– Нет, конечно, нет. Она такая банальная.

– Правда? – взволнованно спросила Флоренс. – А ты ее читала?

– Нет, она у Сэма.

– У придурка Сэма или у рыжего Сэма?

– У рыжего.

Флоренс помчалась на поиски Сэма, и тот пообещал прислать ей рукопись по электронной почте.

– На самом деле весьма неплохо, – сказал он.

– Да, я слышала, – ответила она сухо.

Весь день Флоренс читала рукопись и закончила только к десяти вечера. Агата ушла несколько часов назад, на этаже вообще уже никого не было. Флоренс выключила компьютер, но собираться не спешила.

Сэм оказался прав: роман был неплох. Даже хуже – он был хорош.

Флоренс крепко прижала ладони к глазам. Нет, это просто несправедливо. Аманда, у которой и так все есть, теперь станет еще и состоявшимся автором? Получит то, о чем Флоренс мечтала больше всего на свете? Будет работать с Ингрид Торн? Она представила, как Ингрид и Аманда мило беседуют за рабочим обедом. Болтают об искусстве и вдохновении. О чертовом Брехте…

А что есть у Флоренс? Крошечная комнатка в дерьмовой квартире в Астории? Наставница, которая предпочитает говорить с ней о своей доуле, а не о немецких драматургах? Одна ночь с Саймоном Ридом, который, вероятно, предпочел бы, чтобы этой самой ночи никогда не было?

Мысль чем-то зацепила Флоренс. Предпочел бы, чтобы этой ночи никогда не было.

На ее лице расползлась улыбка. Оглядев пустой офис, Флоренс рассмеялась. Как она раньше не сообразила?

Конечно, Саймон хотел бы, чтобы этой ночи не было. Но она была. Он знал это, и Флоренс знала. Почему она сразу не поняла, какие возможности это открывает? Почему позволила ему считать, что ею можно вот так распоряжаться? Почему сама так считала? Бедняга Саймон потерял все свое преимущество, когда положил руку ей на бедро в том грязном баре.

Если он может опубликовать роман Аманды, то сможет опубликовать и ее книгу. Она заставит его это сделать. Соберет все свои рассказы – это и будет ее рукопись. Да, добиться публикации путем шантажа – не лучший вариант, но в жизни вообще нет ничего идеального. Вы же не выбрасываете выигрышный лотерейный билет только потому, что он немного запачкался в вашем кошельке?

Флоренс заторопилась домой. До трех ночи она вносила мелкую правку в тексты, написанные в Гейнсвилле. Читая их впервые с тех пор, как благодаря Аманде она убедилась в собственном невежестве, Флоренс по-прежнему замечала недостатки, но теперь видела и еще кое-что, что упускала раньше: неподдельную радость, с которой они писались. Часы тогда пролетали как минуты.

Изначально она хотела стать писательницей, чтобы все узнали: Флоренс Дэрроу – гений. Но в те годы в Гейнсвилле ей больше всего нравилось то внезапное ощущение, что она вовсе не Флоренс Дэрроу. На короткое время, сидя перед компьютером, она забывала свое «я» и становилась тем, кем хотела.

Это была поразительная мысль: если удастся справиться с задачей – пожить чужой жизнью – то и собственная будет наконец чего-то стоить.

Следующий день выдался холодным и солнечным. В девять тридцать, до начала утренних планерок, Флоренс поднялась на лифте к кабинету Саймона и спросила, может ли он ее принять. Его помощнице Эмили это, похоже, не понравилось. Она была милая – именно она пыталась разговорить Флоренс и Люси в тот первый вечер в «Рыжем Жаворонке», – но, как и большинство помощниц, связывала свою значимость с авторитетом босса. Тем не менее она заглянула в его кабинет, а когда вернулась, сказала Флоренс, что та может войти.

– Итак, Флоренс, чем обязан такой чести? – спросил он, вытягивая перед собой руки, как фокусник, которому нечего скрывать.

Флоренс сказала ему о своих рассказах и протянула распечатанные утром страницы.

– Раз уж вы принимаете заявки из нашего стойла…

Саймон положил стопку на стол и аккуратно ее поправил. Казалось, он испытал облегчение, узнав причину ее визита.

– Прекрасно. Я постараюсь посмотреть в эти выходные. Уже в предвкушении.

Флоренс на мгновение остановилась перед его столом, не зная, что делать дальше. Они молча улыбнулись друг другу.

– Ну ладно, – сказала она и вышла.

В ту ночь Флоренс не могла уснуть. Она станет настоящим автором – ее опубликуют!

Все выходные она представляла себя на вечеринке в красивой квартире с окнами до полу, старинными коврами и вазами. Все хотят с ней поговорить. Она одета в черное платье, мягкий свет ламп мерцает на ее щеках. Играет джаз. За окнами зима… Флоренс любила зиму – трудно было представить себе что-то более непривычное для Флориды. Ей нравилось выходить на улицу укутанной в несколько слоев одежды и видеть, как дыхание превращается в пар. «Душа твоя явилась», говаривал в таких случаях пастор Даг, хотя температура в Порт-Ориндже редко опускалась ниже десяти градусов тепла.

В понедельник она вновь пошла к Саймону, но Эмили сказала, что он на совещании. Флоренс вернулась к своему рабочему столу, тщетно пытаясь хоть на чем-то сосредоточиться. Наконец в пять вечера в ее почтовый ящик упало письмо. Флоренс быстро пробежала его глазами.

Флоренс перечитала письмо еще раз, уверенная, что что-то пропустила. Но больше ничего там не было. Он ей отказал.

Флоренс сидела на подоконнике в своей комнате, свесив босые ноги наружу. Было уже больше двух часов ночи, и на улице опустело, если не считать немногочисленных машин, изредка пересекавших 31-ю улицу. Она постукивала пятками по кирпичной стене и просматривала фотографии на телефоне. Там были десятки снимков Хлои и Табиты в школьной форме и несколько фото Ингрид, сделанных в тот день, когда она забрала девочек. Флоренс увеличила изображение ее лица. Присмотревшись, поняла, что морщинки вокруг глаз – это «лучики» от улыбки.

Благодаря сбою какого алгоритма ей удалось обойти Ингрид Торн, пусть и всего на одну ночь? Что могла дать Саймону Флоренс Дэрроу, чего не могла бы Ингрид? Ведь Флоренс была безвольной, бездарной и жалкой. Полной противоположностью Ингрид Торн.

Впрочем, возможно, этим все и объяснялось. Возможно, Саймон решил передохнуть. На одну ночь он захотел овсянку вместо стейка. У него просто устали челюсти.

До чего же прожорлив, подумала Флоренс.

О такой жизни, как у него, она могла только мечтать. Спит на выглаженных простынях. Коллекционирует первые издания. Отсчитывает чаевые швейцарам на Рождество. Трахает Ингрид, трахает Флоренс. Трахает, кого хочет. Жизнь Саймона была именно такой, какой он хотел: удобной, тщательно организованной, безопасной.

Он никогда не думал, что эта ночь – или сама Флоренс – хоть что-то изменят в его жизни. Этого и не произошло. Он, как обычно, просыпался рядом со своей очаровательной женой. Ничего не опасаясь, не чувствуя никакой вины.

Она сделала глоток бурбона из стоявшего рядом бокала и почувствовала, как обжигающий напиток постепенно согревает ее изнутри, словно кто-то идет по старому дому и включает в каждой комнате свет.

«А что, если слегка подпортить его идеальную картинку?» – подумала Флоренс. Ничего радикального. Просто царапина на стекле очков, досадное напоминание, которое больше не позволит ему смотреть на жизнь как на что-то безупречно чистое и безопасное. Напоминание о необходимости быть благодарным за то, что у него есть.

И без дальнейших раздумий она отправила ему по почте все сделанные ею фотографии его семьи. Напечатав тему письма, она улыбнулась: «Есть кое-что интересное».

На следующее утро Флоренс проснулась с ощущением, что человека, которым она была до прошлой ночи, больше не существует. Он отвалился, как мертвый ноготь, вынужденный уступить место новому, растущему под ним. Вот уже несколько месяцев внутри нее зрело что-то незнакомое, лишенное защитной оболочки, и она даже не осознавала этого, пока это нечто не прорвалось наружу.