В общем, пара из них получилась вполне гармоничная. Детей, правда, не случилось, но ни одну, ни другого это не огорчало. Она вся в бизнесе, он весь в науке. До того ли?

Профессор вовсе не был нахлебником у богатой супруги. Конечно, его заработки при кипучести профессиональной деятельности были несравнимы с доходами жены, но это искупалось авторитетом в научных кругах, званиями, наградами, наконец, статусом крупного ученого.

Так они жили-поживали да добра наживали.

А потом пришла старость.

Сначала – к Людмиле, и не одна, а с болезнями. Работать по двадцать четыре часа в сутки уже не получалось, часто она оставалась дома одна и постепенно поняла, что жили они с мужем, в общем-то оставаясь чужими людьми. Она – в бизнесе, он – в науке, а общего совсем немного. Только любимый ими обоими дом.

Олег Петрович о душевных терзаниях жены не догадывался. Он по-прежнему был востребован и успешен. В своей области, разумеется. Он-то как раз еще мог работать сутками: сидеть за столом, копаться в документах или статьи писать.

Но тут случилось неожиданное. Возвращаясь с очередного симпозиума, Олег Петрович попал в аварию. Таксист, который вез его из аэропорта, отделался легким испугом и сломанным ребром, а Бартенев остался инвалидом.

Впрочем, то, что он пересел в инвалидную коляску, мало сказалось на его деятельности. В больнице он пробыл довольно долго, зато потом кинулся наверстывать упущенное. Благо мозги в аварии не пострадали, только позвоночник и суставы ног.

Трагедию, случившуюся с Бартеневым, Людмила пережила стоически. Она даже обрадовалась, что они наконец-то больше времени смогут проводить вместе. Когда же обнаружила, что их жизнь мало изменилась, загрустила окончательно.

Так она чахла несколько лет, пока не зачахла окончательно.

В семьдесят профессор остался один.

И тогда в его жизни появились сиделки. Поначалу они раздражали ужасно. Он с трудом переносил присутствие в доме чужих людей, особенно женщин – сиделке приходилось делать всю грязную работу по уходу за инвалидом, а не только уколы и массаж. Одна, впрочем, задержалась на три года, и Бартенев успел к ней привязаться. А потом женщина уехала в Ставрополь нянчить внуков.

Надо было искать новую сиделку, и это было мучительно.

Одно хорошее агентство взялось ему помочь и даже устроило собеседование с претендентками.

Женщины все, как одна, были квалифицированными медсестрами и опыт ухода за инвалидами имели, но Олег Петрович остановил свой выбор на девушке, не имевшей медицинского образования и работавшей до этого в комитете соцзащиты.

Почему он выбрал именно ее, профессор и сам не понимал. Он даже согласился на неудобный режим работы, ведь ночью он оставался со Стасиком, безалаберным внучатым племянником, от которого толку ждать не приходилось.

И все равно выбрал именно эту. Может быть, потому, что она выросла в монастыре и у нее было очень красивое имя – Глафира. В переводе с греческого значит – изящная, искусная, утонченная.

Тетенька из агентства была недовольна его выбором и еще два дня настойчиво отговаривала, но профессор остался тверд. Может, он и пожалеет о своем выборе, но что-то подсказывало: с этой будет интересно общаться. Может, они даже подружатся. С чего он это взял, профессор объяснить не мог.

Первый день, как и предполагала Глафира, стал комом. Причем большим. Профессор ее стеснялся, она боялась, что покажет себя неумехой, в общем, устали оба.

Хотя профессор ей понравился сразу. Не только интеллигентностью, спокойным, приятным обхождением, но и еще двумя очень важными, на ее взгляд, качествами: умением терпеть боль и чувством юмора.

Вернувшись домой после первого рабочего дня, Глафира проделала над собой необходимую работу. Заключалась она в том, что весь вечер они с Мотей молились Пантелеймону Целителю, чтобы помог обрести твердость в помощи страждущим.

Видимо, профессор сделал то же самое, потому что дело с новоявленной сиделкой сразу пошло веселей.

Конечно, Бартенев угадал все ее страхи, и это было странно, потому что Глафира была уверена: по ее непроницаемому виду ничего понять нельзя. Подбадривать привычными словами он не стал, а рассказал забавную историю о том, как Александр Сергеевич Пушкин приехал в свое имение в Михайловском и обнаружил, что его няня в свои семьдесят выучила новую молитву «об умилении сердца владыки и укрощении духа его свирепости». Пушкин нашел это уморительным: Арина Родионовна растила его с колыбели и в детстве не раз прикладывала руку к его шаловливой попе.

– А у вас в загашнике что-нибудь подобное есть? Ну… про умиление моего сердца и укрощение духа свирепости?

Глафире стало смешно. В самом деле, чего она тушуется? Никто ее не съест.

Она принялась за привычное дело и быстро позабыла, что надо бояться.

Помог, видать, Пантелеймон.

К тому же Моте, явившейся в профессорский дом с ревизией, Бартенев тоже понравился. Она, правда, виду не подавала, старательно хмурила брови и навела на профессора такого страху, что он поклялся на иконе Матроны Московской: будет приглядывать за Глафирой «пуще самого Ангела-Хранителя». Бартенев так впечатлился, что, кажется, забыл, кто из них кому сиделка, а довольная собой Мотя отбыла восвояси, пообещав наведываться «в случае чего».

С той поры профессор в самом деле стал, как он говорил, «курировать» Глафиру, и это ему даже нравилось. Словно они уравнялись в правах.

Довольно быстро Глафира обустроила их совместную с профессором жизнь. Незаметно для себя Олег Петрович перестал сжиматься, когда она надевала на тонкие руки перчатки, готовясь к неприятным и очень грязным процедурам, забыл, что надо стесняться своих тощих волосатых ног, когда она делала массаж, и с готовностью снимал штаны, подставляя задницу под шприц.

Он полюбил с ней разговаривать. Обо всем: о жизни, о погоде, о книгах. Оказалось, это очень интересно – просто общаться.

Почему с женой они делали это так мало и редко? Желания не имелось? Были слишком заняты собой и своими делами?

Девушка Глафира заставила его размышлять о том, что в человеческой жизни на самом деле важно, и профессор был ей благодарен.

А через некоторое время он обнаружил, что сиделка с удовольствием слушает его рассказы о литературе девятнадцатого века, периода царствования Александра Первого, его самого любимого времени. На эту тему Бартенев мог говорить бесконечно, было бы с кем! И тут такая удача! Слушательница не просто внимательная, а заинтересованная!

Выходит, не ошибся он с выбором! Олег Петрович похвалил себя за провидческий дар и задумал один интересный ход. Нетривиальный, нестандартный и довольно новаторский.

Глафира о задумке профессора узнала не сразу. Она была занята более важными вещами. Например, выстроить отношения со Стасом, родственником профессора и ее ночным сменщиком.

Сложность заключалась в том, что первая роль Стасика вполне устраивала, а вторая – абсолютно нет.

Мать Стасика приходилась профессору родной сестрой, но ее жизнь была далека от той, которую вел Бартенев. Неизвестно, каким манером, но судьба занесла ее из Петербурга в маленький поселок в Костромской области с непоэтичным названием Гравийный Карьер. Подробностей не знал и сам Олег Петрович, хотя по некоторым признакам предположил, что в этот Карьер его сестра приехала вслед за очередным сожителем, который освободился из мест лишения свободы и решил обосноваться подальше от цивилизации, а заодно и от греха.

У этой веселой пары было двое детей, которые проживали с родителями и к звездам не рвались. А вот один из внуков, юный Станислав, окончив школу, неожиданно решил обосноваться в Северной столице. Ольга Петровна, души в нем не чаявшая, вспомнила о брате, с которым не общалась несколько лет, и напрягла его по полной. Тот «поступил» внучатого племянника в приличный вуз и поселил у себя.