Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Пить хочешь? – крикнул он мне.

– Да! – закричала я в ответ, приглаживая взлохмаченные волосы. Кричать было не обязательно, мы бы услышали друг друга и так, но почему-то казалось веселее.

Джеймс налил воды в стакан, принес мне, я глотала и смущенно отводила взгляд, потому что он по-прежнему стоял голым, но теперь уже лицом ко мне и очень близко, и мне чертовски нравилось, как он выглядит и с этого ракурса. Потом он забрал наполовину пустой стакан, отставил его на тумбочку и склонился надо мной.

– Ну? Даже теперь ничего не вспомнила?

– Нет! – беззаботно улыбнулась я и тряхнула головой, разметав и без того лохматые волосы по плечам. – Ни капельки!

– Ладно, – Джеймс тоже улыбался, но улыбка эта теперь выглядела искусственной, словно ее приклеили на его лицо. – Этот метод не работает. Попробуем по-другому.

С этими словами он быстро открыл верхний ящик прикроватной тумбочки, вынул оттуда блестящие металлические наручники, с неожиданной силой толкнул меня на спину и пристегнул одну мою руку к фигурной спинке кровати.

Я еще не перестала смеяться, когда он обжег меня уже другим, полным ненависти взглядом и отошел, но в груди понемногу начали осыпаться колючими осколками пару минут назад придуманные хрустальные замки. Как же быстро я построила их! Возвела без посторонней помощи в считанные секунды, представляя себя зачарованной принцессой, которую прекрасный принц соблазнит, затащит в постель, а дальше их будет ждать лишь заслуженное «долго и счастливо».

Умом я понимала, что стала старше на четыре года, но моя личность после катастрофы вернулась к отметке «двадцать лет», а Кристина-студентка, как и многие девочки ее возраста, еще не разучилась верить в сказки. Второй медовый месяц с собственным мужем – вот о чем я грезила, когда шептала ему «Хантер», а он охотно откликался. И даже теперь где-то на краю сознания все происходящее еще казалось мне новой игрой. Игрой для любителей «пожестче» – я не сомневалась, что Джеймс и в этом хорош. Но другая часть разума подсказывала – никакая это не игра больше. Вот то, что творилось на этой кровати между нами – игра, а то, что сейчас началось – истинная реальность.

– Джеймс? – все же позвала я его в глупой, пустой надежде, что сейчас муж рассмеется и вновь накинется на меня с поцелуями.

Отвернувшись, он наклонился, поднял с пола джинсы и влез в них. Я смотрела, как Джеймс застегивает пуговицу и ремень, будто бы полностью сосредоточившись на занятии и забыв обо мне; фигура крепкая, поджарая, отголоски его прикосновений еще гуляли в моем разомлевшем теле. Все веселье между нами как рукой сняло. Свободной рукой я потянула на себя покрывало с измятой, но так и не разобранной постели и, как могла, прикрыла наготу, чтобы хоть в чем-то оставаться в равных условиях – лежать голой и прикованной казалось теперь унизительно.

Джеймс покосился на мою судорожную возню, вынул из кармана пачку сигарет, прикурил, сделал долгую затяжку, не торопясь объяснять что-то, а мне это уже сказало больше, чем любые слова. Не знаю почему, но я каким-то образом за короткое время научилась предугадывать, что творится в его голове: тогда, у балконной двери, он хотел меня, хотел до зубовного скрежета, до намерения идти напролом, если потребуется, взять силой, сейчас – готовился сделать что-то, ему самому неприятное.

– Ты хорошая актриса, Фэй, – произнес он наконец, засунув большой палец в петлю для ремня. Похоже, привычка. – Я почти поверил. Но все-таки ты прокололась.

– Не понимаю, о чем ты, – холодея внутри, ответила я.

Он язвительно усмехнулся. Затянулся еще раз: алый огонек вспыхнул, истекая дымом, глаза прищурились, рука с сигаретой чуть дрожала. От плохо сдерживаемой ярости, догадалась я. Рот Джеймса превратился в твердую линию – моя кожа еще помнила, каким он был мягким, когда целовал.

– Да все ты понимаешь. Уловка с потерей памяти, не спорю, умный ход. Легко уйти от ответственности за свои поступки. Ты талантливо играешь, не знай я тебя, сто процентов бы купился. Эти затравленные влажные глазки. Эти дрожащие коленки. Почти как девственница в свой первый раз. Я все ждал, как далеко ты решишься зайти? А ты зашла очень далеко. Даже в постели играла, делала вид, что наслаждаешься, тварь. А как же твои слова о том, что тебе противно со мной ложиться?

– Я такого не говорила, – покачала я головой, в глубине души понимая, что оправдываться бесполезно: выражение лица Джеймса красноречиво это подтверждало.

– Говорила, – протянул он, поигрывая сигаретой в пальцах, – ты еще и не такое мне говорила. Что, испугалась, что придется отвечать за свои слова?

– Я готова ответить за все свои слова, – отчеканила я, стараясь не показывать дрожи в голосе, – но только за те, которые помню.

Он снова усмехнулся.

– Хочешь знать, в чем твой прокол? Шампанское. Ты не пьешь его, Фэй. Я же знаю твои вкусы, они у тебя очень принципиальные, и так было всегда. Ты вообще очень принципиальная, да, детка? В постель со мной пошла, наступила себе на горло, чтобы задницу прикрыть, а вот шампанского ни глоточка не сделала, не смогла себя пересилить, правда? Я внимательно за тобой наблюдал.

Я прекрасно помнила, как Джеймс стоял с бокалами, как уговаривал меня выпить и тщательно следил за каждым движением, но только теперь поняла истинный смысл его поступка. Не напоить он меня хотел, а проверить. Отсюда и его неоправданное стремление нарушить рекомендации врача – не собирался он заботиться о моем здоровье и заранее это понимал. Стоя в больничном коридоре у палаты кивал и соглашался, ухмыляясь, что доктор впустую сотрясает воздух. Неужели он такой? Или это двадцатилетняя Кристина его довела? Что-то случилось между нами в прошлом, но как доказать, что за свои действия в течение последних лет я нынешняя сейчас не отвечаю?!

– Я не пила шампанское, потому что не хочу осложнений со здоровьем! – попыталась я его образумить.

– Ну да, ну да, – казалось, мои оправдания только больше злят Джеймса, выводят из душевного равновесия, и я запоздало прикусила язык. – Конечно, это из-за здоровья. Конечно, ты ничего не помнишь. Не помнишь, какую одежду любишь, не помнишь, где живешь. Номера своих многочисленных любовников тоже, наверное, забыла? Очень продуманный ход, Фэй. И своевременный. Хотя ты вообще по жизни очень продуманная. Из больницы звонила только папе. Какая послушная девочка. Сбежать не пыталась. Думала, что сбежишь позже, когда обведешь вокруг пальца меня? Да?! Ты так все рассчитала?! Один раз сбежать не смогла, но решила не сдаваться?!

Он не повышал голос, но от этого становилось только хуже: я видела, как стальная пружина внутри него скручивается все туже и со страхом ждала, что случится, если она выстрелит. Откуда он знает, кому я звонила в больнице, если забрал телефон? Чтобы связаться с родными, мне пришлось просить медсестричку… да-да, ту самую, которая потом зачем-то благодарила моего мужа.

– Ты заплатил медсестре, чтобы она следила за мной, – озвучила я догадку, и то, как Джеймс улыбнулся, уже послужило ответом. – Значит, и одежду не привозил не просто так? Я в той дурацкой распашонке дальше туалета выйти стеснялась… И это ты специально организовал? Да с чего ты взял, что я стала бы куда-то убегать?

И тут же захлебнулась дыханием: он запрыгнул на постель, схватил меня за горло, в глазах стояло дикое, звериное желание уничтожить, разорвать, непонятно еще, как сдерживался. А я, глупая, все вспоминала, как соблазнял, двулично, лицемерно, с рассказами, как мы были счастливы вместе. И ведь я же попыталась устроить разбор полетов, спрашивала, почему не приходил, а он отвечал ровно и гладко, даже глазом не моргнул. Ни разу не обмолвился ни о чем, упомянул, правда, ссору, но так мимолетно и равнодушно, будто пустяк давно забытый. И этот его порыв, когда переодевалась в больничной палате, теперь стал выглядеть иначе. Вот тогда в Джеймсе, возможно, и проявилась хоть капелька искренности. Тогда, а не в момент, когда на балконе меня терзал или в постели этой самой со мной валялся.

11
{"b":"811190","o":1}