Хорошо, что Катя с ними. Она взяла несколько дней за свой счет в больнице. По крайней мере мама не одна, пока она в школе. И конечно все знают, чья она сестра, слухами, как говорится, земля полнится, но она просто игнорирует вопросы, делает вид, что не слышит, переводит тему, и в конечном итоге вопросы больше ей не задают, только косятся и перешептываются, но это легко игнорировать.

Что нелегко игнорировать, так это мамино самочувствие. У неё то и дело прихватывало сердце, оба раза после вечерних новостей, и оба раза они вызывали скорую. Уговорить мама поехать в больницу было провальной миссией. Мама качала головой, пила таблетки и все так же не пропускала ни одного выпуска новостей, ожидая, что может быть все же что-то скажут про Сашу. И плакала. Много. Они с Катей пытались сделать всё, чтобы отвлечь маму, но куда уж там: её мысли вертятся только около Саши.

К концу третьего дня она уже задыхается в квартире, если честно. Она отвлекается от стопки тетрадей на проверку, потягивается на стуле так, что хрустят кажется все позвонки и решительно поднимается. Она бы и дальше сидела и проверяли тетради, если бы не голод.

Холодильник встречает её поразительной пустотой: одинокое яйцо и кусок сыра, который заплесневел по краям. Кажется Катя на нервной почве совершила набег на все, что было в холодильнике и наверняка даже на те запасы еды, чтобы мама спрятала в шкафчиках и полках. Она сама не помнит, когда последний раз открывала холодильник. Наверно в тот день, когда всё случилось. Она обедала в школе, а больше и кусок в горло не лез. И Катя жаловалась, что мама ничего практически не ест. Пустой холодильник - это жалкое зрелище, если честно.

Мила накидывает пальто, а затем заглядывает к маме в комнату. Мама спит, и не очень хочется тревожить её. Но будет куда хуже, если мама проснется, а её дома не будет. Она наклоняется, целует её в щеку, и мама приоткрывает глаза:

— Ты куда собралась? — сонно спрашивает она.

— В магазин.

— Мила, не ходи никуда, пожалуйста, — мама встревожена.

Она может и не ходить, может просто попросить Федю, который сегодня её водитель и охранник съездить в магазин, но ей хочется выйти на улицу и хотя бы где-то погулять, пускай даже в магазине.

— Мама, я на машине и с охраной. Ничего не случится. К тому же Катя вернется минут через двадцать. И я тоже вернусь быстро.

— Ладно, — мама говорит с большой неохотой.

Мила отходит от ней, но в дверях оборачивается и зовет маму тихо:

— Мам, — и, когда мама поворачивается, Мила говорит: — Я тебя люблю.

За эти дни это первый раз, когда на мамином лице появляется улыбка:

— Я тоже тебя люблю, доченька.

Маме бы побольше улыбаться. Ох и задолжал Саша маме за это. Одной поездкой в Анталию он точно не отделается.

🎞🎞🎞

С Катей они встречаются у дверей в квартиру. Катя даже как-то улыбается застенчиво, когда замечает в её руках пакеты.

— Я надеюсь, — говорит Катя, открывая дверь, — ты порадуешь меня тем, что в твоем пакете есть булка с маком и бутылка холодного молока.

— Катя, обижаешь, — Мила смеется, заходя в квартиру первая, когда Катя открывает дверь и пропускает её внутрь. — И еще пару бутылочек пива и вобла, — последнее она уже шепчет, потому что не хочет, чтобы мама услышала про пиво.

Мама вообще практически не пьет. И ей не нравится, когда пьет Мила. Но ей так захотелось ледяного пива с рыбой, что она не могла отказать себе в этом желании. К тому же в магазине был свежий привоз рыбы, еще не всё успели разобрать, так что устоять было невозможно просто.

Она ставит пакеты на пол, прислушиваясь. В квартире подозрительно тихо. Слишком тихо. Они с Катей переглядываются, и Катя зовет:

— Танюш!

Мама не отвечает. Холодок бежит по её спине. Мила тоже зовет:

— Мама!

Но мама не отвечает и ей.

Все внутри обрывается.

Есть одна причина, по которой она может молчать.

Ноги ощущаются ватными, пока они идут с Катей в мамину комнату. Катя оттесняет её и заходит в комнату первая, но замирает.

Нет. Этого не должно было случиться! Не сейчас! Может быть лет через тридцать или сорок, но не сейчас! Катя молчит, и Мила обходит её. Может быть мама просто крепко спит? Её действительно можно принять за спящую: лежит на боку, укутавшись в плед, которым Мила её укрыла каких-то там несколько часов назад, её левая рука свесилась с дивана, а на полу пульт от телевизора.

Её будто лишают всех сил в ту же самую секунду, когда она понимает, что мама больше никогда не проснется. Она оседает на пол, даже не регистрирует боль в коленях и с каким стуком она стукается ими о пол. Из её горла вырывается нечто похожее на хрип. А вот у Кати сил оказывается больше. Она опускается на пол рядом с диваном, берет маму за руку и начинает плакать. Вначале Миле кажется, что она не может плакать. Глаза почему-то сухие. Остаются они такими не долго, ведь когда Катя поднимает на неё заплаканные глаза и тянет к ней руку, и в этот момент вся это ситуация обрушивается на неё. Она подползает к Кате, прижимается к ней и маме, не замечая как слезы текут по лицу.

И она без понятия, как долго они сидят, давясь безутешными и горькими рыданиями.

🎞🎞🎞

Это как ночной кошмар. Только ночные кошмары заканчиваются, когда наступает рассвет или когда человек открывает глаза. Но этот ночной кошмар теперь с ней всегда.

Маме должно было исполниться пятьдесят в этом году. Мама должна была еще жить и жить, повидать мир. Может быть даже встретить какого-нибудь мужчину, в которого смогла бы влюбиться и который полюбил бы её в ответ. Она должна была увидеть, как растёт Ваня, увидеть еще внуков, может быть правнуков. Так много всего хорошего могло случиться.

Но не случится.

Мама уже ничего не увидит.

Она пялится в пустоту, не особо обращая внимание на то, что происходит вокруг. Мила отмирает только в тот момент, когда чья-то рука оказывается у неё на плече. Она поднимает голову и видит Тамару, которая присаживается рядом с ней на диван. Тамара во всем черном. Она смотрит на своё платье, тоже отмечая, что оно черное. Она даже не помнит, как сегодня одевалась или причесывалась, или даже мылась. Все как в тумане сегодня, кроме похорон и кладбища.

— Мы с тобой, Мила, — Тамара берет её за руку. — Если тебе что-то будет нужно, ты сразу же звони, — Тамара целует её в щеку, кратко обнимает, прежде чем уйти.

А затем на месте Тамары оказывается Фил, после - Космос, но она особо и не реагирует ни на что. Ей как-то совсем ни до чего нету дела сейчас.

Квартира понемногу пустеет. Людей на поминки пришло не так уж и много. Стол, до этого заставленный закусками, уже сложен и нашел своё место в углу комнаты. Это она вроде бы должна была убрать стол, помыть посуду и проводить всех, но всё, что она делает - сидит и пялится на фотографию родителей, которая стоит на полке в шкафу.

По крайней мере теперь мама и папа вместе там, если там вообще существует. Может быть ни Рая, ни Ада нет, и после смерти ничего нет. Вот так умираешь и на этом всё.

С кухни доносится журчание воды, а она сидит на диване и даже не шевелится. Кто остался? Оля, Саша, и, возможно, Витя. Но они скоро уйдут, оставят её одну. И она будет сидеть вот так и дальше, пока не заснет. Если вообще она сможет заснуть.

Папа был таким молодым. Мама тоже молодая. И у мамы ещё так много было всего впереди. Она стирает слезы зажатым платком в руках как раз в тот момент, когда Саша заходит в гостиную.

— Мила, — он тихо зовет её, смотря прямо на неё.

Но она отворачивается в сторону, нет никакого желания смотреть на него сейчас:

— Пожалуйста, уйди. Я не хочу тебя видеть.

— Мила, выслушай меня—

Она поднимается с дивана, намереваясь уйти в свою комнату и закрыться там. Но он не пропускает её, делает шаг влево, когда он ступает вправо, преграждает ей путь.

— Я не хочу тебя слушать тебя. Ни сегодня! Не завтра! — а затем с долей садизма добавляет: — Может быть больше вообще никогда!