– Давай! Нам нельзя терять ни минуты.
«Вольво» уже сворачивал в сторону Хедемуры на 70‐е шоссе, а юная студентка-психолог по-прежнему стояла у заброшенного здания и размышляла: не пора ли начинать беспокоиться? Она крикнула, но ответа не последовало. Стало ясно: её пациента нет ни за этим зданием, ни где бы то ни было ещё. Она не могла в это поверить: как мог, казалось, столь искренний и дружелюбный подопечный так поступить с ней, обмануть её? Безуспешно поискав ещё немного, она вернулась в клинику и доложила: «человек из Сэтера» сбежал.
К тому моменту пациент уже успел побриться и переодеться. Он наслаждался свободой и состоянием наркотического опьянения, а машина продолжала мчаться по 270-му шоссе на север.
Спустя сорок четыре минуты с момента побега полиция города Бурленге объявила о поиске сбежавшего, и никто даже представить себе не мог, что он на стареньком «Вольво» уже приближался к Окельбу.
Вечерние газеты мгновенно подхватили новость о беглеце и выпустили увеличенные тиражи. На первой странице «Экспрессен» красовалась новость:
НОЧНАЯ ОХОТА ПОЛИЦИИ
за сбежавшим
ЧЕЛОВЕКОМ ИЗ СЭТЕРА
«Он очень опасен»
До сих пор из этических соображений газеты не раскрывали личность «человека из Сэтера», но когда сбегает самый опасный преступник Швеции, общественность желает знать его имя, лицо и историю:
«Сбежавший сорокачетырёхлетний мужчина, известный как “человек из Сэтера”, сменил имя и теперь зовётся Томасом Квиком. Он сознался убийствах пяти мальчиков; полиция и прокурор считают его виновным по меньшей мере в двух из них. Сам он рассказал “Экспрессен”, что мечтает поселиться в лесу со своими собаками, – и сегодня полиция искала его в лесополосе в районе Окельбу».
Когда женщина, сидевшая за рулём «Вольво», увидела, в каких преступлениях обвиняют Томаса Квика, ей стало не по себе. Она остановилась у заброшенного хутора и выпустила пассажиров. Отыскав два стареньких велосипеда и наспех починив их, беглецы направились к ближайшему населённому пункту. По пути их обгоняли полицейские машины, над ними кружили вертолёты – но ни единая душа не заподозрила в двух велосипедистах сбежавших преступников.
До полуночи их искали вооружённые отряды полицейских в бронежилетах, но беглецов будто и след простыл.
Ночь приятели провели в палатке (её предусмотрительно захватил с собой знакомый Квика [14]), а утром решили расстаться.
Амфетамин закончился, оба чувствовали невероятную усталость – да и побег больше не казался такой уж весёлой затеей.
Пока полиция прочёсывала лес, мужчина в бейсболке зашёл на заправку в крошечной деревушке Альфта.
– Откуда можно позвонить? – спросил он.
Дежурный не узнал в незнакомце человека, портрет которого украшал вечерние газеты, и указал ему на телефон. Посетитель сделал всего один короткий звонок. В полицию Болльнеса.
– Я хочу сдаться, – произнёс он.
– А кто вы такой? – поинтересовались на том конце провода.
– Квик, – ответил Томас Квик.
Побег вызвал жаркие споры о безалаберности и халатности персонала, работающего в психиатрических лечебницах. Больше всего возмущался глава шведской полиции Бьёрн Эрикссон.
«Как же всё это надоело! Это возмутительно! – вздыхал он. – Людей, которых считают настолько опасными, немного, так что вполне можно было бы приставить к ним побольше охраны. Полиция всегда считала, что безопасность окружающих гораздо важнее процесса реабилитации и лечения».
Критике подверглась и Сэтерская клиника, но 10 июля 1994 года газета «Дагенс Нюхетер» опубликовала текст в защиту больницы. Слово предоставили самому Томасу Квику, который искренне восхищался не только персоналом, но и лечением. А вот о журналистах он отозвался совсем не лестно:
«Я – Томас Квик. После моего побега в прошлом месяце (4 июля) и всей поднявшейся в газетах шумихи ни моё лицо, ни моё имя уже ни для кого не являются тайной.
Я не хочу и не могу оправдывать свои действия, но чувствую необходимость рассказать о той успешной работе, что проводилась и до сих пор проводится в клинике. Значимость этой работы совершенно теряется во всём безумии, вызванном охотой новостных журналистов за сенсациями. Эти газетчики не только не дают силам добра и разума противостоять хору горлопанов, но прямо вынуждают их оставить всякие попытки перекричать этот хор».
Многих этот текст просто поразил: Квик продемонстрировал, что умеет неплохо излагать мысли и является весьма неглупым человеком. Впервые общественность смогла узнать, о чём думает «серийный убийца», и попытаться понять, как и почему Томас Квик признался в совершении стольких преступлений.
«Когда я попал в психиатрическую клинику в Сэтере, в моей памяти полностью отсутствовали воспоминания о первых двенадцати годах моей жизни.
Так же, как эти годы были вытеснены из моей памяти, из неё оказались стёрты и мысли об убийствах, в которых я теперь признался и которые в данный момент расследует полиция города Сундсвалля».
Из уст Томаса Квика лились слова восхищения в адрес сотрудников больницы, которые помогли ему вспомнить страшные события и всячески поддерживали его в те моменты, когда он рассказывал о болезненных переживаниях:
«Чувство отчаяния, вины и печали, которые я испытываю при мысли о том, что совершил, не имеют никаких пределов. Ноша эта столь тяжела, что невозможно представить, как я могу её нести. Я в ответе за то, что сделал, и за то, что буду делать дальше. Преступления, виновником которых я являюсь, никоим образом нельзя оправдать, но, по крайней мере, теперь я могу о них рассказать. Я готов к этому и буду говорить по мере своих возможностей».
Квик пояснил, что сбежал из клиники не для того чтобы совершить новое злодеяние, а потому что хотел покончить с собой:
«Расставшись с другом, я тринадцать часов просидел с обрезом, дуло которого направлял себе то в лоб, то в рот, то в грудь. Я не смог. Сегодня я могу ответить за вчерашние события, и, вероятно, именно способность взять на себя ответственность не позволила мне совершить самоубийство, а заставила позвонить в полицию и сдаться властям. Мне очень хочется в это верить».
Чарльз Зельмановиц
18 октября 1994 года в районный суд города Питео поступил иск от прокурора Кристера ван дер Кваста, в котором он кратко излагал суть обвинения: «В ночь на 13 ноября 1976 года в лесополосе Квик лишил жизни Чарльза Зельмановица 1961 года рождения посредством удушения».
Судебное заседание было назначено на 1 ноября, и по мере приближения этой даты в прессе появлялось всё больше информации о прошлом вероятного серийного убийцы. На первых порах странными признаниями Квика интересовались лишь криминальные журналисты вечерних изданий, но теперь за репортажи всерьёз взялись и утренние газеты.
1 ноября в «Свенска Дагбладет» вышла статья, которую восприняли не иначе как уверенную констатацию фактов. Журналист издания Янне Матссон писал:
«Томас Квик – пятый ребёнок в семье, где всего было семеро детей. Его отец работал санитаром в алкогольной лечебнице, а мать – вахтёром и уборщицей в ныне закрывшейся школе. В настоящий момент обоих родителей нет в живых. […]
За внешним фасадом пряталось то, что со временем стало семейной тайной. Как говорит сам Томас Квик, ещё до того, как ему исполнилось четыре года, он подвергался насильственным действиям со стороны отца, который принуждал ребёнка к оральному и анальному сексу.
Именно во время одного из таких актов произошло событие, которое сказалось на дальнейшей жизни и сексуальных пристрастиях Квика: в комнату вошла мать. Увиденное настолько сильно шокировало женщину, что у неё случился выкидыш, и она с криком принялась обвинять Томаса в убийстве ещё не родившегося младшего брата.
