Конструирование типа личности российского бюрократа, особенно по таким источникам, как не только его личные воспоминания, но и воспоминания современников, представляет большой интерес, так как это эгоцентричный источник информации. Воспоминания В. Н. Коковцова представляют собой в основном целостный авторский текст, который основан на отрывочных записях, сделанных последовательно ещё в годы своей службы, когда он день за днём набрасывал свои заметки о дневных впечатлениях, не прерывая своих записей даже во время поездок по стране. Разговоры с царем и государственными деятелями он фиксировал практически сразу. Копировал он и содержание важных документов, с которыми знакомился по роду своей деятельности. Подлинники их, а также свои заметки он хранил в своем домашнем архиве[112]. Они составили основу его будущих публикаций и, своего рода, откровений.
Такое дальновидное и бережное отношение практически к любой встреченной информации позволяет сделать вывод о наличии таких черт характера, как педантичность, предусмотрительность, осмысление происходящего в перспективе, осторожное отношение к фактам, ко мнению других. Наличие таких качеств и записей, вероятно, сказалось на развитии умения оценивать политические последствия каких-то событий, ситуации. И это, должно быть, особенно помогало ему в ситуациях, которые требовали дипломатичности.
Дипломатичность была присуща В. Н. Коковцову в различных ситуациях. Например, в случае с назначением В. Н. Воейкова – командира гусарского полка, – главноуправляющим по делам физического развития населения. Николай II по инициативе В. А. Сухомлинова, военного министра, передал подписанный им указ Сенату о назначении В. Н. Воейкова на вышеупомянутую в реальности не существующую должность. Опубликовать и ассигновать этот указ поручалось В. Н. Коковцову, который отказался подписывать его. Объяснил он это тем, что «из-за этого может только произойти величайший скандал, потому что Сенат откажется публиковать такой указ и поставит государя и самого себя в совершенно безвыходное положение»[113]. Представив Николаю II «все заранее приготовленные аргументы», В. Н. Коковцов добавил, что имеет при этом только одну цель – «оберегать вас от неправильных действий отдельных министров… я хочу этим вернее и честнее служить вам, нежели думают служить те, кто молчаливо принимает к исполнению то, что неправильно и даже незаконно»[114]. Видя замешательство Николая, он предложил компромиссный выход по назначению генерала В. Н. Воейкова «на должность по наблюдению и руководству всем делом обучения военному строю и гимнастике во всех средних учебных заведениях всех ведомств и облечь это поручение в форму высочайшего повеления, объявленного всем министрам»[115].
Вероятно, такое поведение В. Н. Коковцова связано с его представлениями о важной роли представительных учреждений, Государственной думы. Поэтому в данной ситуации он активно старался пресечь попытки Николая II в обход Государственной думы, Сенату учредить новое ведомство с подачи министров, понимая, что учреждение такого ведомства повлечет за собой новые расходы, вопрос о которых не может быть решен без участия Государственной думы. Здесь явно налицо негативное отношение В. Н. Коковцова к подобного рода авантюрам. Этот эпизод иллюстрирует и его отношения с императором, свидетельствует о дипломатичности в том плане, что ему быстро удалось найти альтернативное решение и не поставить царя в неловкое положение, чему помогла бесспорная компетентность в делопроизводстве государственных учреждений, их функциях, в механизмах принятия законов. Можно говорить также о взвешенности позиции, о стремлении к логическому обоснованию – Николаю II он привел все заранее заготовленные аргументы[116]. Сам же В. Н. Коковцов считал, что произошедший с В. Н. Воейковым конфликт был каплей в его отставке[117]. В разговоре с Николаем II он подчёркивает, что его цель – «оберегать государя от неправильных действий отдельных министров… вернее и честнее служить вам»[118]. С другой стороны, он отговаривает его от неправомерных по отношению к государственной системе действий. Т. о. «служить вам» приобретает у него значение «служить государству». После третьеиюньского переворота 1907 г. с роспуском II Думы правительственному аппарату еще раз было указано, что законодательство зиждется на изъявлениях личной воли монарха с возможным и вполне правомерным нарушением Основных законов, им же и установленных.
Есть некий элемент отождествления государства и императора, что характерно для людей с монархическими взглядами вообще. С другой стороны, в силу общественной и должностной ответственности, В. Н. Коковцову присуща убеждённость в необходимости защищать государственную систему от абсолютистских, иногда некомпетентных решений императора, тем более подверженного различного рода влияниям. Таким образом, в начале своей крупной государственной деятельности В. Н. Коковцов уже показал себя опытным бюрократом и одновременно преданным в своей политической сущности, а также, несомненно, монархистом. И, хотя А. В. Богданович в дневниковых записях свидетельствует, что «Коковцов, Витте и Победоносцев на заседании у царя говорили за самодержавие»[119], тем не менее его отношения с Государственной думой, которые более подробно будут рассмотрены далее, подтверждают склонность В. Н. Коковцова к конституционной форме правления. Его политические воззрения можно назвать центристскими, поскольку в отношениях с Государственной думой он стоял на позиции сотрудничества с этим органом независимо от предпочтения к какой-либо политической партии. Проблема представлений высших государственных деятелей о монархической власти является мало изученной в отечественной и зарубежной историографии. Несмотря на то, что чиновники не имели права вступать в политические партии и принимать участие в политической борьбе[120], тем не менее их политические пристрастия очень хорошо прослеживаются на общем фоне различных опасных экономических фантазий, многоходовых дворцовых интриг и провокационного внешнего и внутреннего дискредитирующего подстрекательства.
Одной из причин отставки В. Н. Коковцова была толерантность в отношениях с Государственной думой. В ходе этого сотрудничества он постоянно сталкивался с правоконсервативными кругами, которые, добившись его увольнения, настояли на кандидатуре престарелого Горемыкина, выразителя наиболее правого политического курса[121].
В. Н. Коковцов на политической арене был личностью, без сомнения, с достаточным политическим «весом», обладал нужным профессионализмом и необходимыми знакомствами, «словом, был на месте, располагая всеми необходимыми для политического руководителя такого ранга качествами»[122].
Не у всех современников взгляды В. Н. Коковцова вызывали симпатию и понимание.
Особо резкими в плеяде отзывов о рассматриваемой нами личности выглядят характеристики А. В. Кривошеина и А. Н. Шварца. Со А. Н. Шварцем, министром народного просвещения с 1908 года, у В. Н. Коковцова были, «натянутые» отношения. Причиной этому был вопрос о допуске лиц женского пола и еврейской национальности в высшие учебные заведения, по которому В. Н. Коковцов, в отличие от А. Н. Шварца, занимал либеральную позицию. Говоря о своей конфликтности с В. Н. Коковцовым, он выражался примерно так: «С него как с гуся вода. Дня три-четыре притихнет, а там опять за старое»[123]. При этом он выделял целую группу лиц, поддерживающих В. Н. Коковцова: «Пособниками в его тотчас же открытой против меня кампании были прежде всего вскоре после меня назначенный министр торговли и промышленности Шипов и Харитонов, подголоском у них был Извольский, открыто опасавшийся спорить со мной. Уже из этих имен видно, что главными действующими против меня лицами явились матадоры санкт-петербургской бюрократии»[124]. Из приведенных высказываний вряд ли можно сделать какие-либо выводы ввиду пристрастности пишущего. Взаимоотношения В. Н. Коковцова с А. В. Кривошеиным были напряженными из-за вопроса финансирования аграрного развития России. Отсюда нелестные характеристики, обвинения В. Н. Коковцова в «верности своему формализму»[125]. Кривошеин способствовал отстранению В. Н. Коковцова и назначению на должность премьер-министра И. Л. Горемыкина[126].
