20 ноября 1944 года село было окружено солдатами и отрядами полиции. Они обшарили каждый дом, подвалы, чердаки, риги, сараи, но никого из партизан так и не нашли.
Когда и эта акция прошла безрезультатно, в Зубржи были присланы тайные агенты. Они выдавали себя за партизан. Полмесяца бродили они по лесам. Затем из них остался в Зубржи только один. Он ходил по деревне, расспрашивал о партизанах и регулярно каждый день заходил в Зубржи на почту. Как-то вечером он пришел к ночному сторожу Йозефу Пеликану и попросил у него убежища, сославшись на то, что его послал Франтишек Голиш из бункера. Пеликан из осторожности отказал ему под предлогом, что у него нет места, и послал с ним свою дочку к Яну Цабу на пасеку в Зашове с просьбой укрыть его.
Рудольф Мичола, связной партизан из Зубржи, сообщил об этом штрамберкцам и привел их к Цабу. Партизаны позвали Цаба на улицу и сказали ему, что они подозревают в неизвестном тайного агента. Между тем пришел и этот человек.
Первый допрос партизаны провели прямо у Цаба. Неизвестный заявил, что он из группы майора Мурзина и послан, чтобы раздобыть пищу для партизан. Штрамберкцы хотели удостовериться в этом. Так как они не доверяли ему, то взяли его с собой в бункер. Дорогой они завязали ему глаза, чтобы не знал, куда его ведут. Группа решила привести неизвестного к Мурзину и убедиться в правдивости его слов.
На другой день к вечеру они дали ему рюкзак с продуктами на четыре человека и велели вести их к Мурзину. Они пошли в Дольни Бечву, где, по его словам, находился связной Мурзина, который доставляет партизанам одежду, обувь и другие необходимые вещи и, следовательно, должен знать, где теперь находится группа. Когда они подошли к Дольни Бечве, этот человек повел их обратно к Рожнову под Радгоштем, объяснив это тем, что перепутал дорогу. У гостиницы «Аэроплан» партизаны увидели две немецкие машины. Они снова вернулись к Дольни Бечве, и опять неизвестный повел их обратно.
Когда они еще раз были вблизи машин с немцами, их проводник бросился к фашистам с криком «Помогите!» и тут же был убит партизанами. Это был Карел Кендик из Хлумца на Цидлине.
Необходимо упомянуть о том, что при обыске в бункере партизаны нашли у него в сапоге список шестидесяти семи зубржских граждан. Тогда Кендик объяснил, что список составлен для партизанской группы с целью, чтобы ее связные могли обращаться по этим адресам и к этим людям.
Черным днем для Зубржи было 24 ноября 1944 года. В этот день около шести часов утра село было окружено густой цепью солдат. В деревню немцы впускали, а обратно не выпускали. Во всех домах начались обыски, и всех мужчин от пятнадцати лет и выше уводили в здание школы.
Тогдашний староста села Алоиз Перница рассказал о деятельности эсэсовца Франка следующее:
«Примерно в семь часов в канцелярию прибыли двое или трое эсэсовцев и спросили у меня список мужчин в селе. Такого списка не было. Поэтому они забрали всю сельскую полицейскую картотеку и отнесли ее в школу, куда должен был идти и я и привести туда учителя Иржи Перницу, поскольку тот вел эту картотеку.
В классе на втором этаже стояли четыре стола. За каждым сидели двое эсэсовцев и представители гестапо из Брно, из Моравской Остравы и других городов и кроме них еще человек, знавший чешский язык. Перед этим уже все село Зубржи было окружено войсками. Машины кроме находившихся в селе растянулись по главному шоссе на два с половиной километра… В восемь часов началась проверка. Жителей села, группами по десять человек, запускали в класс, где производилась проверка, — сначала к столу с полицейской картотекой, от него к другому столу для проверки удостоверения личности. Тут же наводились справки, почему человек не на работе. За справками обращались ко мне, как к местному жителю, знавшему здесь всех, и к двум местным жандармам. Тех, у кого документы не были в порядке или кто не мог доказать, что он работает, задерживали. Таких набралось десять человек.
В десять часов к школе подъехали шесть легковых автомашин. Из них вышли люди в форме и направились в здание школы. Они вошли в класс, где проходила проверка граждан. Среди вошедших был Франк, в высоких сапогах и длинном кожаном пальто с золотыми листьями. Он принял рапорт и приказал доложить о том, как протекает проверка. Потом несколько минут сам понаблюдал за работой и в сопровождении офицеров и других лиц направился в комнату начальника. Еще до обеда он уехал, а после обеда приехал снова и вызвал для обсуждения положения начальника жандармерии старшего вахмистра Рыхлика и директора школы Августа Пилечку».
О дальнейших действиях немцев старший вахмистр Рыхлик пишет следующее:
«Около десяти часов утра приехал Франк со своим штабом. Прибыл и начальник так называемой «протекторатной полиции» полковник Атенберг. Я знал его шофера Эстерайхера и немедленно связался с ним, чтобы выяснить, что они замышляют. Он сказал мне, что, возможно, проведут в Зубржи очень крупную акцию, чтобы пресечь дальнейшую помощь партизанам. Все мы предполагали, что нацисты отберут несколько человек и казнят их для устрашения. Настроение было очень подавленное. Вскоре меня вызвал Франк. Он сказал мне примерно следующее: «Вы здесь являетесь начальником жандармского участка! Вы несете ответственность за то, чтобы никто здесь не помогал партизанам! Или я сделаю относительно вас соответствующие выводы!»
Конечно, я обещал ему принять все меры, чтобы не допустить помощи партизанам, ссылался на зубржских граждан, которые вовремя доносят мне обо всех непорядках. Заверял его в том, что местное население весьма послушно и верно империи. Я знал, что́ они собираются сделать, и хотел как-то уменьшить степень зла.
Затем Франк задал мне три вопроса, предупредив меня, что я должен отвечать откровенно и что мне за это ничего не будет. Он спросил, почему местный народ, по имеющимся у него сведениям, так сильно поддерживает Сопротивление. Я ответил ему, что народ здесь живет бедный и сочувствует людям, которые еще беднее и просят у них подаяние. Когда к ним кто-нибудь приходит, они, не спрашивая, каждому дают кусок хлеба. Второй вопрос адресовался лично ко мне: почему я не вступил добровольно в отряды по борьбе с «бандитами» (так называли партизан). Я ответил: «Если бы я погиб в этой борьбе, семья осталась бы без кормильца».
Третий вопрос: почему я не организовал преследования партизан при нападении на жандармский участок. Я ответил, что местные жители могли бы принять участие в преследовании, но у них нет оружия, а партизаны вооружены.
После обеда был произведен допрос и устроена очная ставка в домике Йозефа Голиша в Зубржи. Голиш обвинялся в том, что дал переночевать у себя посторонним лицам. Голиш отрицал, что у него кто-то укрывался 29 октября. После этих слов выступил один из штатских, присутствовавших на допросе, и спросил: «Неужели меня не узнаете? Я ведь один из тех трех, которые ночевали у вас в ту ночь». Голиш вынужден был признаться.
Голиша, его жену и четверых детей солдаты с примкнутыми штыками отвели в школу».
В сельской хронике Зубржи дальнейший ход событий описывается следующим образом:
«Было четыре часа дня, когда семью Голиша привели в школу, наверх, для допроса. После допроса ее отвели в подвал. Туда же собрали всех зубржских мужчин. В сопровождении вооруженных людей в подвал спустился Франк.
В гробовой тишине он произнес речь, полную предостережений и угроз, и вынес приговор семье Голиша. Речь его тут же переводилась на чешский язык:
«Зубржские мужчины! Мы хорошо знаем, что среди вас есть такие, которые враждебно относятся к империи и поддерживают бандитов, укрывают их, снабжают пищей, как этот пес… — Вытолкнув вперед Йозефа Голиша, офицер повысил тон: — Он приговорен к смертной казни за то, что 29 октября этого года добровольно, без всякого принуждения со стороны предоставил ночлег и пищу незнакомым ему людям, «партизанам», и не уведомил об этом власти. На сей раз это были наши люди. Дом его будет сожжен. Пусть для вас это послужит предостережением. Империя сильна и сурово накажет каждого своего противника».