Как я выяснил позднее, у «Максимиллиана» было две ипостаси: парадная – предназначенная для тех, кто хотел стать героем светской хроники, участвовать в вечеринках, ужинать на виду, встречать знаменитостей или старых знакомых. И тайная. В тиши отдельных кабинетов на втором этаже можно было провести встречу акул бизнеса, голливудских боссов или актеров, которые на публике изображали заклятых врагов. От лестницы, минуя центральный холл внизу, даже вел тайный выход с другой стороны здания ресторана, так что репортеры и обычные посетители могли и не знать, кто обедает у них над головой.

Рудольф деликатно постучал в дверь одного из кабинетов.

– Заходите, – раздался голос, показавшийся мне смутно знакомым.

Рудольф открыл передо мной дверь.

За столиком, внимательно изучая меню, сидела худенькая девушка в шелковой полосатой блузке и черном берете, лихо надетом на волосы медового оттенка, постриженные под пажа.

Хоть у меня и не было фотографической памяти ее матери, я сразу же узнал темные васильковые глаза и слишком крупные черты лица. Ее рот сразу же расплылся в огромной улыбке:

– Добрый день, мистер Стин! Вы меня помните?

– Лекси! – удивленно воскликнул я.

С Лекси и ее матерью Амандой Хэйр я познакомился три года назад, когда расследовал одно дело в городке Пэрис4 в получасе езды от Лос-Анджелеса, где они тоже проживали. Сама Аманда (она настаивала, чтобы ее называли по имени) работала продюсером в крупной голливудской студии, но предпочитала жить в Пэрисе из-за сыновей – младших братьев Лекси – чтобы они росли в спокойной сельской обстановке. Кроме того, мистер Хэйр, которого я так никогда не видел, никак не был связан с Голливудом, а был профессором университета и тоже предпочитал тихую жизнь на природе.

– Значит, Александра Бальтазар – ваше настоящее имя? – спросил я, усаживаясь за стол.

Официант спросил про напитки. Мы оба выбрали обычную содовую. В отличие от книжных сыщиков, я никогда не пью в середине дня.

– Да, – ответила Лекси. – Вы же знаете, что я дочь от первого брака мамы. Моего отца звали Мишель Бальтазар, так записано в моей метрике.

– Послушайте, – сказала она, – Я действительно вас вызвала сюда по делу. Мне просто не хотелось приглашать вас домой в Пэрис, потому что не хочу, чтобы мама сразу совала свой нос. Теперь, когда близнецы растут, она стала проводить с ними больше времени, знаете, из школы забирать, общаться на разные темы – поэтому все время торчит дома. Но это ресторан, который она часто бронирует для студии, тут у нее счет, так что я ничего от матери не скрываю, не волнуйтесь. Просто я хочу, чтобы вы сейчас меня выслушали объективно, без ее комментариев, понимаете?

Это я отлично понимал. Даже самая прогрессивная мать большую часть времени видит в своем ребенке беспомощного идиота, нуждающегося в наставлении.

– А пока давайте поедим, ладно? – предложила Лекси. – Раз уж я вас пригласила на ленч. Не будем же мы бронировать целый кабинет ради стакана содовой.

Я знал, что счет отплатит Аманда, поэтому ограничился скромным выбором: чем-то под названием «весенний консоме с кореньями» и утиной грудкой с можжевеловыми ягодами. Судя по тому, как от зубов Лекси ловко отскакивали французские названия, мне показалось, что для себя она заказывает недельный запас пропитания. Я вспомнил о том, что после школы Лекси собиралась ехать учиться в Сорбонну.

– Как поживает миссис Хэйр? – спросил я, пока мы ждали еду.

– Вы же знаете, что ее надо называть Амандой, – поправила меня Лекси. – Между прочим, на самом деле, она леди Аманда. Мой отчим Грегори какой-то баронет. Причем настоящий, с наследственным титулом. У его семьи там замки и фамильные реликвии и все такое. И братья мои маленькие сэры. Только моей маме всегда на это было наплевать. Она даже еще в Англии все свои письма заканчивала «Привет и Братство»5, а здесь вслух говорит такое, что я до сих пор не понимаю, как до нее не донесли в комиссию ФБР.

– Может, как раз потому, что она – леди?

– Не знаю, – пожала плечами Лекси. – Я теперь редко бываю дома. Сейчас приехала на каникулы.

– Вы учитесь в Сорбонне, как и собирались?

– Нет. То есть, училась поначалу. В общем, это и есть часть истории, которую я вам хочу рассказать. Я поступила в Сорбонну, но мне там не очень понравилось. Там было очень скучно. Мама так рассказывала про Париж перед войной, что я думала, там кипит мысль и фантазия и… а это было похоже на какие-то кружки по интересам. Я провела там семестр и совсем не понимала, что делать дальше. А потом я встретила Сью. То есть ее зовут Сьюзен, но все называют ее Сью. Она старше меня, учится в магистратуре Колумбийского, а в Париж приехала на двухмесячную стажировку французского. В итоге Сью убедила меня, что если я хочу получить настоящее образование, чтобы меня воспринимали серьезно – в журналистике или политике – то мне надо вернуться в Штаты.

– А вы хотите заниматься политикой? – спросил я.

– Почему бы и нет, – с вызовом ответила Лекси.

К счастью, в этот момент начали приносить блюда, и я был рад прервать возможную дискуссию о ее карьере. Мои порции оказались очень вкусными, но крошечными, так что я не возражал, когда Лекси любезно предложила мне угоститься ее телятиной с трюфелями и многочисленными закусками.

– Так вот, насчет меня и Сью, – спокойно продолжила Лекси, вытерев рот салфеткой, когда Рудольф наконец убрал пустые тарелки. – Она предложила мне тоже перевестись в Колумбийский. То есть, вначале, конечно, в Барнард6, чтобы закончить бакалавриат. Папа, то есть Грегори, помог, написал несколько писем, в общем, все хорошо сложилось, и меня взяли с середины семестра. Вначале я жила в общежитии на первом курсе, но потом мы подумали и решили, что можем вместе со Сью снимать квартиру на двоих. Конечно, большую часть платила я, то есть родители. Потому что Сью из жутко бедной семьи, из Небраски. Зато она невероятно умная, намного умнее меня. Она первая из семьи, кто поступил в колледж, а в Колумбийский ее взяли на полную стипендию и дополнительный грант. И все равно она вынуждена работать, чтобы покрывать расходы на книги, еду и дорогу. Но мы с ней отлично ладили, правда. Сью мне помогла… повзрослеть что ли, если вы понимаете.

Я понимал, хотя не мог сказать, влияние ли это мифической Сью или Лекси сама постепенно вступает во взрослую жизнь. Внешне она не сильно изменилась за прошедшие годы, все также выглядя по-мальчишески и немного наивно, но в ее движениях и голосе уже стала появляться уверенность, готовность к принятию собственных решений.

– Сейчас я подхожу уже к самому главному, – продолжила Лекси. – Этим летом я предложила Сью провести каникулы у нас в Калифорнии. В следующем году она должна закончить университет, и я не была уверена, что мы с ней не разойдемся в разные стороны. Конечно, в Пэрисе не бог как весело, я бы иначе отправилась путешествовать в Мексику или на юг в Латинскую Америку, но я знала, что Сью не может себе этого позволить. Но она все равно отказалась. Сказала, что ей нужно ехать в свою Небраску к родителям, помогать им на ферме. Тогда я стала ее уговаривать, но не очень настаивала. И вдруг она передумала. Сказала, что может поехать к родителям, а потом прилететь ко мне. И мы затем вместе вернемся в Нью-Йорк. Только, если я позвоню ее родителям, и скажу, что моя семья оплатит ей эту дорогу. Она очень стеснялась, но, понимаете, ей было неловко, что они такие бедные.

Мне как раз показалось, что неведомая Сью слишком часто упоминает о своем бедном происхождении перед богатой подругой.

– Естественно, я спросила у родителей, и они не возражали купить Сью билет из Омахи в Лос-Анджелес, а потом в Нью-Йорк. Тогда я позвонила ее отцу и подтвердила, что приглашаю Сью к себе в гости. Назвала наш адрес и телефон. В итоге я улетела домой к родителям, а Сью уехала к себе в Небраску на машине с каким-то студентом, который тоже был из тех краев и обещал подбросить ее туда, чтобы сэкономить деньги. Мама купила ей билет, он ждал ее в аэропорту на стойке авиакомпании. Сью должна была прилететь через две недели. Но так и не появилась. Я подождала еще несколько дней. Ее все не было. В итоге мама позвонила в авиакомпанию. Оказалось, билет так и не забрали.