Но только мы взялись за ложки, не успев даже попробовать борщ, как вдруг с верхнего этажа через окно посы-пался мусор и приземлился прямо к нам на стол, в тарелки.

Не помню, говорила я вам или нет, наша мама была в интересном положении – на седьмом месяце беременности. И поэтому всякие волнения ей были противопоказаны. О том, что маме нельзя волноваться, мы прекрасно знали и поэтому старались с сестрой как можно меньше её расстраивать и как можно больше радовать: Юля своими успехами в школе, а я своим послушанием (я была очень хулиганистым ребенком).

Свою маму мы очень любили (и любим до сих пор), ведь она у нас очень добрая и красивая. В том, тысяча девятьсот семьдесят шестом году, она была небольшого росточка, довольно-таки стройной, несмотря на небольшой животик, выпячивающийся вперед.

Волосы у нее были густые и длинные (аж до колен) каштанового цвета. Глаза у нашей мамы зеленовато-карие, точь-в-точь как сейчас у моего сына Руслана и моей племянницы Сабины, дочери Юлии. А кожа у мамы была белая-белая – на зависть соседям. В общем, наша мама была очень красивой женщиной.

Так вот, наша красивая беременная мама вскочила из-за стола, при этом чуть не упав. Мы тоже повскакивали со своих мест и, молча, вопрошающе смотрели на неё.

– Так, девочки, быстренько уберите это со стола, только не трогайте тарелки с борщом, обожжётесь, – сказала она. И пошла по направлению к прихожей.

– Мам, ты куда? – испуганным голосом спросила я.

Ничего не ответив, она вышла на лестничную площадку.

Я побежала за ней. Открыв дверь, я увидела, что мама поднимается по лестнице, тяжело дыша и держась за перила.

– Мама, – уже плача, говорила я. – Вернись, не уходи.

Но она ничего не отвечала. Подойдя к лестнице, ведущей на третий этаж, я услышала пронзительный звонок, затем раздался глухой женский голос.

– Кто там?

– Откройте, пожалуйста, это ваша соседка, живущая этажом ниже, прямо под вами. Мне нужно с вами поговорить.

– Ну, что вы хотели? – раздался грубый женский голос.

– Я хотела, чтобы вы прекратили это безобразие!

– Какое безобразие? – грубо ответила женщина.

– Вы опять вытряхиваете свои половики прямо с балкона! Вас же уже предупреждали, чтобы вы этого не делали!

– уже кричала мама. – Весь ваш мусор сыплется к нам на балкон!

– И что? – тупила соседка с третьего этажа.

– А то, что… ой-ой-ой! – закричала мама.

Вдруг я услышала звук закрывающейся двери.

– Мамуля, что с тобой? – кричала я снизу.

Тут выбежала Юлька.

– Где мама? – спросила она.

– Там наверху, – продолжая реветь, ответила я. – Она ойкала, ей, наверно, больно.

Больше ничего не говоря мне, Юля пошла наверх. Я за ней. Поднявшись на третий этаж, мы увидели, что наша мама еле стоит на ногах, тяжело дышит и плачет.

– Мама, что с тобой? – слегка приобняв её, спросила я.

– Тебе больно?

– Ничего страшного, сейчас мы спустимся к себе в квартиру. Ой! – опять вскрикнула мама и, закрыв глаза, стала опускаться на пол.

– Мамочка, родненькая, вставай! Пошли домой! – кричала я сквозь слезы, таща мать за руку.

– Хватит, замолчи! – закричала на меня сестра.

– Стой здесь, около мамы, и никуда не уходи!

– А ты куда? – уже навзрыд ревя, спросила я.

– Я позвоню докторам, чтобы приехали и помогли нашей маме. Поняла? – всё также на повышенных тонах сказала Юля.

Видя, что я не успокаиваюсь и вовсю плачу, она молча подошла ко мне и, обняв, уже спокойнее и даже ласково, сказала мне:

– Не бойся, стой здесь и жди, когда я вернусь!

– Ладно, – ответила я уже убегающей вниз сестре.

– Алло, скорая? – раздался внизу голос убежавшей

Юльки. – Нашей маме очень плохо, она потеряла сознание.

Потом я слышала, как сестра называла мамины паспортные данные и наш адрес.

– Да, да, наш дом находится рядом с метро «Нефтчиляр», – продолжала сестра.

Устав стоять, я присела на корточки, всё так же держав мамину руку и целуя её.

– Алло, здравствуйте! Это интурист? Позовите, пожалуйста, Душина Витю! – говорила Юлька.

– Алло, Витёк, приезжай быстрее! Маме плохо! Да, скорую я уже вызвала! Мы ждем тебя!

Вдруг снизу я услышала скрип открывающейся двери и чьи-то голоса.

– Ты уточнил, на каком они этаже, – спросил женский голос.

– Да, на втором, – ответил мужской.

– Паша, давай быстрее! – кричала женщина.

Всё также сидя на корточках, я услышала приближающийся топот ног.

– Мама лежит там, этажом выше – сказала Юля.

– Одна?– спросил женский голос

– Нет, с ней моя сестра, – ответила Юлька.

– Пойдёмте наверх, – скомандовал всё тот же голос.

Повернувшись к лестнице лицом, я увидела, как поднимаются люди в белых халатах: одна женщина и двое мужчин, в руках последних – носилки. И, протискиваясь между ними, поднимается моя сестра.

– Вот они, – сказала Юлька, указывая на нас.

– Так, девочка, отойди, не мешай, – сказала мне женщина в белом халате, отодвигая меня рукой в сторону.

Женщина стала осматривать маму, нащупав у неё пульс и, смотря на часы. Она, вероятнее всего, считала частоту пульса. Доктор скомандовала своим коллегам:

– Так, осторожно кладите её на носилки и несите вниз в машину.

Положив носилки, мужчины стали аккуратно поднимать маму и укладывать её на них. Когда они её переложи-ли, мы с сестрой увидели лужу красноватого цвета.

– Ой, это что, кровь? Что, наша мама умерла? – начала опять плакать я.

– Нет, нет, девочки, не бойтесь! Всё хорошо! Ваша мама

жива! Сейчас мы её заберём с собой, немного полечим, и она опять вернётся домой.

– Это правда, тётя доктор? – спросила я, утирая слёзы.

– Конечно, правда.

– Девочка, подойди, пожалуйста! – сказал врач, стоявшей, как истукан, Юльке.

– Вы взрослым кому-нибудь сообщили о том, что случилось?

– Да, – ответила сестра.

– Вот, возьми, пожалуйста, вот этот телефон, по которому вы узнаете, в какой больнице и в какой палате будет лежать ваша мама, – сказала она, протягивая бумажку Юльке.

– Я думаю, что её поместят в Шаумяновскую больницу.

– В общем, звоните, – сказала женщина, спускаясь по лестнице на наш этаж.

– Да, девочки, обернувшись, сказала она, – спускай-тесь оттуда, заходите в свою квартиру, закрывайтесь и чу-жим никому не открывайте. Хорошо? – спросила она.

– Да, мы уже заходим домой, – ответила ей моя сестра.

Мы зашли в квартиру, закрылись на все запоры, молча направились в гостиную и сели на диван. Юлька сидела молча, глядя, не отрываясь, в одну точку. Что касается меня, то я тоже сидела молча, только периодически смахивала своей маленькой ручкой огромные слёзы, скатывающиеся по моему лицу. Так мы просидели, не знаю сколько. Вдруг раздался звук открывающегося замка. Мы тут же, как по команде, вскочили с дивана и побежали в прихожую. Дверь открылась, и на пороге появился наш отчим.

– Витёчек, родненький, – закричала я и кинулась к нему.

– Мама, мама, – кричала я плача.

Он взял меня на руки.

– Что случилось? – спросил он, обращаясь к моей сестре.

В общем, Юлька Витьку всё рассказала: как мы сели обедать, как нам испортили этот обед, как мама пошла наверх разбираться с соседкой, после чего маме стало плохо, как приехала скорая и увезла её.

– Вот, возьми!– протянула Юлька отчиму бумажку.

– Что это?– спросил он.

– Это телефон, по которому можно узнать, где наша мама лежит, – уже ответила я за Юльку, хлюпая носом.

– Так, Юля, принеси, пожалуйста, мамины вещи, – сказал отчим.

– Это, которые лежат в спортивной сумке? – спросила она.

– Да, и паспорт её найди, – сказал он, спуская меня с рук.

Спустя минуты две Юлька пришла в прихожую, еле

таща большую спортивную сумку.

– Вот, всё готово, – сказала она, пыхтя и опуская сумку

на пол.

– Вот и ладно, не переживайте, – сказал отчим и, нагнувшись, поцеловал меня в макушку.