– Угу. – Дарья, заливая слезами воображаемую жилетку подруги, похлопала ладонью по боковому карману спортивных штанов.

– Достань, открой переписку с мужем и покажи мне, – велела я. – Не всю, а только ту часть, где угрозы и просьба вернуть удочки.

– Зачем? – Рёва правой рукой повозила по носу, а левую сунула в карман.

– Делай как сказано! – строго прикрикнула на нее Настя.

– Ну, вот тут всё. – Дарья передала мне мобильный.

Я внимательно просмотрела сообщения, вернула его хозяйке и попросила:

– Скриншоты сделай и пришли мне в мессенджер, Настя скажет номер. И хватит выть тут, как по покойнику, мы за твоего Митю еще поборемся. Всё, я спать, чего и вам советую. – И ушла с балкона, плотно прикрыв за собой дверь.

Весна весной, а по ночам еще холодно. Далеко еще до устойчивого тепла.

– Доброе утро! – Я позвонила Ирке ровно в семь часов.

– Это месть? – душераздирающе зевнув, с подозрением поинтересовалась она. – По Эдуарду Хилю? Чтобы день начинался и кончался тобой?

– Обижаешь, – посетовала я. – Не стала бы я опускаться до Хиля! Просто спешу проинформировать тебя. Я внимательно изучила сообщения, которые отправлял Дарье Покрышкиной ее муж…

– Где взяла?

– Попросила Дашу прислать мне скрины, не перебивай! Так вот, я изучила эти эсэмэски и пришла к интересному выводу. Конечно, я не эксперт, но все же дипломированный филолог, кое-какой лингвистический анализ провести могу, и знаешь что?

– Да говори уже! – Подруга окончательно проснулась.

– Там не одна рука автора!

– То есть? Автор не однорукий? Так мы и без этого твоего анализа знали, что Митина ущербность психическая, а не физическая!

– Ты не поняла! Я уверена, что сообщения писали два разных человека! Угрозы – один, а просьбу про удочки – другой!

– И почему ты так решила?

– Там совершенно разный эмоциональный тон, но это не главное. Угрозы, в отличие от послания про удочки, небезупречны по части грамотности. Тексты короткие, но в некоторых есть грубые ошибки: то «сдохнИшь», то «мерСкая», а главное – автор постоянно ставит восклицательный знак перед вопросительным, это, кстати, часто бывает, почему-то людям трудно запомнить подсказку: толстый и тонкий, – я сбилась на ликбез.

– А Тургенев тут при чем?!

– Чехов, а не Тургенев! Это у Антона Павловича есть рассказ с таким названием. «Толстый и тонкий», помнишь?

– Ну?

– Применяй это к знакам. Вопросительный – толстый, он ставится первым, восклицательный – тонкий, идет вторым. Понятно?

– Всё! Даже то, почему в телефоне Покрышкина нет эсэмэсок с угрозами: настоящий преступник их отправил – и сразу же стер, чтобы Митя о них не узнал! – радостно выдала Ирка.

– Вот и я так подумала. Если у настоящего преступника была возможность сначала отправить с телефона Покрышкина сообщение, а потом его стереть, да еще повторить этот цикл неоднократно в течение нескольких дней, то что это значит, как ты думаешь?

– Этот гад ошивался рядом с Митей!

– И при этом Покрышкин был не слишком внимателен, во всяком случае, телефончик свой не контролировал и за действиями гада не следил, – добавила я. – Соображаешь, какая картинка вырисовывается?

– Соображаю, что это они соображали на двоих! – Ирка выдала незатейливый каламбур. – Попросту говоря, пили до упаду Покрышкина. Значит, нам нужно найти постоянного собутыльника ревнивого мужа. Где он обитал после ухода из дома, на какой-такой дачке его взяли коллеги Лазарчука?

– Сейчас узнаю адрес у Дарьи, – пообещала я.

– Узнай. И собирайся, я заеду за тобой минут через сорок.

Откладывать дела в долгий ящик моей подруге не свойственно. Ирка примчалась даже раньше – успела за полчаса. Она вручила мне очередной осетинский пирог:

– Сегодня с капустой. – И тут же отняла теплую коробку, чтобы самолично отнести ее на кухню. На обратном пути подцепила меня под руку и утащила за дверь, которую я не успела закрыть. – Ну, что ты телишься, давай скорее! У меня на детективные дела всего час-другой, надо поторапливаться.

Поторапливались мы так, что летели, не обращая внимания на камеры, и на загородной дороге наверняка собрали пару штрафов за превышение скорости. Зато в нужный нам дачный кооператив «Весна» примчались уже в начале девятого и как раз застали массовый исход местных жителей на утреннюю электричку.

– Лучше бы, наоборот, вечером приехать, сейчас и побеседовать не с кем, народ на работу торопится, – посетовала я.

– Торопыги нам вообще не собеседники, – рассудила подруга, выбравшись из машины и искательно оглядевшись.

В далеко не элитном кооперативе никаких шлагбаумов и будок с охраной не имелось, и мы подъехали прямо к скромной дачке Покрышкиных. Ирка похлопала по облезлой лавочке под щелястым забором:

– Присядем. Подождем, пока пенсионеры на свежий воздух потянутся.

– Они вполне могут ограничиться собственными дворами, – возразила я.

– Не сегодня. – Подруга усмехнулась. – Вы не заметили на двери местного магазинчика приметное объявление, Ватсон?

– Я его даже не увидела, магазинчик был слева – с твоей стороны, – напомнила я.

– Верно. – Ирка кивнула. – И я успела прочесть: «Молоко бочковое – четверг, 8:30». А сегодня как раз четверг. Вот увидишь, сейчас мимо нас детишки и старички с бидончиками потянутся. Выберем наиболее адекватного на вид персонажа и заведем с ним разговор.

Нашей собеседницей снова стала бабуля.

Насчет ее адекватности я бы поспорила – оранжевая строительная каска не очень гармонировала с серым болоньевым плащом и черными калошами. Но бабка логично объяснила свой выбор головного убора, заметив, что мы смотрим на него во все глаза.

– Кажется, дождик собирается! – сообщила она, совсем как Винни-Пух. – А у меня зонта нет, дочка с им на работу утопала!

Сама бабуля утопывать не спешила. Она остановилась напротив нашей лавочки и, погромыхивая эмалированным бидоном с крышкой в заведенных за спину руках, покачалась с носков на пятки, блестя калошами:

– А вы чивой-то тута? Хозяев нема. Петровна померла давно, а Митьку, сына ейного, повязали на днях.

– Чивой-то? – спросила Ирка и вытащила из кармана пакет семечек. – Угощайтесь, бабушка.

Я скользнула на край лавки, Ирка придвинулась ко мне, а бабка заняла освободившееся место и подставила ковшик ладони, принимая угощение.

– Магазинные? – Она хрустко раскусила семечку. – Недожарили, ну да ладно… Вы Митьке хто будете?

– Ему никто, мы его жены знакомые, – честно сказала Ирка. А уже после соврала: – Хотели его с Дашкой помирить, поговорить приехали. Пропадет же мужик в одиночестве.

– Тю-у-у! Спохватилися! – Бабка мелко затряслась, засмеялась, как закудахтала. – Шо ему Дашка та, он и без нее не одинокий! Нашел уже себе компанию.

– Другую женщину завел? – расстроилась Ирка.

– Почему обязательно женщину? – Бабка помотала головой, во все стороны рассыпая блики от лакированной каски. – Компанию-то и мужик может составить, и собака, и даже попугай, особенно ежели говорящий.

– Мите-то зачем кто-то говорящий, он сам немой! – напомнила я.

– А послушать? Покивать согласно? Посмотреть выразительно? Не надо недооценивать немых, – укорила меня бабка.

Я стушевалась. Правда, что это я такая нетолерантная…

– Так с кем тут хороводился Митя? – Ирка потребовала конкретики.

– А с парнем, – ответила бабка и вдруг запела, притопывая ногами в калошах: – На зака-а-ате ходит па-а-арень возле дома моего, поморга-а-ает мне глаза-а-ами и не скажет ничего!

Голосок у певицы был слабый, но мелодию она выводила чисто. Я аж заслушалась. Даже каска в комплекте с калошами перестала казаться мне странным прикидом – артисты еще не так наряжаются…

Ирка очнулась первой.

– Так, погодите, уважаемая! – встряхнувшись, воззвала она к певице. – Значит, Митя встречался тут с кем-то. Что за парень, какой он?

– Ни разу не смогла его рассмотреть, – с сожалением ответила бабка, прекратив концертировать. – Хотя видела трижды, а то и поболе… Я вон там живу. – Она неопределенно махнула рукой. – Быстро не добежать, а в окошко много ли разглядишь? Парень высокий, плечистый. Одет как чучело, то есть как все они нынче: в мешковатые штаны и безразмерную кофту с капюшоном. Название еще у ей какое-то неприличное – хуми чи хуни?