Ему открыла приятная молодая пара. Характерные блестящие чёрные волосы и тёмно-карие глаза сразу выдавали кэналлийцев. Ричард их не знал, а значит, инкогнито Алана временно находилось в безопасности.

— Прошу вас, господин Нортон, проходите в дом, — улыбка молодой женщины светились радушием и искренностью, но глаза пристально изучали вошедшего незнакомца.

Ричард знал, что в современной Олларии обращения “эр” и “эрэа” уже не использовались, им на смену пришли “господин” и “госпожа”, но привыкнуть так и не смог. В Новом Надоре, отстроенном после землетрясения, где Алан Нортон провел последние двадцать пять лет, старомодные обращения были в ходу наравне со столичными нововведениями, и ему, к счастью, не приходилось себя пересиливать.

Его повели через двор к парадному входу в особняк. Краем глаза Ричард зацепился за раскидистое дерево каштана. Когда-то давно под этим каштаном эр Рокэ обучал своего юного оруженосца управляться со шпагой. Почему-то захотелось подойти ближе, уткнуться в ствол, вдохнуть терпкий, неприятный, чуть сладковатый аромат цветения, так, чтобы закружилась голова. Нет, не сейчас, нужно идти дальше. Вот и знакомые ступени. По ним Ричард мог бы легко подняться даже с закрытыми глазами, они словно сами подставлялись под ноги, как котята под ласку хозяина. Вход, холл, лестница. Создатель, что это? Ричард невольно вздрогнул и остановился как вкопанный перед огромным портретом своего бывшего эра. Этого портрета в холле здесь раньше не было. При полном параде, в роскошной чёрно-белой перевязи и с сияющим орденом на груди, Алва смотрел на него жёстким, ненавидящим взглядом, как будто собирался этим взглядом убить.

— Это портрет герцога Рокэ Алвы, нынешнего хозяина дома, — пояснила Хулита, заметив реакцию Алана. — Его сделали по настоянию Его Величества Карла Оллара за выдающиеся заслуги монсеньора во время Великого Излома, ещё в то время, когда герцог Алва был регентом.

Разумеется, Ричард никогда — хоть в бреду, хоть на смертном одре — и ни с кем не спутал бы этого человека, но раскрывать свою личность пока было рано. Он мысленно отругал себя за нежелательную реакцию. Что такого странного в портрете? Зная Алву, неудивительно, что тот возненавидел всех и вся, если его заставили несколько часов позировать художнику. С какой стати Ричард принял взгляды портрета на свой счёт? То ли ещё будет, когда ему придётся встретиться с оригиналом.

Супруги провели Алана Нортона в библиотеку, принесли шадди с бисквитами, но всё никак не решались начать разговор. Хулита уже в который раз стискивала в руках тонкий батистовый платочек, виновато улыбаясь. Диего произносил вежливые фразы о погоде, предлагал попробовать бисквиты. Ричард чуть ли не физически чувствовал повисшее напряжение и решил первым начать разговор.

— Моя госпожа, — обратился он к молодой женщине, безошибочно чувствуя, кто в этой паре принимает решения, — меня зовут Алан Нортон. До недавнего времени я служил в Новом Надоре в звании капитана, командовал небольшой строительной ротой Северной армии. Наверно, вы знаете, что Надор сильно пострадал во время Великого Излома. После окончания боевых действий моя рота занималась в основном восстановлением провинции, строительством, обеспечением и защитой мирного населения.

Слова приходили легко, Ричарду не нужно было ничего выдумывать, ведь всё так и было. Он скрыл только то, как именно попал в Северную армию. Ему тогда невероятно повезло — или наоборот, не повезло, смотря с какой стороны посмотреть. Ричард хорошо помнил, как двадцать пять лет назад босиком стоял у разрушенной стены своих бывших владений, стиснув кинжал и готовясь напасть, помнил выстрел Дювье и резкую вспышку боли, а потом всё накрыла благословенная темнота. Видимо, солдаты Карваля не решились тогда приблизиться к надорскому оврагу и не стали проверять, жив ли Повелитель Скал. Раненый Ричард очнулся в лагере разъезда Северной армии, который патрулировал окрестности. По счастью, с ними был военный врач, направлявшийся в Надор для помощи пострадавшим жителям. Он и выходил Ричарда.

Когда Дикон более-менее пришёл в себя, на северной и западной границах Талига шла война. Людей катастрофически не хватало. У самого Ричарда не осталось больше ничего — ни семьи, ни имени, ни чести. Первое время он проклинал врача, спасшего его. Смерть казалась ему недостижимым благословением, а жизнь — бесконечной пыткой. Тогда Ричард взял себе новое имя и вступил в армию, надеясь, что синеглазая госпожа Смерть не обойдёт его своим вниманием. Но он ошибся. Молодой, но абсолютно бесстрашный теньент Нортон неожиданно заслужил уважение среди солдат и офицеров, был несколько раз награжден за доблесть и уже на следующий год получил чин капитана. Ему прочили успешную военную карьеру, но в этой новой жизни Ричард больше не хотел ни орденов, ни славы, он хотел только забвения. Он подал прошение о переводе в строительные войска Надора и посвятил свои дальнейшие годы восстановлению того, что было разрушено по его вине. Ричард брался за самую тяжелую работу — это помогало ему забыться, не думать ни об эре Рокэ, которого многократно предал, ни о возлюбленной Катари, которую убил собственными руками, ни о тех невинно погибших надорцах, которых вернуть уже было невозможно, чтобы он теперь ни сделал. Впрочем, душевные метания капитана Алана Нортона абсолютно никого не интересовали. После Излома жизнь неумолимо вступала в свои права, война закончилась, а Новый Надор постепенно вырос из руин старого.

— Видите ли, эрэа, — продолжил Ричард, с усилием отгоняя воспоминания, — в настоящее время восстановительные работы практически завершены. Новый наместник Надора, господин Давенпорт, очень толковый человек. А я всегда мечтал переехать в столицу и жить спокойной жизнью, поэтому недавно подал в отставку и искал подходящее место. О вакансии я узнал через армейских друзей и сразу вам написал.

На самом деле ни о чём таком Ричард никогда не мечтал. Он только хотел ещё раз увидеть дом, который до сих пор считал своим, и закончить своё последнее дело — обещанную, но так и не состоявшуюся дуэль с Рокэ Алвой. Ричард знал, что при любом исходе уйдёт в Закат. Либо Алва его милосердно убьёт, либо Ричарду придётся взять на себя ещё один грех — самоубийство.

— Господин Нортон, — быстро переглянувшись с Хулитой, произнёс, наконец, Диего, — откровенно говоря, вы для нас просто спасение. Завтра мы с женой отбываем в Кэналлоа, и нам просто повезло, что у поместья появится новый управляющий. Обязанностей у вас практически не будет. Других слуг, кроме нас, в поместье нет. Хозяин неприхотлив и живет очень замкнуто. Так что спокойную жизнь вы здесь обретете. Только не покажется ли она вам слишком спокойной?

Слухи о затворничестве Алвы и его служении Леворукому доходили и до Нового Надора. Но Ричард, давно привыкший к самым нелепым выдумкам о своём эре, не придал им значения. В то, что рядом с Алвой жизнь может быть спокойной, он верил ещё меньше. Но сказал другое.

— Это как раз то, о чём я мечтал. Меня всё устраивает, если моя кандидатура устраивает вас.

Супруги снова переглянулись. Очевидно, было что-то ещё, что их беспокоило.

— Господин Нортон, — Хулита явно пыталась подобрать правильные слова, — мы должны вас предупредить, что у монсеньора не самый простой характер. Понимаете, он уже в возрасте, но ни за что не признаёт этого. Он отказывается обращаться к лекарям, отвергает любую постороннюю помощь, не слушает ничьих советов.

Молодая женщина вдруг подняла на него полный мольбы взгляд.

— Пожалуйста, господин Нортон, — произнесла она дрогнувшим голосом, — присмотрите за ним. Монсеньор иногда бывает излишне резок, но, поверьте, в мире нет человека более доброго и верного, чем герцог Алва. Позаботьтесь о нём, прошу вас, даже против его собственной воли.

Добрый и верный Рокэ Алва? Это что, шутка? Не похоже. Кажется, эти двое искренне привязаны к своему господину. Ричард вспомнил Хуана и других слуг Алвы. Те тоже были готовы положить жизнь за своего соберано.