«И что?»

Серёжа схватил портфель и направился в свой класс, не оглядываясь и не топорщась в пол. За его партой уже спал Кирилл, видимо, не один он сегодня не выспался.

— Алёша, вставай, урок щас начнётся.

— Ага-ага, конечно. Дай мне буквально *зевок* минуту.

— Чел, препод уже пришёл.

— А, да?

Кирилл резко поднял свою голову, глуповато озираясь по сторонам с красным пятном на лбу.

— Не выспался сегодня?

— Да, в доту играл.

— С кем?

— Да ни с кем, ты ж знаешь, я шизик.

— А у тебя вообще есть друзья в доте?

— Мужик, чё-то ты не туда ведёшь. Что, твоя бизнес-встреча не увенчалась успехом?

— Это ещё мягко сказано.

— А чё произошло, ты всё-таки спросил про аниме, и она усомнилась в твоей гетеросексуальности?

— Да ты, я смотрю, гений юмора!

— Да ладно, я по приколу. Чё там было?

— Да я не знаю, если честно. Она просто игнорировала меня, избегала общения, так сказать.

— Ну сумку хоть достали?

— Да, мы дошли до места, и она сказал мне идти.

— Ты чё, лопух, ты сам не достал?!

— Я предложил несколько раз, но она настояла на своём.

— А ты не думал, что у неё там может какая-нибудь депрессия, а ты просрал такой хороший момент. Надо было полезть за ней, может она бы и проявила к тебе хоть какой-то интерес.

— Думаешь, у неё случилось что-то?

— Ясен пень! Нахера так себя вести, если ты в хорошем расположении духа?! Проверь её на перемене, если выглядит радостно, думаю — даст тебе шанс.

— Тебе доверять опасно.

— Да ладно, просто спроси типа… Эм. «Привет, так что, достала сумочку?»

— Да я уже видел, что на дубе её больше нет.

— Так это ж ахеренно, она, значит, сто процентов будет радостна, раз всё достала.

— А если грустной будет?

— Мужик, я тебе не пикап-мастер, думай сам. Если так хочешь, чтоб я им стал — плати мне деньги, думаю в цене сойдёмся.

— Спасибо, уж лучше в ютубе посмотрю.

— Чел… Я ж шутил, не смотри уроки пикапа, это та бездна, которую достигают только слишком отчаявшиеся люди.

— Тебе-то откуда знать?

— Ясно, это разговор в никуда, иди короче на перемене и спроси её, не думаю, что она будет окружена десятью накаченным неграми, вышками со снайперами и сторожевыми псами.

— Ладно, схожу, только хватит так отвратительно шутить, точнее высирать какую-ту дичь, которую ты расцениваешь как шутку.

— Обязательно, но только после тебя.

— Да пошёл ты.

— Всё, давай уже хоть чё-то делать, мы всё-таки на уроке.

— Точно.

Они взялись за ручки и уставились на доску, на которой ничего не было кроме одной надписи. И это была «Самостоятельная работа».

— Мы проговорили 20 минут самостоялки?

— Какой же ты баран.

— От барана слышу, давай срочно писать.

Оставшаяся половина урока прошла в суете и отчаянном списывании, так что к перемене из класса выкатилось два почти бездыханных, но довольных тела, переминая дохлыми ногами до туалета.

— Нормас, конечно, заспидранили мы с тобой самостоялку.

— Чего?

— Серёг, ты не знаешь слово «заспидранить»? У тебя в край макуха поехала?

— Не слышал.

— Короче, быстро что-то сделать, это из игр, как ты… Точно, ты ж только в кружки свои долбишься.

— Отвянь, заколебал, одно и тоже целыми днями несёшь, как тебе самому не надоело?

— Это ты скучный, у меня-то словарный запас безграничный. Йох! Ты ж должен был с Анной поговорить.

— Я, наверно, уже не успею.

— Мужик, 2 минуты всего прошло, давай, ловелас.

— Только знай, я пожалел об этом ещё до того, как это совершил.

— Удачи!

Серёжа зашагал вглубь коридора, продвигаясь вдоль портретов именитых учёных, нарисованных, видимо, здешним ИЗОшником. Школьники толпились тут и там, образуя лабиринт для не совсем уверенного юноши.

«Я не понимаю, зачем собираться именно в коридоре, и главное — пялиться по сторонам. Неужели нельзя просто с кем-то разговаривать, но нет же, сука, все норовят обернуться и посмотреть на меня своими самодовольными хлебальниками с какой-то гениальной мыслью. Если я буду отводить взгляд — я буду выглядеть чмошником, если буду пялиться им в лица — фриком, смотреть тупо вперёд — умственно-отсталым. Хотелось бы просто топорщиться в телефон, но я его, как на зло, оставил в классе. Всё скверно, как и всегда».

Он аккуратно перешагивал между кучками школьников, украдкой вглядываясь в лица толпившихся, пытаясь найти свою вчерашнюю собеседницу. Тем не менее, эти действия не приносили результатов, а лишь тянули как время, как и терпение Серёжи.

— Твою ж мать…

Самое злобное и неподконтрольное человеческое чувство — это злорадство. Оно настигает всех и каждого, так или иначе, оно постоянно настигает каждого человека. И даже сейчас, вместе с удивлением, сожалением, добротой Сергей Савинков ощутил злорадство.

Аня сидела на подоконнике, одиноко вглядываясь в экран телефона. Её ладошка слегка наклонилась вниз под весом гаджета, так что даже невооружённым взглядом было видно, что её телефон выключен.

Тем не менее, она угрюмо пялилась на него, не сводя замерзшего печального взгляда.

«Предсказания Кирилла как всегда верны, что ж мне делать?»

Он отошел в сторону, спрятавшись тем самым за небольшой компанией парней, обсуждающих ответы на какую-ту контрольную.

Аня была в школьной форме, её волосы были также распущены, а под глазами, если очень тщательно приглядеться, можно было заметить слегка тёмные бежевые пятна, будто они пытались превратиться в чернильные мешки, но не решались на этот поступок. Но, что самое удивительное, вместо сумочки у неё был черный кожаный портфель, больше подходящий для армии или полиции.

Это ввело Серёжу в замешательство, но всё же подарило тему для разговора. Он быстро к ней подошёл, попутно вытерев снова забытую воду на лице.

— Привет. Достала вчера сумку?

— Да.

Она говорила всё также сухо и холодно. Она вовсе не меняла тембр голоса, он оставался тягуче нежным и успокаивающим, но в нём не было никакой энергии, даже самого малейшего намёка на увлечённость.

— Решила не брать?

— Да.

Аня не отводила взгляда от экрана, лишь иногда приподнимая голову в знак приличия.

— Ладно… Я тогда пойду, рад, что смог тебе помочь.

— Да, спасибо.

Серёжа продержал нейтральное выражение лица и, развернувшись, натянул на свою рожу унылую и безнадёжно потерянную гримасу.

Снова огибая повороты человеческого лабиринта, он добрался до своего класса и окунулся головой в парту.

— Ну чё, сходил?

— Меня снова заигнорили.

— Да сука, у неё там траур что ли? Я бы ей личико разукрасил, паскуда, как можно так с людьми общаться?

— Не, ей реально грустно было.

— Хер там плавал, я тебе не верю. Лучше сам посмотрю, переговорщик херов.

— Эх… Делай что хочешь.

Разъярённый Кирилл начал рисовать в воображении его жёсткий и гневный разговор с грубой Аней, а Серёжа погрузился в спокойный незапоминающийся сон.

Прошло 45 минут, и Кирилл уверенно вышел из класса, забыв разбудить Серёжу, который продолжал уверенно спать.

С дерева на дерево перелетали облезлые и промерзшие вороны, так и не привыкшие к зимнему холоду, с веток сыпался снег, в то время как с молочных туч сочился лишь тусклый свет.

«Мне нравится зима. Мне нравится весна. Мне нравится осень. Но мне не нравится лето. Почему? Наверно, из-за комаров, жары, обилия людей, нарушения привычного графика, глупых поездок с родителями и даже солнца. Действительно, можно ли сравнить солнце с человеческими проблемами. Идти наперекор — глупо, исчезает оно лишь время от времени, остаётся лишь отвернуться от него, стараться не замечать, найти тенёк. Пусть в нём будет тесно, влажно, холодно, одиноко, но тебя не будет нагнетать солнце. Ещё бы найти тенёк. Он ведь падает от чего-то большего. К примеру, дуба».

Резкий лучик света проник между стёкол и впился в левый глаз полусонного Серёжи, заставив его оторваться от парты.