- Мне, значит, понравиться - не главное, - немного обиделся я и забубнил: - Ну конечно, Сенька безотказный, Сенька и квартиру, и себя, и вообще что хочешь отдаст на растерзание...

- Ой-ой-ой, - дурашливо запричитала мадам Рыбкина. - Откуда это у нас такие мрачные мысли? Жениться, что ль, надумал?

Я опешил. Откуда она знает?

- А если и жениться?

Глаза Светланы блеснули. Она оторвала банан от связки, очистила и проворно сжевала. Потом так же быстро наклонила бутылку и плеснула шампанского в бокалы. Мы молча чокнулись. Когда в воздухе утих хрустальный звон, Света пересела на диван и прижалась ко мне своим теплым коровьим боком.

- Сенечка-а, - прогнусавила она, - ты серьезно, насчет женитьбы?

Так, сейчас начнет отговаривать! Как такое возможно?! Ведь она даже не видела Машу! Но я ошибся.

- А где вы думаете жить? - вкрадчиво спросила моя постоялица и положила голову мне на плечо.

Я слегка размяк.

- Ну вообще-то, у нее.

- Чудесно! - Света почему-то захлопала в ладоши и плеснула еще шампанского. - За тебя и за твою невесту! Как ее, кстати, зовут?

- Мария, - ответил я, ощущая в носу легкое потрескивание лопающихся игристых пузырьков.

- Значит, у Машеньки будешь жить? - переспросила Светлана. - А с этой квартирой что? Съезжаться собираетесь?

- Да нет. Подумываем сдавать, - ничего не подозревая, ответил я. Какому-нибудь иностранцу. Поприличней...

Мадам Рыбкина затараторила:

- Ну зачем иностранцу-то? Зачем иностранцу? Я тебе чем не иностранец? Человек все же хорошо знакомый! Можно сказать, бывшая жена твоего друга. Сенечка-а! - опять затянула она. - Сдай эту квартирку мне, а? Зачем вам кого-то искать?

В первую минуту я подумал, что все складывается как нельзя лучше. Но потом вспомнил о своей ревнивой невесте.

- А Марии я что скажу?

- Так и скажешь, что нашел, мол, одну иностранку. Похожа я на жительницу Парижа? - Светлана по-кошачьи выгнула спину, встала и прошлась по комнате, словно по подиуму. - Кутюр-то какой! Ты посмотри только!

"Кутюр" был действительно эпохальный, но я решил не сдаваться.

- Какой фигур! Какой мускулатур! - на кавказский манер начал восторгаться я.

- Дурак! - Светка плюхнулась рядом со мной.

- Тоже мне, нашлась парижанка, - продолжал издеваться я. - Да любой скажет, что перед ним коренная уроженка славного города Черусти!

- Хамишь!

- Отнюдь. Вот только Мария тебя сразу же узнает. Ведь вы уже виделись в ресторане, на Виталькином торжестве.

- Так это она твоя невеста?

Ну вот, сейчас-то уж точно начнется. Посыплются оскорбления, нелицеприятные эпитеты...

- Очень хорошенькая, - сказала Светлана. - Жаль, что она тогда так быстро ушла... А ты скажи ей, что у тебя живет иностранка, - продолжала она, - а я спрячусь куда-нибудь, если она приедет. Или вообще уйду.

- Ну что с тобой делать, - вздохнул я. - Живи уж.

- Сенюльчик! - Это еще что за гадость такая? - Какая же ты прелесть!

Мадам Рыбкина звонко чмокнула меня в заросшую за день щеку и вспорхнула с дивана.

Я лежал на кухне и мучился. Во-первых, оттого, что приходилось с первых же дней нашей совместной жизни врать Маше. А во-вторых - и главным образом во-вторых, - из-за волнующей близости Светланы. Она лежала за стеной. Перед глазами так и стояло ее рубенсовское тело, рыжие волосы... Через десять минут подобной терапии я довел себя до белого каления. Я готов был ворваться в комнату, где мирно посапывала моя квартирантка.

Ну уж нет! Где, черт побери, моя воля?! Нет, я не допущу подобного свинства. При живой-то невесте!

Глава 42

Мальчишник

И вот приблизился заветный день. Пора было жениться. За этот месяц я встречался с мадам Еписеевой ежедневно и без устали разглагольствовал о нашем светлом будущем. Ну ни дать ни взять - советское радио в свои лучшие времена. Мария соглашалась с этой ослепительной перспективой, но как-то вяло. И тут же тащила меня в очередной магазин, поминая всуе каких-то "людей", на которых мы должны держать ориентир в мутном потоке современной жизни.

В Машиной квартире уже висели тюлевое платье и мой безобразный костюм. Ее сын, хулиган Еписеев, довольно скептически относился к нашим приготовлениям. Увидев свадебное платье, он оторвался от мотоцикла и сказал, потирая промасленные руки:

- Ого! Сеанс! Ромовая баба, тля буду! - и попытался потрогать черным пальцем нежную сетчатую фату.

Маша хлопнула его по руке, и Вова, что-то ворча себе под нос, загрохотал мотоциклом по лестнице.

Меня он не называл никак. То есть никак, и все. Ни "папа", ни даже "дядя Сеня". Владимир старался всячески обходить мою персону в разговорах. Правда, в телефонных беседах с приятелями он частенько употреблял словосочетание "этот козел". Особых сомнений, к кому оно относилось, я не испытывал.

Мария ничего не замечала. Даже говорила она мало. А если говорила, то все больше о том, что нам надо бы, что мы обязаны были или что нам, к большому сожалению, никогда не придется купить. Поначалу меня беспокоили такие разговоры, но я взял себя в руки и решил, что наша семейная жизнь расставит все по местам. Действительно, ведь у женщины столько хлопот перед свадьбой! С моими проблемами и не сравнить! Тем более что проблем почти и не было.

В моей квартире продолжала жить мадам Рыбкина. Она то и дело нетерпеливо спрашивала, скоро ли свадьба. Я неизменно называл сроки, а Светлана заявляла:

- Господи! Скорее бы уже! Все соки ты из меня выпьешь, пока женишься...

Какие это, интересно, соки? Хотя, понятно какие. Иногда, возвращаясь из похода по магазинам, я встречался на лестнице с вежливым бородатым господином в кожаном пальто. Он справлялся о моем самочувствии, словно приходился мне заботливым родственником. Через минуту с улицы доносился рев "БМВ".

Мадам Еписеевой пришлось сказать, что квартиру я сдал за назначенную сумму пожилой иностранке. Хотя Светка ("по дружбе", как заявляла она) платила гораздо меньше. Почти ничего.

- Но я же плачу не за целую квартиру! - удивленно говорила она. - А только за угол...

Мне приходилось изворачиваться и скрывать от Марии, что я получаю деньги еще и за курс преферанса в гимназии.