Словно в ответ на его жест в столовую вошёл Михаил.

– Утро, коллеги, – кивнул он, – о чём это вы тут?

– Обсуждаем своевременное наблюдение Сергея, – ответил Лев, – которое, вероятно, спасло нам жизни.

– Так-то оно так, – вздохнул Михаил, – но вы же понимаете, что это означает?

Мы со Львом переглянулись; Лев опустил взгляд.

– Понимаете, Сергей, – сказал Михаил, наливая себе кофе, – контактёр всегда, в обязательном порядке, должен быть учёным. У нас это почётное место занимал, как вы догадываетесь Семёныч. Но целью экспедиции не был контакт как таковой – он поехал, потому что была вероятность позитивного резонанса. Мы же должны были расследовать то, что произошло с группой строителей. А вы тут находитесь потому, что какие-то параноики в вашем штабе решили, что ситуация со строителями могла быть результатом работы диверсантов Западного блока. И это, конечно же, было большой ошибкой.

– Наши параноики оказались правы, – заметил я.

– Да. Вот только диверсантов мы обнаружили уже внутри Зоны, – вздохнув, ответил Михаил, – а дорогу сюда пробил военный, а не учёный. Со всеми вытекающими.

– О чём это он? – растерянно спросил я у Льва.

Лев вздохнул. Неодобрительно посмотрел на коллегу. Потом всё-таки ответил:

– Огромное значение для получения информации имеет направленность личности контактёра, – ответил он.

– Он получает то, что на самом деле хочет, – продолжил Михаил, – учёный – знания. То, что может получить военный, можно себе представить…

– У нас нет точных данных, в Японии эта информация строжайше засекречена, – добавил Лев, – но те разрозненные кусочки данных, что до нас дошли, говорят однозначно: контактёрами должны быть мирные люди. Иначе последствия будут…

– Но постойте! – перебил я, – все страны используют полученные знания для создания оружия! Это прежде всего! Не проще было бы…

– Знания – это не только технологии, – в свою очередь перебил меня Лев, – это ещё и, скажем… этическая система. Понимаете?

Кажется, я действительно понял.

– И мы попали в тот вариант Зоны, который нужен военному. А не учёному, – добавил Лев.

– Но почему? Нас ведь было поровну! Военных и учёных.

– Вот эта ерунда с башнями, – грустно улыбнулся Лев, – такое учёному точно не доступно.

Запасов снотворного на борту было всего на два дня. Небольшой блистер на двенадцать таблеток.

На второй день мы решили попробовать реализовать план Льва и выбраться обратным ходом в точно синхронизированное суточное время. Для этого пришлось даже залезть в логи навигационных систем. Странно, почему мне это не пришло в голову раньше: теперь я знал, когда именно был потерян сигнал Глонас. Оказалось, всего за двадцать минут до снайперского выстрела, который оборвал жизнь Мыхалыча. К сожалению, инерциальная система не включилась автоматически – не были выставлены нужные настройки. Поэтому оставалось рассчитывать направления, ориентируясь на угол сближения с берегом и на Солнце.

До старта было несколько часов, и у меня появилась мысль ещё раз осмотреть «руины». Научники отговаривали от этого – мол, невозможно предсказать логику объекта, последствия могут быть любыми. Но я всё равно решил ехать. Любое наблюдение, любая информация сейчас могла быть очень ценной. Тем более, что группа противника точно занималась изучением этого объекта. Вот бы понять, что именно они рассчитывали там обнаружить до того, как их поглотила Аномалия.

Со мной поехал Михаил. Кажется, Лев был не против к нему присоединиться – но снегоход троих бы точно не выдержал. Михаил и без того заметно перегрузил машину, учитывая его сложение: скорость упала, маневрировать стало тяжелее.

Визуально казалось, что «замок» находится довольно далеко. Несколько километров точно. Но доехали мы минут за пять и, когда я посмотрел назад, то обнаружил, что наш вездеход стоит подозрительно близко. Я хотел было поделиться своим наблюдением с Михаилом, но он уже успел слезть с сиденья и неожиданно проворно для человека своего сложения карабкался по «руинам».

Я заглушил двигатель и пошёл вслед за учёным.

По сравнению с предыдущим визитом это место заметно изменилось. Причём дело было не только в новой башне, которая, к тому же, оказалась выше трёх других – сама площадь «руин» вроде как расширилась. Стало больше разрушенных коридоров, галерей. Появились основания стен, соединяющих башни – причём они были довольно высокими, кое-где превышали человеческий рост.

Всё внимание Михаила захватила новая башня. Он ходил вокруг, делал какие-то измерения лазерным дальномером, ставил датчики. Я же решил пройтись по галереям.

Спрыгнув с одной из полуразрушенных стен, я двинулся вдоль коридора, соединяющего башню. Если предположить, что когда-то «руины» могли быть настоящим замком, этот коридор соединял бы башни на подземном уровне, под стенами. Возможно, даже выходил бы за их периметр – создавая тайный проход из твердыни.

Под слоем снега была твёрдая поверхность. Никаких осадочных отложений. Я чувствовал это ботинками. Опустившись на корточки, я расчистил часть коридора ладонью. Снега было совсем немного – может, сантиметров десять-пятнадцать, что само по себе удивительно. Но под ним нашлось нечто ещё более странное. Настоящая брусчатка. Вытесанные камни, плотно подогнанные один к другому.

Хмыкнув, я поднялся, и пошёл по галерее дальше. Проход упирался в полуразрушенный дверной проём, за которым виднелись ступени, ведущие куда-то вниз, под землю. Я собрался было пойти дальше, но тут услышал крик Михаила:

– Сергей! Сер-ге-ей!

– Да! Я здесь! – крикнул я в ответ и быстрым шагом пошёл обратно, к башне.

Выбравшись из галереи, я подошёл к учёному, который ждал меня с планшетом в руке. Глаза умника возбуждённо блестели.

– Думаю, нам следует вернуться к вездеходу, – сказал он, демонстрируя какие-то графики на экране планшета, – наблюдается очень странная геомагнитная активность. Посмотрите, нарастающая амплитуда и энергия. Возможно, эту активность провоцирует наше присутствие… я бы не стал рисковать.

С сожалением глянув в сторону галереи, которая так и осталась необследованной, я согласно кивнул и сказал:

– Возможно, вы правы. Рисковать сейчас не стоит.

Ехать задним ходом, точно следуя курсу, на многосекционном вездеходе вручную, наверное, было бы нереально, несмотря на камеры заднего вида. Но, к счастью, мне удалось настроить круиз-контроль на нестандартный режим работы. И в точно заданное время мы двинулись в путь.

К закату погода сильно испортилась. Пурга мела сплошной стеной. Учёные сочли это хорошим знаком: по их мнению, переход через границы Зоны с высокой вероятностью должен сопровождаться эффектами выброса энергии, которые могут проявляться и в виде атмосферных явлений.

Я смотрел на экран, где отображалась информация о спутниках Глонасс в зоне видимости. Любая регистрация контакта означала бы, что нам удалось вырваться, но таблица, как и прежде, оставалась пустой.

Время приближалось к полуночи. В конце концов, я попросил Ивана активировать ручной терминал – вдруг встроенная антенна, и правда, вышла из строя? – но нет. Ошибки не было. Мы всё ещё были внутри зоны.

За полчаса до полуночи я решил остановиться. Очевидно, попытка была неудачной, и дальше рисковать не следовало.

Как только я отключил трансмиссию, пурга вдруг прекратилась. Сквозь лобовое стекло я видел, как стена снега отступает куда-то в ночь, открывая вид на звёздное небо. А на экранах камер заднего вида было море, в пенных барашках, белеющих в свете ущербной луны. Мы остановились в каком-то десятке метров от обрывистого берега.

Вздохнув, я снова активировал трансмиссию и отъехал от обрыва метров на сто. После этого спустился вниз, где ждали учёные, и раздал снотворное.

Пробуждение на второй день вышло более лёгким. Возможно, организм начинал привыкать к снотворному. Или же я сам психологически адаптировался к экстремальным условиям и смог должным образом настроиться. Как бы то ни было, я выспался.