Она повертела в пальцах синенький цветочек фиалки, бросила под ноги:
– Нам не сюда.
Забрала у Рики фонарик. Пошла дальше вдоль стены, скребя каменную черноту иглой света. Остановилась:
– Здесь.
Еще одна дверь. Такая же, как предыдущие. На взгляд, ее не открывали последние полвека. Рики потянул створку за повисшую на одном гвозде ручку, проржавелую, шершавую. Что-то упало на землю. Луч зажатого в женской руке фонаря метнулся следом, высветил смятый желтый цветочек: пять лепестков, длинное жало пестика, такие растут повсюду на кустах. Он забыл, как они называются: гибискус, вроде. Его подруга Карма – большой знаток ботаники – постоянно рассказывала что-то о нарциссах, астерискусе или лаванде. Он слушал, кивал с полуулыбкой, но не запоминал. Пустое.
Дверь открылась беззвучно, несмотря на свою толщину и визуальную тяжесть. Рики тронул мощную старую петлю, растер в пальцах, поднес к носу: ясно – машинное масло. Но как Чико угадала, что им нужна именно эта дверь? Или она знала? Знала? Знак? Цветочек? Вспомнилась детская игра. Где и когда он играл в нее? Неважно. «Я садовником родился, не на шутку рассердился, все цветы мне надоели, кроме… – едва слышным эхом прозвучал в голове детский голос. Кроме гибискуса? Или как там его.
Они вошли, тщательно закрыв за собой дверь. Если кто-то идет следом, незачем приглашать его к игре. Забрав у Чико фонарик, он подкрутил его – луч стал менее ярким, но более рассеянным. Окна здесь отсутствовали, и, если бы не это крохотное светило, мрак в нешироком затхлом коридоре был бы полным. Идти можно было как вправо, так и влево. Разделиться не получится: одному придется остаться в абсолютной темноте. Но раз Чико нашла вход, пусть определит и маршрут. «Ей виднее», – подумал Рики и мысленно усмехнулся этому неприложимому к окружающей тьме слову. Трудно предполагать, что они первыми посетили заброшку. Конечно, сюда наведывались «следопыты», скорее всего подростки – предаться радостям бытия подальше от надзирающего ока взрослых. Стены коридора были расписаны неизвестными художниками, предпочитавшими творить с помощью баллончика краски. Луч фонарика выхватывал нечитаемые «руны», какие-то вампирские рожи или просто геометрические фигуры, наложенные друг на друга, переплетенные то ли в конвульсиях, то ли в совокуплении.
– Туда, – Чико махнула влево.
Коридор вывел их в гараж. Кроме как гаражом, этот зал не мог быть ничем. Тут были выездные ворота, запертые, Рики проверил, и пара колымаг, на спущенных колесах. Рыжий микроавтобус и зеленый грузовичок-фургончик, оба годов шестидесятых прошлого века, с некогда милыми харизматичными мордахами, а ныне без лобовых стекол, с битыми фарами, замусоренными, покоцанными сидениями. Чико сразу метнулась к микрику, открыв дверцу: «Свети, давай!» – стала шурудить в бардачке, разгребать пивные банки, чипсовую упаковку и, бог весть, какой еще хлам. Рики не задавался вопросом: что она ищет, и уж тем более не собирался спрашивать об этом прямо сейчас. Что-то едва слышно щелкнуло. На самой грани слуха. Но он услышал, и сжал плечо напарницы. Она подняла глаза. Он приложил палец к губам. Шелест. Где-то в коридоре, из которого они вышли сюда. Крыса? Возможно. Человечьи шаги? Пожалуй. Кто-то идет, стараясь не издавать не звука. Но мусор под ногами не дает ступать абсолютно беззвучно. Фонарик потушен. Две фигуры шмыгнули под ржавое брюхо древней машинюшки. Застыли, почти не дыша.
В проеме заплясал свет, потянул черные изломанные тени, закружил их, бросил на стены. Кто стоял за фонарем не разглядишь, особенно если смотреть, лежа щекой на бетонном полу, да еще прямо из-за колеса микрика. Неизвестный постоял на пороге, прислушиваясь, обошел гараж – шаги прохрустели в сторону фургончика, клацнула дверца, что-то просыпалось на пол, потом звук приблизился, свет языком потянулся к микроавтобусу. Еще немного и он нырнет под него, выхватив два человеческих силуэта.
Остановился. Свет метнулся вверх, наверно, тот, с фонарем, заинтересовался содержимым салона. Качнулся борт – пришелец влез в салон, завозился там. Выпрыгнул, снова уронив световой круг себе под ноги. Прямо перед носом Рики прочно уперлись в пол два желтых тимберлендовских ботинка. К правому прилип лепесток давешнего гибискуса, сорванного Чико с входной двери. Крохотная золотая монетка на замшевом боку башмака. Этот пришелец шел за ними. Или параллельно? Как и они, искал Мики? Возможно, это Персик, которому девчонка из гостиницы сказала про сигареты «Кавалинью».
Потеряв интерес к гаражу, Персик, если это был он, двинулся по коридору обратно. Затаившиеся под автомобильным брюхом выдохнули. Но вылезать, а тем более убираться с фабрики не спешили. Мало ли, вдруг пришелец еще там, снаружи, поджидает в темноте. Выбравшись, наконец из-под микроавтобуса, они сели прямо на замусоренный пол, прислонившись спинами к сдутому колесу.
– Посмотри. Под колесом лежала, – шепотом сказал Чико, протягивая маленькую бумажку.
Рики включил фонарик, наведя свет на ладонь женщины – визитная карточка. Темно-синяя картонка с белым силуэтом кирпичной арки и надписью: «Rés Vés Restaurante»3, дальше адрес и телефон для заказа столиков. Карточка была новой и чистой, никак не скажешь, что она валялась тут годами.
– Это все, что ты нашла?
– Не совсем. Есть еще кое-что. В бардачке было.
В ее руках оказался карманный блокнотик с парой волнистых попугайчиков на обложке. Вот блокнот был мятым и потертым, его явно таскали в джинсах. Знаете, такой характерный изгиб, приобретенный в заднем кармане. Подсветив, Рики пролистал книжицу: страницы торопливо исписаны, буквы – кириллица. Болгарский? Пару раз бросилось в глаза уже знакомое: «Rés Vés».
– Что тут? Переведешь?
Возможно, темный заброшенный гараж – не самое подходящее место для чтения, но ему казалось, что время терять незачем, не сидеть же во мраке просто так.
– Сначала сама посмотрю, – она явно не хотела пересказывать все написанное.
Минут через десять она закрыла блокнотик. Держа в левой руке, задумчиво похлопала им по губам, вздохнула, откинула голову, опершись затылком о ржавый диск колеса. Собиралась с мыслями. Рики не торопил ее. Думает, какой информацией поделиться, какую придержать? С одной стороны, правильно: она – босс, а он лишь пенсионер. С другой: она попросила у него помощи, и пытается использовать его в темную? Это его не устраивало.
Но начала она совсем с другого. Голос ее был рваным: то говорила спокойно, то начинала частить, будто стараясь побыстрее проскочить неприятный момент – как горная река – и несколько печальным:
– Знаешь, Рики, я бы ни за что сюда не приехала, если бы не этот маленький паршивец. Если бы не пришлось его спасать. Любая другая причина, и я осталась бы дома, хоть провались все. Из квартиры бы не вышла. Я и не выхожу. Уже пять лет. Ни в магазин, ни в театр, ни в кино. Агорафобия. Слышал? Боязнь выйти из зоны комфорта. А для меня эта зона – моя квартира. И все, дальше, за окном, за дверью – ничего нет. Поэтому я и написала тебе. Больше некому. А в одиночку мне никак.
Она повернула к нему голову, рассеянный свет фонарика заплясал в ее глазах, на мгновение они полыхнули синим огнем газовой конфорки.
– И очень хорошо, что ты такой… – «старый», – услышал он, – надежный. С тобой я справлюсь.
Она помолчала, непрестанно крутя в пальцах книжечку с попугаями на обложке, и продолжила уже более деловым тоном:
– Мики кое-что нашел. Первый агент сбросил ему информацию, а дальше он сам покопался. Успел между двумя смертями. Но информацию мне не передал, побоялся, что отследят канал. Поэтому набросал в этом идиотском блокнотике. Почерк у него, как у курицы, в темноте я не все разобрала. Но главное вот что: этот идиотский институт не только сам денежки получал, но и много чего финансировал. Денежные потоки у него весьма интересные. Ну с научными проектами – понятно. Закупка всякого-разного барахла со всего мира – тоже. Но! Вот скажи, где исследовательский центр и где прачечная? Есть связь? Воот! Орегонцы постоянно финансировали какую-то идиотскую сеть прачечных в Румынии на Украине. Еще сеть автомоек в Казахстане, дешевых столовок в Уганде, ну и еще кое-где в третьем мире.
