Конец XIX – начало XX в. внесли в историю России значительные перемены, повлекшие за собой изменения во всех сферах жизни общества. Происходил активный поиск и выбор альтернативных возможностей обновления социально-экономических и политических отношений. Общественные потрясения, сопровождающие модернизационные процессы, привели к возникновению и развитию новых явлений во внутриполитической жизни страны и международных отношениях. Это был период перехода к индустриальному обществу, в исторической науке получивший название «модернизации»[1].

История реформаторства, изучение перспектив и возможности реализации преобразований в политической и экономической сферах на рубеже XIX-XX веков требуют дальнейшего построения смысловых модельных конструкций общественного развития, их достижимым взвешенным анализом, предложением, прогнозом и политической реализацией. Дискуссии о перспективах исторического развития России в указанный период не прекращаются долгое время[2]. В центре их стоит проблема: был ли у России свой собственный путь, или она должна была пройти стадии развития государств Западной Европы. Несмотря на то, что эта тема с конца 1980-х годов все более привлекает внимание исследователей, многие вопросы остаются дискуссионными.

Неоднозначные социально-экономические последствия реформ побуждают, тем не менее, исследователей обращаться к опыту отечественного реформирования периода общенационального кризиса Российской империи начала XX в.

Для нас, с точки зрения персональной истории неисследованными являются еще многие личности и государственные деятели, результаты политической деятельности которых, распространяясь далеко в будущее, имели судьбоносный характер для населения Российской империи, а также для населения зависимых и экономически связанных с Россией государств. В последнее время обращается внимание и на то, что сложности возникают и при исследовании хорошо известных исторических личностей, – негативную роль играет «настойчивое проявление феномена известности, своеобразие «эффекта узнавания»[3], когда «при всей узнаваемости фамилии реальный человек во многом остается незнакомцем»[4].

Наше скромное исследование посвящено личности В. Н. Коковцова, что позволяет выявить типичные черты российского чиновника высшей квалификации, деятельность которого можно идентифицировать в известном временном периоде по совокупности управленческой взаимосвязи с историческими событиями в российской государственности. Опыт управления, профессиональные качества и морально-нравственные черты его личности актуализируются современными проблемами роли и облика государственных чиновников в системе властных полномочий, а также результативности их бюрократической и общественной деятельности.

Отсутствие длительное время специального интереса к личности Владимира Николаевича Коковцова является свидетельством как сложности и неоднозначности определения исторической значимости изучаемой персоны, так и незавершенности исследований сущности модернизационной трансформации в 1904–1914 гг. – периода, ознаменовавшего противоречивый процесс развития российского капитализма, и совпавшего с пиком карьеры В. Н. Коковцова.

Первые подходы к осмыслению деятельности В. Н. Коковцова как министра финансов появились ещё до 1917 г. Это исследования дореволюционных авторов по финансовым проблемам Российской империи начала XX века: работы М. И. Боголепова[5], И. Озерова[6], М. И. Фридмана[7]. В них дается критическая оценка экономической стратегии высшего чиновника с его накопительной практикой по бюджетному процессу, что, в конечном счете, привело, по мнению авторов, к торможению оборачиваемости национальных средств.

Второй период в изучении деятельности В. Н. Коковцова хронологически связан с исследованиями советского периода 20-х–начала 90х гг. XX в.

В 20-е годы Б. А. Романов опубликовал сборник документов, в которых В. Н. Коковцов фигурирует как министр финансов в связи с займами правительства за границей[8], но авторская оценка его действий не обозначена. Публикации других документов в этот период также не ставили своей целью дать глубокий анализ политической культуры дореволюционной России, ограничиваясь заявлениями, что «семья Романовых, в лице своих главных представителей, носила явные следы умственного и психического вырождения»[9]. Политическая культура чиновников и их личностные интересы также не анализировались.

С 40-х гг. разрабатывается проблематика, связанная с высшими государственными учреждениями, их взаимодействием с представительными органами. Однако исследования советского периода – это в большинстве своем работы, в которых мало характеризуются личные качества В. Н. Коковцова, оценка его вклада в общественно-политическую жизнь, здесь он рассматривается как представитель высшего чиновничества, министр с присущими ему функциями, приверженник консервативно-монархической идеологии. Взгляды исследователей 40-х гг. сводились к, якобы всеми «трудящимся» понимаемому, утверждению о «диктате монополий, финансовой олигархии по отношению к государственной власти»[10].

Советские исследования тех или иных сторон деятельности В. Н. Коковцова можно разделить на несколько тематических групп.

К первой из них относятся работы, в которых рассматриваются механизмы формирования финансовой и экономической политики правительства. Монографии К. Н. Тарновского, посвященные анализу российского империализма[11], были своего рода «вехой» в историографии. В них, развивая тезис В. И. Ленина, автор показал многоукладность российской экономики, и, таким образом, поставил вопрос о пересмотре тезиса о существовании в России начала XX века всех необходимых предпосылок построения социализма. В определенной мере идеи К. Н. Тарновского повлияли на историков его поколения.

В этот период появляются работы М. Я. Гефтера[12], И. Ф. Гиндина[13], Т. Д. Крупиной[14], В. Я. Лаверычева[15]. Взгляды исследователей 40-х гг. сводились к утверждению о «диктате монополий, финансовой олигархии по отношению к государственной власти»[16]. Позже этот тезис пересматривался. Если М. Я. Гефтер и Т. Д. Крупина считали В. Н. Коковцова активным сторонником монополий, то И. Ф. Гиндин видел в правительстве конкурента частному капиталу и отмечал противоречивый характер взаимоотношений с монополиями[17]. В исследованиях А. П. Погребинского[18], где вопросы финансовой политики правительства были специальным предметом исследования, В. Н. Коковцов предстает как последователь С. Ю. Витте[19] в финансовой политике. Автор анализирует государственный бюджет и налоговую систему, военные расходы, налоговую политику и займы. Показывая, что «существует тесная связь между социально-экономическим развитием страны и ее государственными финансами»[20], А. П. Погребинский характеризует В. Н. Коковцова как министра, стремящегося к «твердой финансовой дисциплине»[21], что позволило восстановить финансы после революции и войны с Японией.