Будьте здоровы и благополучны.

Искренне любящий тебя,

Андрей Голицын.

#

Случайностей не бывает?

Сент-Женевьев-Де-Буа, 2013 год

Смеркалось, вдоль дороги бледно светили редкие фонари. Был тот час вечера, когда все добропорядочные граждане сидели за семейным ужином, вернувшись с работы-учёбы, а время любителей ночных развлечений ещё не настало. Всякое движение на дорогах и тротуарах маленького парижского пригорода почти прекратилось.

Спрыгнув с кладбищенской ограды, я побежал вдоль шоссе, стараясь держаться вплотную к стене и лихорадочно соображая на ходу, что делать дальше. Сзади послышался шум мотора – откуда? только что была пустая дорога! – я оглянулся на бегу. Маленький “Ситроен” резко затормозил, пассажирская дверь рывком распахнулась, оттуда выглянула лохматая девчонка и крикнула по-французски:

– Мсьё, может подвезти?

Не раздумывая, я запрыгнул на сиденье и машина рванулась, набирая скорость. Я еле успел захлопнуть дверь.

– Спасибо!

– Да не за что. Там какие-то люди лезли через забор, это за тобой? Чего ты натворил? – любопытно спросила девчонка, ухитряясь смотреть одним глазом на меня, а другим на дорогу.

– Без понятия! Первый день как приехал сюда, пришел повидать знакомого, а тут, откуда ни возьмись… Твою ж мать, сходил за хлебушком, – пробормотал я по-русски.

Девчонка удивилась:

– Ты шел в булочную и на тебя напали?

Я повернулся и, наконец, рассмотрел её. Не такая уж и девчонка, лет двадцать пять, растрепанные белые волосы, возбужденно блестящие глаза.

– Какая еще булочная?… А! Не обращайте внимания, непереводимый фольклор. Стоп, вы по-русски понимаете?

– Немножко понимаю, – кивнула она. – Я с туристами работаю, русских много приезжает, так что хочешь-не хочешь, а выучишь. Но давай лучше на французском, ты хорошо говоришь.

– Ладно, – я потер лицо, посмотрел на руки. В быстро мелькающих полосах света от фонарей рассмотрел, что левая вся в темном и липком. Я осторожно потрогал ухо. Ерунда, царапина, по касательной задело.

– Что там у тебя, покажи? – она повернулась, даже не подумав снизить скорость. Полосы фонарного света давно уже слились в непрерывный стробоскоп. – Ого! Сильно болит? Потерпи немножко, скоро приедем, заклеим.

– А куда мы едем-то? – спохватился я.– Спасибо, конечно, большое, но вы меня лучше высадите где-нибудь здесь.

– Ага, “высадите”. И далеко ты уйдешь, такой прекрасный собой, да еще не местный? Сам подумай – район тебе незнакомый, по темноте у нас тут банды всякой шпаны гуляют, полиция еще набежит сейчас, а тут ты, весь из себя подозрительный, в кровище. Загребут и разбираться не станут, кто там на кого напал. Понимаешь, да? – она проскочила пустой перекресток на красный. – Я живу рядом, зайдешь, хоть умоешься.

Я немного подумал и решил, что совет дельный. Царапину и правда надо хотя бы заклеить. И грязную майку переодеть. И понять, что это такое было! Хотя забавно, конечно, что такая соплюшка строит планы по его спасению. И кстати…

– Спасибо за помощь. Вас как зовут? Меня Александр.

– Александер? А попроще никак? И почему ты мне “выкаешь”, я что, так старо выгляжу? Или ты такой сноб? Хотя вроде не похож, – она оценивающе скользнула по мне взглядом. – Я Иза. Вообще-то Изабель, но не люблю. Звучит напыщенно, как в кино. Так что просто Иза.

– Можно и попроще, друзья зовут Санчес, – еле вклинился я в её бойкую болтовню. Сложно так с ходу перейти на “ты” с незнакомым человеком и мне пришлось сделать над собой ощутимое усилие. Выглядеть снобом решительно не хотелось, а у французов с “ты” и “вы” и правда все намного проще, чем у нас. – Слушай, Иза, говоришь, видела этих людей? А они тебя?

Иза свернула в тихий дворик, остановилась у подъезда трехэтажного дома. Немного подумав, рассудительно сказала:

– И они меня, наверное. Я еще затормозила около них, рассмотреть, что там такое. Я на Русское кладбище группы часто вожу, обычно там вечером все закрыто и пусто. А тут еду, трое копошатся у калитки и на меня уставились так нехорошо. Ну я и рванула оттуда, еще не хватало во всякое дерьмо влезать. А потом смотрю – ты бежишь, а эти через ограду уже лезут… – она выбралась из машины, прихватив с заднего сиденья спортивную сумку.

– Ну, что, идём? Я здесь живу.

В квартирку Изы пришлось топать на последний, третий этаж. Я вошел в открытую хозяйкой дверь и быстро осмотрелся: в единственной большой комнате один угол оборудован под кухню, дальше широкое окно, балкончик с двумя стульями и пепельницей на ножке. Диван-раскладушка со смятыми простынями, рядом на маленьком столике остатки завтрака – одна кофейная чашка, одна тарелка. Больше рассмотреть не удалось, Иза за руку потащила меня в ванну. Сама смущенно сгребла в кучу развешанное на крючках белье и принялась рыться в аптечке.

– Давай сюда свою боевую рану, – она прижала мне к уху резко пахнущий спиртом ватный шарик. Надо же, и крови она не боится и шока от всей ситуации что-то не заметно. Может, еще не накрыло на адреналине?

– Шрам останется, наверное. Может тебя в госпиталь отвезти? Там бы зашили. А вдруг заражение? А вдруг столбняк?

Я зашипел, когда она прижала вату слишком сильно:

– Значит, остолбенею! Наплевать на шрам, само заживет. И я не понял, какой еще госпиталь, смеешься что ли? И кстати, мы где? В смысле, мы еще в Сент-Женевьев?

– Нет, это уже район Версаля, но это недалеко, а тебе куда надо?

– Надо сходить в одно место в Сент-Женевьев. И побыстрее бы…

Иза посмотрела скептически и я тоже перевел взгляд на себя в зеркало. Мда… Хорош. Ухо заклеено щедрой полосой пластыря, майка вся в подозрительных пятнах, на боку дыра.

– Точно сотрясения мозга нет? Куда тебе в таком виде… – Иза собрала в кучу окровавленную вату и обрезки пластыря. – Давай утром тебя отвезу, куда там тебе надо…

Я помотал головой: внутри перекатился туда-сюда громыхающий шар. В виске что-то стрельнуло и отдалось звоном в ухо. А почему бы и нет…

– Где-то тут рядом, я потом в сети поищу адрес. Ладно, если приглашаешь…

Иза удивленно остановилась на пороге ванной.

– Но-но, ничего такого, мальчики налево, девочки направо. Дружба, равенство, братство… Андестенд?

Я состроил разочарованную мину.

– Братство так братство…

– Майку большую я тебе найду, пойдешь в душ? Смотри, тут еще кровь и в волосах земля какая-то. Ты на земле что ли валялся на этом кладбище? Ой, слушай, – спохватилась она, глянув на часы, – поздно уже как, а мне еще маме звонить! Ты иди тогда в душ, а я на телефон.

– Ты все еще звонишь маме?

– У меня мама, видишь ли, тревожная очень, приходится. А что? Ты не звонишь?

Я покосился на Изу. Смешная такая балаболка, веснушки вон у нее на носу, как у маленькой. Маму любит.

– Нет, не звоню. Некому звонить. Я один давно.

Иза положила чистую майку на стул у двери, подождала пока из ванной не послышится звук льющейся воды и вышла с телефоном на балкон.

– Это я. Да, все в порядке, – приглушенно сказала она в трубку. – У меня смена объекта… Не уверена, но думаю, что следовали за ним.

Иза помолчала, внимательно слушая:

– Хорошо, продолжаю… У меня все.

#

В темном-темном лесу

Сент-Женевьев-Де-Буа, 2013 год

– Стой, куда?! Не стрелять! На стоянку, в машину!

Лысый разочарованно опустил “беретту” и обернулся:

– Шеф, уйдут же! Хоть я и засек, куда эта машина свернула, но…

– Наплевать, куда она свернула. Главное сейчас – свалить отсюда по-быстрому. Давай в машину, я сказал!

Трое бегом добрались до маленькой пустой стоянки в сотне метров от Русского кладбища, Лысый сел за руль джипа неприметного серого цвета. Со стороны центра города волнами наплывали приближающиеся полицейские сирены.