Со второй половины 80-х гг. XX в. появляются работы, авторы которых стремились к более объективному и полному рассмотрению факторов экономического развития дореволюционной экономики[178]. Изучаются институциональные рамки – дореволюционные российские предприятия и коммерческие законы, таможенная политика и налоговое законодательство, банковское дело и российский рынок ценных бумаг, иностранные инвестиции.
Согласно теории модернизации, главная задача развития стран задержанного развития состояла в том, чтобы обеспечить рост экономики за счет индустриализации и технического переоснащения производства. Этот путь был избран и в России, модернизационные процессы в которой исследователи относят к азиатскому типу модернизации. Для распределения ресурсов в России был характерен высокий уровень внутренних накоплений и внутренних основных капиталовложений, высокая доля расходов правительства и низкая доля личного потребления, что и являлось типичными чертами «азиатского» пути развития экономики с низким национальным доходом[179].
Как бы ни расходились историографические оценки, два положения не вызывают споров:
1. 1913 год – год наивысшего подъема российской экономики[180].
2. Накануне первой мировой войны Россия была одной из пяти развитых экономических держав (на четвертом месте), однако она отставала от них по уровню дохода на душу населения.
Таким образом, Россия принадлежала к числу государств «догоняющего» типа экономического развития, вступив на путь современного индустриального роста позже стран Западной Европы и США. Антироссийские настроения в зарубежной экономической литературе (в основном германской, контролируемой английским капиталом) начала XX в., резкие и голословные утверждения о нерентабельной экономике России, негативном истолковании последствий промышленно-торговой политики правительства, подрыв кредита имели целью дальнейшее ослабление государства в целом[181]. Это способствовало дальнейшему увеличению временного лага в «догоняющих» отношениях. Испытание войной и революцией показало устойчивость русских финансов, благодаря чему удалось не допустить банкротства, сохранить кредитоспособность и проводить последовательные мероприятия по поддержке частных предприятий тяжелой промышленности.
Традиционно с момента начала индустриализации в России предпочтение отдавалось поддержке тяжелой промышленности как фактору, способному быстрее преодолеть отставание от Запада.
Экономическая политика правительства конца XIX – начала XX вв., таким образом, носит несбалансированный характер. Содействуя развитию капиталистических отношений в экономике России, правительство, тем не менее, не могло преодолеть противоречия и неравномерность в политическом развитии[182], которое не «успевало» за переменами в экономике: до 1905 г. политическая сфера была вообще выведена из процесса модернизации.
Примечательно, мнение А. Г. Донгарова, «в России не стали ждать, покуда отечественный капитал наберет силу и сумеет повернуть скрипучее колесо телеги российского народного хозяйства. Вместо этого допотопную евразийскую колымагу взяли и прицепили к разогнавшемуся «локомотиву» европейской промышленности», отмечая попутно, что «чудо» индустриализации совершилось в России вопреки реформе, а не благодаря ей»[183]. Протекционизм в частном развитии железнодорожного строительства с увеличением мощностей тяжелой индустрии и ростом банковского капитала являлись первоочередными темами модернизации. Одновременно же оно отстаивает систему государственного контроля над экономикой, поддерживает дворянство[184].
В. Н. Коковцов развивал продолжение реформ, начатых ранее в экономической сфере его предшественником С. Ю. Витте, П. А. Столыпиным (в частности, Н. Х. Бунге, например, в этом вопросе ориентировался на западные ценности, но при этом, по мнению В. Л. Степанова, старался учитывать и российскую самобытность[185]).
До начала XX века важнейшие дела по части государственного кредита, а также некоторые дела законодательного характера вносились как правило на обсуждение особой комиссии, образованной впервые еще в 1806 г. и получившей название Комитета финансов. В первой половине XIX века его деятельность касалась разнообразных финансовых вопросов, но главными проблемами, которые рассматривались в нем, были способы покрытия чрезвычайных, преимущественно военных издержек, государственной росписи доходов и расходов, податной системы, внешней и внутренней кредитных операций и денежного обращения[186]. Со второй половины века рассматривались преимущественно вопросы в области государственного кредитования и денежного обращения. Заседания Комитета делаются более постоянными и он становится собранием лиц, призванных совместно с министром финансов обсуждать главные вопросы кредитной политики на развитие различных отраслей экономики и общественной жизни страны, министры согласовывают свою политику с главой правительства[187]. Реорганизованный в 1905–1906 гг. Комитет финансов стал высшим совещательным учреждением «по делам государственного кредита и финансовой политики»[188].
Таким образом, В. Н. Коковцов, как глава финансового ведомства, имел возможность определять приоритеты в выделении средств на развитие отечественной экономики с учетом того, что глава Комитета финансов напрямую подчинялся лично императору. Пребывание в этой должности В. Н. Коковцова составило десять лет. Это довольно значительный срок, достаточный для того, чтобы осветить его деятельность в экономических программах и сделать выводы относительно его согласованности решений с ходом российской модернизации и нуждами общества.
Дела, которые рассматривались в Комитете финансов, отражались в журналах заседаний и затем, если требовалось законодательное решение, докладывались министром финансов (или государственным контролером) в Комитете министров, выносились в Совет министров, Государственный совет, Государственную думу. Если же дело могло быть разрешено властью Комитета министров, то после утверждения журнала царем вопрос получал исполнение.
Многообразные и сложные задачи модернизационного развития и массового чиновничьего «зуда» предпринимательства предопределили нехватку национальных средств, с общественно опасным социально-экономическим осложнением прошедшей русско-японской войны и первой русской революции. В. Н. Коковцов, пребывание которого на посту руководителя, по сути своей «кассово-кредитного» ведомства составило целую эпоху в жизни страны (1904–1914), оказался в сложном положении. От финансовой системы С. Ю. Витте ему «в наследство» достались все как положительные, так и негативные моменты, которые были присущи этой системе.
Система С. Ю. Витте, в своей основе опирающаяся на германскую модель реформ О. фон Бисмарка, вменённая в российскую действительность, не предусматривала широкомасштабной аграрной реформы. Консервация общинных пережитков в народной жизни предопределила диспропорцию темпов развития индустриального и аграрного секторов. В рамках созванного в 1902 г. Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности был намечен ряд преобразований, в будущем определивших столыпинскую реформу, но исполненных результатов здесь глава финансового ведомства не успел добиться по факту своей отставки в августе 1903 г.
По сравнению с С. Ю. Витте В. Н. Коковцов пошел дальше в решении вопроса о поддержке сельского хозяйства, и в целом, выступал продолжателем модернизационной прозападнической политики, начатой М. Х. Рейтерном, Н. Х. Бунге, И. А. Вышнеградским, С. Ю. Витте. Еще М. Х. Рейтерн обращал внимание на то, что «естественные богатства сами по себе не дают дохода, а подать берется с доходов. Естественные богатства служат основанием, на котором сооружается народное богатство, но каково будет здание – это зависит от народа и правительства. «…» Пока надобно помнить, что Россия преимущественно земледельческое государство, которое никогда не может дать своему правительству таких доходов, как торговое или промышленное»[189].
