Это были дневники Фаулза, самое начало (притом что я не читал его романов), но, сходив по первой же сноске, не смог вернуться обратно. Слово «Подж» было помечено циферкой. Что такое? Имя, или духовный сан, или же какое-то сокращенное ругательство, ставшее прозвищем человека? Не прочитав пояснений, нажал кнопочку назад, чтобы проверить. В надежде на чудо, что удобство навигации вернется в мир моего чтения. Нет. Выбросило в главное меню. Эта книга должна быть уничтожена. Не дневники Фаулза, но устройство, с которого я их читаю. «Киндл» явно пытается меня убить.
Обида пронзила целиком, и всю оставшуюся часть поездки приходилось сдерживаться, чтобы не выбежать из маршрутки и не начать долбить свой ебук о первую попавшуюся остановку. Но на конечной, встроившись в поток высираемых маршруткой человечков, уже расплачиваясь (как тут принято – на выходе), успокоился.
Дальний Восток – не место для решившего сэкономить на еде. Упаковка из двух авокадо сорта хасс обошлась почти в четыре сотни. В Калининграде ровно в два раза дешевле, вот вам и разлет цен. Чтобы получить небольшую скидку, украл несколько диетических батончиков. На набережной не спеша съел все, и было очень хорошо. В последнем батончике, правда, попалась косточка – решил впредь не связываться с этой маркой. Наверное, третий был лишним, в этом ли смысл неудачи?
Я реально стал ощущать, что моим больным коленям становится лучше от авокадо и 16-часовых промежутков без еды. Ребята, завтра я еще кокосовое масло куплю! Будете как новые! У меня все записано, я знаю, что теперь надо есть. Экстра верджин, чтобы вернуть вам девственность.
Перелез через перила на бетонный волнорез – сделать снимок рыбака. С пятого раза получился хороший кадр, кажется, он подойдет для обложки сингла из двух песен: призрак и катехон. Черная фигурка с удочкой в дождевике, маленькая, как персонажи фильмов Дэни Вильнева, наедине с этой реальностью, зажатая между двух бесконечностей: моря и густого облачного неба.
Выбравшись обратно на набережную, почувствовал счастье творческой удачи; как вдруг вспомнил про «Киндл». Ждать я больше не мог, достал из рюкзака электронную книгу, подошел к какому-то каменному постаменту:
– Хочешь меня выебать, сука? – спросил сквозь зубы и сильно шваркнул книгой о край.
Прохожий парень сзади икнул и сказал:
– В курсе, он реально меня испугал!
– Пойдем, пойдем отсюда, – ответила ему спутница.
Местные часто так говорят: «в курсе» – без всякого смысла, а еще очень часто – «получается». У Вероники, королевы «Приусов», бывало, в одном предложении что-то получалось два-три раза. Ладно, с книгой ничего не произошло. Ни царапины, ни следов удара, никаких последствий. Экран не треснул, она включилась как ни в чем не бывало. Я сел на лавочку, порылся в меню, нашел способ опять включить прогресс чтения, после чего немного почитал и пошел на остановку. Буду привыкать, буду учиться смирению. Все-таки это настоящее волшебство, что с книгой ничего не случилось, значит, нам уготована долгая совместная жизнь.
Это был срыв, но не совсем запой – скажем, полузапой продолжением почти две недели. В течение дня я держался, а вечерами пил. Лето было очень жаркое, но я не мог пользоваться кондиционером, дышать высушенным воздухом было ново и вызывало кашель, поэтому потел и летел от слабого к крепкому. Каждый день звонил режиссер Максим из Москвы, но когда у них еще было утро, мне уже тяжело было прикидываться трезвым. В какой-то момент он все-таки уговорил меня сниматься. Что-то щелкнуло во мне, и я понял, что на крючке. Может, тут моя пьянка и помогла ему в найме.
В тот разговор я смотрел в окно на закат над сопками, а Максим пересказывал новую версию сценария. «Тезисно, – говорил я, – будь краток». – «Хорошо, хорошо», – отвечал он. Но все равно не мог остановиться, пока не проговорит каждую сцену. В довесок он еще прислал видео с мест, где будут проходить съемки. Якутия, золотодобывающий завод; фрагменты нового мира – и еще съемки с лодки в море Лаптевых. Нам предстоит побывать на новейших территориях для меня. Ему нужен был мой и только мой лик в этих локациях. В конце рассказа персонаж остается один, без семьи, на маленьком острове, в маленьком заброшенном маяке. На острие смертельной агонии. Отец покончил с собой, брат утонул. Мне (герою) остались только видения.
«Туман» – так Максим хотел этот фильм назвать.
– Ладно, я верю, что это главная роль. Теперь похоже, что фильм может получиться.
– Он точно получится. Твоя роль – главная, и никто ее лучше тебя не сыграет.
Я отключился, сделал глоток и подумал: ну вот, зачем я ввязался во что-то еще? Мне ведь и так слишком много всего, что есть в жизни. Я ведь ничего не ищу, особенно взаимодействия с алчными и вздорными богами киноиндустрии.
Но теперь нужно было готовиться к роли. Нужно было лететь в Москву на репетиции и примерку костюмов.
Первая сцена по сценарию – встреча с братом, когда кино-я только что откинулся после отсидки. В те дни я стал воспринимать свой алкогольный крен как тюрьму, как ненаписанную предысторию. Мой герой еще сидит, а я еще пью. Но когда начнется работа в команде, мы с ним встретимся в одном теле. Я завяжу и буду жить трезво, а кино – это как стих, как вспомогательный образ. Запой – тюрьма.
Каждый вечер толерантность росла, приходилось выпивать все больше, и теперь действовал только крепкий алкоголь, без которого спать не удавалось. Утром желудок было не заставить работать, лицо приобрело цвет матери-земли. Нужно было выпить несколько литров воды и проблеваться, чтобы употребить дозу опохмелки и после этого что-то съесть. Тем не менее я вел дневник от лица своего героя в духе записных книжек Камю. Несколько раз я уже снимался в фильмах и выбрал для себя такой формат подготовки. Играть что-то я не собирался и не умел, нужно было стать персонажем, медленно перебраться – из себя в него.
Я тогда жил не на острове, а в самом Владивостоке, в роскошной хате, но неудобном районе. В последний перед Чудо-дедом вечер выпил уже две бутылки коньяка в харю. Одну, пока ждал Севу в гости с работы, и вторую, пока мы болтали о творчестве. Сева работает оперным певцом в местном филиале Мариинского театра, также играет в кавергруппе, а еще он спродюсировал альбом моих верлибров – написал великолепный эмбиент к стихам. Сева не поехал на Русский остров, где живет, так как был слишком пьян, чтобы садиться за руль, и вырубился у меня в кухне-гостиной. Вероника в ту ночь не пришла, ночевала у себя.
Я был очень пьян и залег на огромной кровати в спальне, как упал в кому. Но проспал лишь час и, проснувшись в ужасе среди ночи, понял: я готов затребовать у Вселенной, воззвать к помощи, попросить о дарах, – как велел делать печально известный комик по имени Джим Керри. Вселенная, помоги избавиться от тяги.
Мне нужна помощь, сам не могу оттолкнуться от дна. Решение я принял еще полгода назад, на реабилитации, но оно по-настоящему вызрело лишь сейчас. До этого всегда была фига в кармане. Я хочу жить трезво, без панических атак, без похмельной злости, без страха умереть от сердечного приступа, без этой беспорядочной ебли, без животного вдохновения. Мне нужно двигаться на ровном, как Сновидцу-По-Призванию. Готов подняться на следующую ступень, как бы стерильно и одиноко на ней ни оказалось.
В липких отходняках ворочался в постели до наступления утра. Потом стал тихонько убираться, стараясь не разбудить Севу, выливал пиво из недопитых бутылок. Я сварил Севе кофе, он встал и сразу принялся разминать голову, махать руками и петь какие-то рабочие фрагменты на разных языках. Русский, английский, немецкий. В общем, готовился к рабочему дню.
– Ты говорил, что брат в завязке. Узнай номер Чудо-деда, – попросил я.
– Какого нахуй деда?
– Ну, который заговорил или закодировал твоего брата. В жопу выебал, я не знаю. Как в том анекдоте. Про закодированного у кузнеца.
– Да, в курсе, я тогда тебе щас скину номер Гриши просто. А че за анекдот?
