Вид этого здания заставил фигуру в накидке вздрогнуть, что стало первой лишённой равнодушия реакцией на творившееся вокруг безумие. В тот момент желание осматривать мёртвый город почти улетучилось, и путешественник едва не двинулся в сторону городских врат. Но посещение этих руин не было продиктовано исключительно любопытством, и странник всё же продолжил путь. Его цель была прекрасно видна позади грандиозного пожарища – дворец градоправителя с примыкающей к нему крепостью стражи.

Прошло чуть больше часа, прежде чем путешественник покинул город. Он вернулся в привычный и живой мир с весьма увесистым мешком припасов. Еда, питьё, выпивка, немного лекарств, несколько весьма неплохих ножей, пара колчанов стрел и небольшой мешочек монет. Деньги странник прихватил исключительно ради того, чтобы быть готовым ко всему. Предыдущим хозяевам, тела которых медленно разлагались внутри стен, больше не было проку от этих вещей, и их без труда получилось отыскать. Теперь дворец и казармы были для странника лишь огромным надгробием в сердце мёртвого Толбаса.

Мрачная ирония мелькнула на лице, скрытом капюшоном. Пожар, полыхавший в средних районах в день осады, не позволил выжившим добраться до запасов правителя… словно пламя предвидело, что позже они понадобятся страннику.

Как ни странно, но путешественник вынес их пепла и эмоциональный груз. Картины мёртвого города и множество образов из прошлого витали в разуме. Человек в плаще до последнего думал, что останки Толбаса не смогут повлиять на его мысли. Но попавшаяся на глаза таверна смогла ослабить цепи самообладания, и сознание стало напоминать скорее беспокойную реку, чем тихий пруд. Мысли роились, словно назойливые мухи и преследовали до тех пор, пока городская стена не оказалась за спиной странника. И хотя человек смог взять себя в руки, неприятное послевкусие осталось с ним.

Прошло совсем немного времени прежде, чем путник продолжил свой поход. Дорога, что соединяла Толбас и Восточный Тракт, вскоре скрылась за деревьями. К тому моменту Светлейшая уже наполовину скрылась за горизонтом. Приближение ночи усилило усталость, что копилась в страннике. Решив устроить привал раньше, чем планировалось изначально, человек в плаще спешился. Он медленно побрёл вдоль опушки, не выпуская из рук поводья, и осматривался в поисках удобного места для ночлега.

Неожиданно в сгущающихся сумерках на глаза страннику попалось то, что вновь обрушило тяжесть на его мысли. Перед ним возвышалось наполовину иссохшее ветвистое дерево, что стояло на самой окраине густого лесного массива. И хотя теперь образы, возникшие в голове, были более светлыми и даже радостными, странная злость всё же взяла верх над разумом.

Всё произошло слишком быстро, чтобы взять действие под контроль. Стремительным и на удивление изящным движением путешественник высвободил руку из-под плаща. Сжатая добела ладонь обрушился на ствол в мимолётной попытке избавиться от раздражения.

Осознание того, что вложенной в удар силы было слишком много, пришло мгновением позже. Трава и ветки деревьев в нескольких шагах вокруг вздрогнули, словно по ним ударил сильный порыв ветра. Тронутый старением ствол дерева с противным и гулким скрежетом переломился. Всё, что находилось выше корня, с грохотом упало на землю, усеяв её щепками и листьями. Наполовину поредевшая крона с треском разлетелась, словно семена одуванчика на ветру.

Лошадь, сопровождавшая странника, сделала несколько шагов назад, возмущённо покачала головой и недовольно фыркнула. Но она восприняла случившееся более спокойно, чем наездник. Сама поза человека красноречиво говорила о том, что такого исхода он никак не ожидал. С недоверием посмотрев сначала на кулак, а затем на дерево, путешественник тяжело вздохнул, ласково потрепал лошадь за ухом и голосом, полным грусти и неуловимого сожаления, произнёс:

– Ну, по крайней мере теперь вопрос о месте привала решён.

Ночь. 42-й день Времени Тепла

Если день был ясным и светлым, то ночь выдалась необычайно тёмной. Едва Светлейшая скрылась за горизонтом, густые тёмные облака закрыли собой небо. Небесная завеса была настолько густой, что в ней не было видно ни малейшего намёка на просвет, способный открыть путь лучам Забытого. Такой мрак смутил даже животных, что бодрствовали по ночам. Если звери и решались на какие-то занятия, то погружались в них робко и словно с неохотой. Это создавало впечатление, будто сама природа не решается мешать властвующей повсюду темноте.

Но всегда есть что-то, нарушающее ход событий. И небольшой костёр, рассеивающий мрак на опушке леса, был самым красноречивым подтверждением этого правила. Его пламя было единственной яркой точкой на весьма обширную округу. Однако никто из видевших свет не решался приближаться к нему. Языки пламени же, казалось, совершенно не замечали торжественности в окружающей темноте и тишине. Наперекор ночи, они весело плясали на хворосте, выбрасывали в чёрное небо горсти искр, озаряли своим светом близлежащие деревья, траву…

… и Айвиэна, сидевшего неподалёку и пристально всматривавшегося в этот причудливый и завораживающий танец.

Юноша сидел почти без движений. Лишь грудь, поднимавшаяся и опускавшаяся при дыхании, выдавала в силуэте живое существо. Накидка, под которой он скрывался днём, лежала рядом. Сейчас в ней не было нужды – в окрестных землях не было случайных путников, которых способен был привлечь к себе костёр. Не говоря ж о том, что к Толбасу, в окрестностях которого Айвиэн и устроил привал, и в лучшие времена старались не приближаться после наступления темноты. Теперь же, когда город стал одним большим могильником, люди в его окрестности не сунуться по меньшей мере десяток-другой лет. Но даже мёртвый, город сохранял присущую ему ауру опасности и настороженности, которая естественным образом усиливала дух смерти и трагедии.

Последним по-настоящему чистым местом в окрестностях города-могильника, по мнению странника, было поваленное на закате дерево. В детские годы оно было любимым местом для игр, способным – не без помощи фантазии – заменить ребёнку целый мир. После смерти родителей многое изменилось. Густые ветви нередко служили укрытием от жары или недоброжелателей, тайником, а также местом для тренировок. И такая перемена в «отношениях» с деревом лишь упрочила важность и тёплую связь молодого человека с этим местом.

Увы, но теперь ему казалось, что эти воспоминания были о совсем другой и чьей-то чужой жизни, протекавшей очень давно.

Айвиэн вовсе не хотел ломать дерево. Ударив со всей силы, он хотел, как не раз бывало раньше, хоть немного унять бурю мыслей и груз прошлого. Но вместо ожидаемой им боли в пальцах случилось совершенно противоположное. Мощь, переломившая ствол, взялась из ниоткуда и совершенно неосознанно… словно хотела подвести какую-то черту в судьбе своего обладателя.

Со времени ужасающего осознания, которое подтолкнуло юношу покинуть Новернес, такие странности с телом происходили всё чаще. Первым открытием для Айвиэна стало то, что усталость начала посещать его куда реже обычного. Вскоре выяснилось, что бывший вор теперь может бить сильнее, прыгать выше, бежать дольше и быстрее, чем прежде. И это не было изменение в мышцах – сила для действий просто возникала, когда в этом была нужда. Даже зрение в нужные моменты становилось более острым, а ночная темнота больше не мешала путешествию. Увы, это не всегда поддавалось контролю.

И, несмотря на поток мрачных мыслей, Айвиэн ни капли не сомневался в том, по какой причине случились эти изменения.

Тем не менее, странник был вынужден признать, что в случившемся со старым деревом были и свои плюсы. Место, где оно находилось, невозможно было увидеть с Восточного Тракта. Лишь случайный путник, которому хватило бы смелости приблизиться к мёртвому Толбасу, заметил бы яркое пламя, рассеивающее тьму. Множество сломавшихся при падении веток избавили Айвиэна от нужды искать топливо для костра и даже позволили заготовить небольшой запас на будущее. Так что теперь юноша и его четвероногий спутник, уши которого едва заметно вздрагивали при каждом треске костра, позволили себе небольшой отдых.