От складывавшегося на глазах политического пасьянса голова болела – стоит контузии. Александр Христофорович постоянно боялся что-то выпустить из виду, не учесть, не обратить внимания, замешкаться, забыть… Он обычный человек, разбирающийся в межправительственной каше только по навыку, в силу многолетнего опыта.
Вон господин Грибоедов уж на что был талантлив. Куда ни кинь: и языки, и музыка, и писал отменно, и договор какой заключил![44] На тебе – растерзали. Да еще какие ужасные подробности! Голову прямо в очках выставили в лавке мясника. Можно ли такое простить? Забыть? Да не двинул ли уже Паскевич полки к границе? Ведь посланник – ему зять.
Бенкендорф подошел к портрету Марии Федоровны. Прислонился к нижнему краю лбом, как прикладываются к иконе, и прошептал: «Мадам, помогите мне. Я очень мало смыслю».
Никому другому Александр Христофорович такого бы не сказал. Даже государю. Везде ждут от него помощи, защиты, ума, изворотливости, знания дела. Иначе зачем он нужен? А что если он вовсе не тот, за кого они его принимают? «Мадам, – снова взмолился воспитанник, глядя на портрет вдовствующей императрицы. – Вы сами приставили меня к своим детям. Так помогите!»
Мария Федоровна продолжала смотреть на него, сложив лаковые губы в напряженной улыбке: «Не подведи, мальчик».
* * *
Александр Христофорович снова вернулся к письменному столу, где лежали остальные бумаги. Следующая из них – письмо визиря Моатемид-эд-даулэ – не выговорить – премьер-министра, опять-таки английскому послу.
«Вы выражаете резкий протест против событий 6 шаабана и говорите, что никогда ни в одном государстве не случалось подобного. Аллах дал нам разум, чтобы усомниться. Но мы привыкли доверять вам, пусть так и будет».
«Да он дерзит!» – изумился Бенкендорф.
«Дружба, связывающая наши народы уже тридцать лет, покоится на прочном основании».
Фундамент хоть куда: выплаты всем членам шахского дивана, женам, любимым евнухам. Нам негде и вклиниться.
«Минувшая война вспыхнула раньше, чем наши войска были в полной мере готовы. Они сначала были двинуты к Ширвану, Гяндже и Талышу. Русские переправились через Аракс и заняли Тебриз. Вся наша страна попала в руки врагов. Мы не могли продолжать войну и уже не надеялись вернуть потерянные земли. Если бы русские, взяв Тебриз, пошли бы дальше, Персия перестала бы существовать. Но их царь поступил с нами справедливо и сдержанно. Они позволили нам вести долгие переговоры, дали нам оправиться от удара. А теперь посланник русских мертв, и они винят нас».
Похоже на упрек. Зачем перечислять все несчастья персов в минувшую войну? Словно визирь винит в них не собственных полководцев, а того, к кому обращается.
И что же из этого письма было выпущено? Еще более жестокие упреки.
«Всякий здравомыслящий человек, если подумает, поймет, насколько мы невиновны в случившемся. Если бы наше государство было вероломным, мы бы разорвали мир в самый благоприятный момент, когда денежная контрибуция в размере 8 куруров туманов[45] еще не была выплачена. А теперь, когда принц Аббас-Мирза готовился к визиту в Петербург, а их посол был принят с таким почетом…»
У Александра Христофоровича широко открылись глаза. К нам собирался наследник престола? А мы почему не знали? Паскевич почему не писал? Или он тоже ни сном ни духом? В Тегеране только между собой решали: ехать – не ехать? Или спросили разрешения у англичан?
В прошлом Персия поддерживала отношения с Турцией, с Россией, в начале века – с Францией при Наполеоне. Очень, надо сказать, опасный для нас был альянс. А потом их под свою опеку взяли англичане и… закрыли страну. Они торговали на Среднем Востоке, доставляли оружие, предложили дипломатическую помощь и присылку офицеров для обучения войск. Сейчас почти все контакты иранцев с внешним миром шли через англичан. Европейцы не имели права проехать дальше Тебриза, где их встречал наследник Аббас-Мирза. А до Тегерана еще 10 дней пути на ишаке…
Проиграв войну и утратив, как видно, глубокое доверие к британцам, принц искал выход из заколдованного круга и хотел вступить в прямые сношения с соседями.
И вот накануне такого визита – его ж еще надо готовить, полгода бы ушло на согласования – убирают нашего посла. Скандал. Ни о каком приезде наследника – второго, если не первого, человека в нынешней Персии – теперь и речи быть не может. Кому такой оборот на руку? Вот на что намекал визирь Моатемид, прося тех же британцев – больше-то некого – вымирить их, несчастных, с разгневанной Россией.
Поставили волка овец стеречь! Впрочем, в этой игре овец не было. Одни волки.
* * *
Наконец, третье письмо от министра иностранных дел Мирзы Абдул-Хасан-хана, тоже с клятвами британскому послу в непричастности шахского двора. Оно и само по себе содержало любопытные сведения. А уж с приписками-то…
«Никакой необходимости в грозных упреках с вашей стороны нет. События в столице и без того запятнали позором наши несчастные головы. Но чернь настолько разбушевалась, что мы вынуждены были затворить ворота цитадели, чтобы не пропустить горожан к шахскому дворцу. Отправленные на помощь послу отряды принцев Зилли-эс-Салтанэ и Иман-Верди-Мирзы не смогли пробиться через толпу, такой плотной стеной она стояла. Вы требуете наказать виновных. Но нельзя же схватить и казнить весь город. Многие мятежники пришли из караван-сараев, из соседних селений. Никто не ведает их лиц!»
Тщетные оправдания. Что же опущено?
«Господин посол знает сам, что мы опирались на советы мистера Уиллока, вашего секретаря, которые передавал нам доктор Макнил. Мы затворили ворота крепости и выслали отряды для разгона толпы. Но так как воины вовсе не хотели идти спасать гяуров, с которыми только что воевали, их никто и не понукал, как упрямого осла. Все совершилось мгновенно, как удар молнии, и русским, по совести, некого винить, кроме своего посланника, зачем так очевидно становиться на сторону армян и пренебрегать потомками древнего народа, которым правил еще Искандер Великий?»
После того как Искандер их завоевал, усмехнулся Александр Христофорович. Уиллок – знакомое имя. Не его ли сэр Макдональд буквально выслал из Персии в Англию, а ему вернули опального подчиненного, едва не перевязанного алой ленточкой?
Бенкендорф пошел-порылся в дальнем секретере и достал донесения полуторагодовалой давности. Так и есть. Посол Макдональд[46], аккредитованный в Тебризе, кстати не Лондоном, а Ост-Индской компанией, с первых дней невзлюбил склочного, склонного всех со всеми ссорить секретаря и отправил его в сопровождении – вот сюрприз! – полковника Александера домой. Но по дороге Джордж Уиллок останавливался в Константинополе и в Вене, где вел какие-то переговоры. В Австрии был допущен к Меттерниху. А в Лондоне?
Прием у премьер-министра Веллингтона, у лорда-хранителя тайной печати Элленборо, у министра иностранных дел лорда Абердина… Наших заклятых друзей.
А возвращается Уиллок в Персию через Петербург. Вот почему фамилия знакомая! Получает аудиенцию у Нессельроде и представляется поверенным в делах королевского правительства Великобритании. А Макдональд кто? Только представитель Ост-Индской компании? Так секретарь копал под шефа?
У Александра Христофоровича аж затылок заломило от напряжения. А если свалить бывшего начальника можно было только таким фейерверком с убийством посла? Ведь Макдональд откровенно прошляпил дело.
Бенкендорф обеими руками вцепился в документ. Здесь есть что-то еще, что-то еще…
«В конце концов мы скрыли и спасли от разъяренной толпы одного из служащих русской миссии господина Мальцова[47], – рассуждал Абдул-Хасан. – Это вполне правдивый свидетель произошедшего. Пусть он расскажет царю о том, что видел, и если северный властелин действительно так справедлив, как о нем говорят, он не покарает ни нас, ни посыльного».