Тут мне навстречу попалась женщина. Вовремя, как добрая фея.

– Женщина, – спрашиваю её, – вы случайно не Афродита Степановна здешняя фея?

– Что? – спросила она на меня удивленно, видимо не расслышала за метелью вопроса.

– До вокзала далеко идти? Я с поезда сошёл, вроде уже давно должен дойти, а его всё нет!

– Ты что, солдат, – удивилась она не на шутку, – ты же в другую сторону идешь!

Вот так, не успев приехать из Армии, я мог не попасть в Москву и не потрахать красивых и не очень, столичных и приехавших из провинции, девушек, а иногда и женщин, а пошел бы сейчас через болото, оно должно было начаться, оно уже начиналось зыбкой пружинящей почвой под ногой – тропинка скользила в этом месте, и сгинул бы почти доблестный солдат Советской Армии ни за х..й собачий! Как говориться – попил самогонки с проводником без пяти минут генерал ракетных войск стратегического влияния на радостях, что отслужил, теперь бабенок – появилась такая великолепная возможность – потереться об их тела, попарить барбоса в разнообразных михрютках! А я ведь через это болото – перед тем как меня забрали в Армию, – на работу ходил на этот гребаный радиозавод, иду помню, утром, осень уже, да, журавли летят клином в Антананариву, а в голове крутится композиция «Time» рок – группы «Pink Floyd» – я тогда торчал не по-детски от этой самой крутой в истории рок- музыки «команды» молодости нашей… Кстати, молодежь, всем рекомендую её слушать и рок-группы подобные ей, а не это фуфло – отечественную попсу, кое-как сляпанную халтурщиками с улицы Бассейной.

– Спасибо, – говорю, женщина, – что вы сказали, а то меня прямо как лукавый сбил с панталыку, я с поезда слез, и чего не пойму пошёл в другую сторону!

– Иди за мной, – сказала она мне, – я тоже иду на вокзал.

И пошёл я за этой женщиной, она и правда, как Ариадна Тесея из лабиринта, вывела меня из плена – говоря поэтическим анахронизмом 19 века – снежной метели прямо к вокзалу: опять перешли дорогу, пути. Спасла от снежного Минотавра, разбушевавшегося  ранним утром 17 октября 1982 года.

Пришёл я домой – радости было у родителей! Мы сразу же с отцом на кухне выпили за встречу. Отец очень обрадовался.

– Мать, – сын приехал! Дескать, ставь бутылку.

Мама обрадовалась ещё больше. Слёзы на глазах, обнимает, целует, словно я живой с войны вернулся.

– Сейчас, сейчас!

Побежала на кухню. Звук открываемого холодильника. «Идите сюда!» Я вошёл: она закуску – огурцы малосольные режет на тарелку.

Мы с отцом и выпили, «с увидом», как у нас говорят.

Мама моя алкоголь вообще не употребляла. На столе бутылка «Русской». Ещё на закуску: квашеная капуста, помидоры, холодец. К слову сказать, я после такой прогулки не то что не заболел, а даже не подхватил легкого насморка. Вот сколько во мне энергии бушевало в молодом 20-летнем только что отслужившем парне, во как сексуальная энергия прет, слегка вспученная алкоголем, а бабы – дуры, вместо того, чтобы когда видят солдата с дембеля пользоваться этим, так сказать вкусить сладкого побольше, хвать дембеля за член и в постель, пока у него отличный железобетонный стояк, пока не начал пить и дурить, неотвратимо превращаясь в алкаша- пивососа, собирают по городищу в помойках – ночных клубах весь приблатненный, одетый в дорогой дресс-clothes, чтобы прикрыть свою уродливую физическую оболочку, а еще больше отсутствие духовного содержания – обкуренный, обдолбанный, накачанный наркотиками и алкоголем неликвид асексуальных цивил-бичеров…

Вот как я был счастлив, что вернулся домой!

В Москву я поехал не как сказал директор – через неделю, и не как ему ответил – через десять дней, а через три недели – после праздника Октябрьской Революции. До этого времени меня ломало появляться на улице Вавилова, тем более

на праздник по безналичному конгреативу нам выписали дражайшую супербокс- кобылу Тамару Федоровну без экивоков на дрифт- померанц, и по истечении срока вольноопределяющихся гагар- пуховниц, то нельзя было устоять перед соблазном запаривать мульку по бестолковке, приводя в движение алжирские локомотивы от жирафа до гиндельбрандта, еще вчера стоявшие в депо на ремонте – эти абсурдные эксперименты тебе не по плечу Андрей Сергеич, так что или лузгай семечки, глядя в телевизор – раскручивай ипостась дифференциального маятника…

Глава вторая

1983 год.

Этот год, можно сказать, был самый некайфовый год жизни в Москве у меня и встретил я его не очень: в одиночестве, в селе Ковардицы – у младшей сестры бабушки (не знаю как называется по родственной линии я ей прихожусь, но кажется внучатый племянник). Село современное на то время уже с газом, находится в десяти километрах от Мурома по дороге на Владимир. Вера Фёдоровна уже была на пенсии, а перед этим работала учительницей, она мне и предоставила в распоряжение свою избу, а сама ушла встречать Новый Год к соседке. Я на новогодние праздники домой приехал, в московской общаге делать было нечего, я всего-то там жил на положении даже не студента, не так, как поется – « Во французской стороне на чужой планете…» – в известном советском шлягере Тухманова, предстоит учиться мне, увы, не в университете, а в ТУ- 78 на… О, какой позор для настоящего мужчины и только что дембельнувшегося солдата! на маляра, где в основном учились одни девушки, приехавшие из городов и весей со всего Советского Союза, там учились комсомолки и многие из них реально приехали покорять Москву в основном актрисами театра и кино: они рискнули её покорить, когда выучатся пять лет в известных московских театральных институтах.

Новый – 1983 – Год я встречал один, напившись, смотрел этот грёбаный «Новогодний огонек» по чёрно- белому телевизору, никакой женщине не присунул, и сразу понял – это плохой знак, и год будет паршивый… Даже перед самым Новым Годом, часов в одиннадцать, ходил в местный поселковый клуб; может, там кого я так думал удастся снять… Голый вассер! Это было глупой затеей! В сельских клубах, если ты чужак, хрен кого снимешь из местного прекрасного пола, да сейчас там его почти и не осталось, все в Москву из девушек кто посимпатичнее уехали покорять, дурочки, насмотревшись телеблевантина на красивых телеведущих с каменными физиономиями, читающих по бумажке чего им написали фокусники-виртуозы журнального жанра из телебашни.

Скорее по ебальничку получишь, чем тебе улыбнется познакомиться а тем более привести домой местную принцессу. По лицу, я – слава яйцам, не получил, хоть и был уже под «газом», сразу просёк, что ловить мне здесь нечего.

Народу было много и все уже пьяные. Причем не только молодежь, но и мужчины и женщины старшего возраста, и даже пенсионеры с детьми. (В том смысле что пенсионеры пьяные а не с детьми пьяные. Дети-то, кажется, были трезвые.) И все в той или иной степени уже «проводившие» Старый Год. За исключением, детей, конечно. Дети ещё не успели проводить, радуются ёлке. Клуб был разделен на два зала: в первом, ближнем, стояла украшенная игрушками и блестящей мишурой, ёлка. Даже не ёлка а ель: мощная, высокая, упирающаяся верхушкой в потолок и занимающая чуть ли не треть залы. (Рядом с селом елово-сосновый лес. Вокруг неё и топталось, как маленькое стадо гамадрилов на водопое, сразу три поколения механизаторов и доярок. Во втором дальнем зале – танцпол. Там уже реально, отрываясь на полную катушку колбасилась пьяная молодежь. Народу на удивление было много, не протолкнуться. Пьяные толпы молодёжи бродили туда-сюда.

Уже хорошо выпившая девица висела на руке у парня в джинсах-бананах и модном свитере и восхищенно повторяла по деревенски растягивая последние гласные в имени: «Петя-а! москвич!» Я сразу понял, что «Петя-москвич» такая же лимита, как и я. Но она от него, что москвич, была в полном восторге. Смотрела такими влюблёнными глазами что мне аж завидно стало. Я тоже «москвич» – ёпта-мать!