнаружат твое мертвое тело. Лучше бы сам сдох…

Он опустился на колени и вжался лицом в мой живот, а я размышляла о словах Мадам. Так ли уж она лукавила, когда говорила, что ее сыновья крепко дружили? Что, если, как всегда, причина всех бед в Фэй? Это она поссорила их, заставила ревновать друг к другу. Могла ли я винить Кевина за то, что в критической ситуации, когда брат оступился, он предпочел помочь ему? Могла ли я теперь не верить, что от Джеймса исходит опасность? Теперь, когда своими ушами слышала его признания, высказанные, когда он напился под очевидным гнетом вины?

Наверное, вот так и совершаются людьми все их главнейшие, судьбоносные ошибки. Возможно, мой муж и не был хладнокровным убийцей, но в порыве ярости он совершил преступление. Пусть даже сразу раскаялся – иначе с чего ему потом так сильно накачиваться спиртным? Кевин, находясь в шоке от признаний брата, помог ему скрыться, а потом был вынужден из-за стыда утаить правду от меня.

А я, узнав обо всем, зачем-то наклонилась и сама Кевина поцеловала.

Даже оказавшись рядом с Сильвией в ее намытом до блеска алом кабриолете-«Понтиаке», я все еще ощущала на губах этот поцелуй. Он жег кожу раскаленным клеймом и мешал сосредоточиться на более насущных проблемах. Что побудило меня к подобному шагу? Зачем поддалась неосознанному порыву?

Было ли это побочным эффектом от вхождения в роль Фэй, которую я при Кевине в меру своих способностей играла? Мы ведь поцеловались уже не в первый раз с момента моего пробуждения после катастрофы. Но тогда инициатором всегда выступал он, я лишь позволяла, затаившись в чужой личине, как в скорлупе. А теперь поцеловала сама – и не могла не заметить, как заблестели его глаза, как воодушевился он этой наградой.

Посеешь поступок – пожнешь привычку. Что если я начала привыкать к мысли, что с Кевином меня тоже связывают отношения? Что если меня зацепило то, как он пришел и освободил меня из наручников Джеймса, словно рыцарь, спасающий принцессу от огнедышащего дракона? Что если мне было приятно ощущать себя в его руках, когда он нес меня вверх по лестнице, а моя голова покоилась на его плече? Что если, поднимая маленькую черную карточку с серебряным тиснением, оставленную у порога моей спальни, я с замиранием сердца предвкушала приглашение на свидание?

Что если я – все же Фэй, а прочее – самообман? Что если мне просто не хочется смотреть в глаза реальности, где в прошлом моих мужчин было двое? Или трое? Или четверо? Что если я – не та светлая девочка, которая, подняв голову, смотрела из глубины зеркал? Что если я – ее прямая противоположность?