В среду Дамблдор представит свидетелей для дачи показаний о семейном окружении Поттера.»
Гарри положил газету обратно в кресло. Встал. Поправил одеяло и простыни. И закрыл за собой дверь.
Он сбежал по лестнице и вышел из дома, а затем продолжил бежать.
В ушах у него звенело. Сердце забилось в груди, выбиваясь из ритма. Он прижал к нему ладонь, как будто мог успокоить сквозь кожу и рёбра. Это что, на сердечный приступ? Считалось, что во время сердечного приступа нужно кашлять, тётя Петуния однажды прочитала об этом в газете и рассказала дяде Вернону за завтраком. Он кашлянул один раз, потом еще, но теперь уже не мог остановиться, горло саднило, а грудь болела, пока желудок не скрутило, и его не вырвало в кусты.
Мальчик вытер рот рукавом. За рукой, когда он ее отодвинул, тянулись нити молочной слюны и желудочной слизи. Он чувствовал такое отвращение к себе, что хотел плакать. Но он этого не сделал.
Бег утомил Гарри, так что теперь он просто шел. Лес стал гуще. Ему хотелось быть уверенным, что он зашел достаточно далеко, чтобы, если оглянуться за плечо, нельзя было даже мельком увидеть дом.
Он начал верить в это, понял мальчик. Не в какой-то момент, а постепенно, полуосознанно. Начал серьезно верить, что ему не придется возвращаться, что Снейп поверил ему и сказал Дамблдору, как и обещал. Даже фантазия об этой новой семье, в которую он мог бы отправиться, мелькала где-то на обочине его разума, все еще слишком рискованная, чтобы предаваться ей, она была лишь обрывком обещания, возможности. И теперь он узнал правду.
Неужели Снейп лгал, что поговорит с директором? Неужели он сказал это только для того, чтобы Гарри почувствовал себя лучше и меньше жаловался? Или он хотел сказать ему сначала, но потом передумал, когда Гарри не упомянул больше ничего плохого из того, что тетя Петуния сделала, и вел себя нормально, здорово и хорошо — если он подумал, что это не так уж важно? В конце концов, можно, он просто не хотел беспокоить Дамблдора по этому поводу?
Или он действительно сказал, а Дамблдор не поверил? Может быть, Гарри тоже должен был поговорить с ним, может быть, он должен был быть менее трусливым и объяснить… Нет. Снейп получил все, что хотел и солгал. Все это время он ходил вокруг, притворяясь милым с Гарри и притворяясь, что заботится о том, достаточно ли у него света для чтения, в то же время прекрасно зная, что Дамблдор собирается отправить его обратно к Дурслям.
Он упал на землю у корней высокой серебристой березы. Эти корни впились ему в бедра, его кроссовки были заляпаны грязью. На левом пальце было пятнышко рвоты. Он всегда был таким, не так ли? Негигиеничным.
Что, если Снейп был прав? Гарри позволил себе погрузиться в фантазии, подстегиваемые минутной яростью Снейпа, но с детьми постоянно случались плохие вещи. Ни у кого не было идеальных родителей: некоторые были слишком строгими, или недостаточно чуткими, или не знали, как лучше, или теряли контроль, или у них в жизни происходило что-то еще. Дурсли не были замечательными, но они и не причинили серьезного вреда Гарри. Он слышал о детях, которых сжигали, избивали, насиловали, душили и убивали . Они постоянно появлялись в новостях по телевидению. Это было настоящее насилие. Дядя Гарри ударил его только дважды, и оба раза были достаточно сильными, чтобы образовался приличный синяк. И после этого он был особенно мил, так что это как бы уравновешивало себя.
Мальчик сидел неподвижно, пока его дрожь не прошла, затем снова взял себя в руки и растворился в мыслях. Дело было в пропущенной ужине, или пустота в его желудке была просто грустью? Он не знал — ему было все равно — он хотел остаться в лесу навсегда.
Вскоре голоса прорезали деревья, выкрикивая его имя. Он не двигался, но и не прятался. В конце концов они найдут его.
Лини наткнулась на него первой. Ее лицо было пустым, губы стиснуты.
— Ты в порядке?— спросила она. Гарри кивнул.
Он был уверен, что она сейчас закричит. Обычно он мог сказать, когда это произойдет, потому что у людей сжимались челюсти и что-то менялось в их глазах. Но Лини не кричала. Она вообще ничего не сделала, кроме как послала в небо трепетание красных искр из своей палочки и протянула руку, чтобы помочь Гарри подняться на ноги.
Она больше не прикасалась к нему, когда они шли обратно к дому, но была на шаг ближе, чем обычно, тихая и непритязательная. На этот раз Гарри это утешало.
На крыльце она сидела в кресле-качалке, глядя в лес. Гарри бездельничал рядом с ней, задаваясь вопросом, должен ли он извиниться за то, что доставил ей неприятности.
Несколько минут спустя Снейп и Кауко появились из леса. Лини слегка помахала им, на что Кауко ответила, а Снейп не ответил. Его челюсти были напряжены, а глаза выпучены. Он собирался закричать.
— О чем, во имя Мерлина, ты думал?
— Ты хотела сегодня пойти в баню, — сказала Лини Кауко.
— О, верно. Да, пойдем? Вы, ребята, можете присоединиться к нам позже, если хотите, хорошо?
Лини затащила ее в дом прежде, чем та успела настоять на ответе.
Снейп подождал, пока за ними закроется дверь, а затем повернулся к Гарри.
— Что за идиотская мысль овладела тобой, бродить одному по лесу? Этот лес простирается на мили и мили, глупый ты ребенок. Что, если бы мы не нашли тебя?
— Я не потерялся, — сказал Гарри себе под нос.
— Прошу прощения?
— Я, — Гарри поднял глаза, чтобы встретиться с ним взглядом, — Не. Потерялся. Мне просто надоело смотреть на твое лицо, это преступление?
В ушах грохотала кровь. Снейп молча смотрел на него, и это было намного хуже, чем если бы тот кричал…
— Я иду в баню к Лини и Кауко, — дрожащим голосом объявил он. Если бы он остался в компании Снейпа еще на мгновение, он знал, что начнет плакать, а он никогда, никогда не хотел снова плакать перед ним.
— Я еще не закончил с тобой, Поттер…
Гарри побежал. Дверь с грохотом захлопнулась за ним: он надеялся, что она ударила Снейпа прямо в лицо.
Ему совсем не хотелось идти в баню. Кауко отвела его туда однажды, и он подумал, что это слишком скучно. Но он рассчитывал, что Снейп не придет в баню только для того, чтобы накричать на него.
Поднявшись по лестнице в ванную, он схватил плавки, которые Лини трансфигурировала для него. Гарри чувствовал взгляды на своем затылке, но каждый раз, когда он оборачивался, он видел только пустые комнаты: Снейп не бросился за ним в погоню.
Баня располагалась в задней части дома, парилка примыкала к дополнительной ванной комнате, где только один душ был встроен прямо в стену, а места едва хватило для швабры и ведра. Гарри разделся, положил очки на подоконник и умылся. Сквозь закрытую дверь он слышал смех Кауко.
В парилке пол шипел под его босыми ногами. При первом прикосновении деревянная скамья показалась ему слишком горячей, чтобы сидеть на ней, но ещё в прошлый раз он обнаружил, что это была иллюзия, так что решительно забрался выше, на самую верхнюю полку, где воздух был самым густым. Каждый вдох обжигал его ноздри.
Он ничего не сказал ни Лини, ни Кауко, распростертым прямо под ним. Он все еще чувствовал их взгляды на себе, друг на друге. Когда Лини встала, мальчик напрягся, но она только подлила больше воды на горячие камни в углу. С шипением они выпустили струю пара, которая попала в легкие Гарри. Глубоко в животе он все еще был ужасно холодным, и с этим ничего нельзя было поделать, но каждый его сустав, его плечи, колени и позвоночник были расплавлены теплом, которого он не ощущал даже при самом сильном солнце.
Ощущения волнами уносили его беспокойство, вынуждая расслабиться, пока дверь снова не открылась. Это был Снейп, с вытянутым лицом и неуклюжей походкой. На мгновение Гарри был слишком потрясен тем, как странно видеть учителя в одних плавках, чтобы вспомнить свой гнев, но вскоре тот вернулся обратно.
— Воды, — указала Лини на камни.
Снейп налил еще, затем взобрался по скамейкам, пока не оказался прямо под Гарри: поскольку Гарри лежал на спине, голова Снейпа теперь зависла на уровне его лица. Он закрыл глаза.
