Света то выкрикивала свои обвинения, то переходила на свистящий шёпот, приближая свою искажённую ненавистью физиономию к Татьяниному лицу. Она явно пребывала в неадекватном состоянии, близком к истерике. Выходящие из инспекции люди, многие из которых знали Татьяну, удивлённо на них поглядывали.

Но Татьяна решила не обращать на это внимания и продолжала провоцировать Свету:

– Ну, Женя-то поплатилась за своё легкомыслие, но только вместо тебя её кто-то другой приговорил, и ты не видела, как она мучается. Не тот кайф.

– Видела! Всё получилось! Жалко только, что эта гадина мало мучилась! Это же я её… я… – Света вдруг сообразила, что выдала себя и замолчала на полуслове, сжав кулаки. Уставилась на Татьяну.

А та выяснила, что хотела: Алексей сказал правду, это Света убила Женю. Хотя его роль тоже очень некрасивая, но он в ней хотя бы раскаивается, а эта ведьма злобная с удовольствием всё повторила бы ещё раз.

Татьяна сделала вид, что ничего не заметила, и спокойно сказала:

– Но ты же увидела только уже Женькин труп и помогла Алексею его спрятать, и всё. Простила бы его, тем более он тебя потом в Штаты перевёз. Ведь у тебя же там всё удачно складывается, как я понимаю?

Света уже пришла в себя, приступ бешенства прошёл. Она холодно сказала:

– Никакого прощения ему не светит, слишком долго он об меня ноги вытирал. И давай эту тему закроем, я сюда за этим и пришла. У меня к тебе настоятельная просьба, очень настоятельная, понимаешь? Здесь, в России ты можешь рассказывать это всё кому угодно, мне всё равно. Я сюда никогда не вернусь. Но в Штатах об этой истории никому не должно стать известно. Если что-то просочится, я приму меры, я человек решительный и деньги у меня теперь есть. Доллары.

Так. Угрозы пошли. Татьяна пожала плечами:

– Да мне совершенно безразличны эти ваши семейные дрязги и старые грехи. Никому я ничего не собираюсь говорить, да, собственно, и некому. Все старые свидетели событий разбрелись в разные стороны, кому это может быть интересно? Послушай, Света, время идёт, мне домой надо. Ты мне что-то ещё сказать хотела?

– Только одно, – ледяным тоном ответила та. – Позавчера мы с Алексеем пошли в ЗАГС и подали заявление о разводе, мне удалось от него этого добиться. Всё быстро оформили, и сегодня уже получили паспорта со штампами. Деньги везде облегчают процесс.

На улице ему стало плохо, он упал. Я не стала ничего делать, ушла в гостиницу, я туда ещё два дна назад переехала от его родителей. Могу себе позволить жить в хорошем отеле, деньги у меня есть, – в очередной раз похвасталась Света и снисходительно посмотрела на Татьяну. У той явно с долларами была напряжёнка.

– Послушай, ты даже скорую не вызвала Алексею, так и ушла? – спросила Татьяна, пропустив мимо ушей подколы Светки насчёт денег.

– Да. Он мне теперь вообще никто, если сдохнет – очень хорошо сделает. Но вдруг выживет? – Света опять начала возбуждаться и наливаться ненавистью к Алексею. – Если ещё будешь с ним общаться, передай, что я его ненавижу по-прежнему, его инфаркт, или что там он изобразил, ничего для меня не меняет! Замок в квартире я заменила, пусть не смеет туда лезть! Я собственник, это моя квартира. Может, продам её потом по доверенности, я договор с адвокатской конторой заключила, они в России представляют мои интересы. Так что передай этому гаду, пусть думает, как себя дальше вести. Можешь добавить, что он сволочь. Прощай!

И Света быстро ушла.

Татьяна не спеша пошла в сторону метро. Лето в разгаре, на бульваре под деревьями в тенёчке сидят аккуратные интеллигентные старушки, обитательницы центральных районов Петербурга.

Соломенная шляпка с лентой, подкрашенные узкие губы, на плечах кружевной или тонкий шерстяной палантин, и книга в руках – из года в год летний гардероб не меняется. Да ведь и тёплых дней, когда в городе можно выйти на улицу без пальто и зонтика и посидеть на скамеечке с книгой, в году наберётся от силы десяток. Вещи не успевают износиться, эти старушки вечны, как сам Петербург.

Зелень, которой в городе катастрофически мало, всё же немного скрывает облупившиеся фасады некогда роскошных зданий. Не так режут глаз уродливые железные двери, заменившие красивые резные створки, ещё недавно украшавшие парадные.

В советскую эпоху, до 1991 года, эти старинные деревянные двери просто время от времени красили густой масляной краской, слой за слоем, пока под этой многолетней толщей не пропадала вся резьба. Но всё же былая красота проглядывала, да и затейливые дверные ручки почти везде сохранялись. Теперь же эти некогда прекрасные двери, произведения искусства, выбрасываются на помойки.

Проходя мимо тёмной подворотни, дугой уходящей во внутренний двор, Татьяна в который раз полюбовалась старинной кованой решёткой ворот, тоже, правда, испорченной наслоениями чёрной жирной краски. Эти чугунные массивные ворота, похоже, пока ещё ждут своей очереди отправиться в металлолом. Тяжёлые очень, это их и спасает от алчных вандалов.

Перед воротами из тротуара торчал гранитный наклонный столбик, к которому двести лет назад привязывали лошадей. Из подворотни пахло сыростью и чем-то ещё – наверное, плесенью – тоже многовековой давности.

Вроде бы неприятные запахи, но Татьяна настолько любила свой родной город, что даже они были ей дороги. Всегда вспоминала свою давнюю институтскую подругу, которая говорила, что, когда она приезжает с севера на родину – в свой Петербург-Ленинград, то всегда специально идёт на Васильевский остров. Там можно найти самые старые и сырые дворы, где не только стены, но и воздух хранят материальные частицы прошедших веков.

На другой стороне старинной улицы на здании консульства Соединённых Штатов гордо развевался звёздно-полосатый флаг. «Вот уж точно, Америка-разлучница, пожевала Алёшку и выплюнула», – подумалось Татьяне.

Всё-таки ей было его жалко. Жив ли? Можно, конечно, забыть это всё как страшный сон и не думать обо всей этой истории. Женя давно на кладбище, ничего уже не изменить.

Справедливое возмездие? Светку уже не достать. Даже если наплевать на её угрозы, то доказать что-либо и добиться наказания невозможно. Никаких следов не осталось, кроме куска конкреция в полиэтиленовом пакете, который Татьяна спрятала у себя дома в платяном шкафу.

Алексей… Помимо воли всплыли в памяти их отдельские посиделки и болтовня в курилке, всяческие розыгрыши и выезды за город на «День здоровья». Да и начальником он был совсем неплохим, когда ещё работа нормальная в институте была. Все новые идеи и техника появлялись в их отделе в первую очередь, работать было интересно благодаря его изобретательности, энергии и пробивным способностям.

Он виноват, конечно. Не справился с собой, хотя Женьку тоже уж совсем невинной жертвой считать нельзя. Глупая девчонка, привыкла, что лёгкий флирт и даже случайный секс не имеют серьёзных последствий.

Выходит, красота действительно страшная сила, даже убийственная. Свела с ума по меньшей мере двух мужиков, подпортила жизнь Нельке и, как позже выяснилось, Нине.

Эта влюблённая в Алексея дурочка, Нина, всё гадала, почему той, теперь уже давней, весной их робкие попытки сближения вдруг прервались. Да он просто тогда на Женьку отвлёкся, она же, как яркая бабочка, к ним залетела и стала по комнатам порхать! Думала, со всеми можно, как с ровесниками-студентами, дурачиться и хохотать, а тут серьёзные страсти взыграли.

«Так, хватит осуждать несчастную девчонку, – остановила себя Татьяна, – она заплатила за всё своей жизнью, а все остальные участники событий, по крайней мере, живы. Главная виновница трагедии вообще в шоколаде, в Америку летит».

Может, судьба уже наказала Алексея? Жив ли он? Татьяна поняла, что покоя ей, дуре, не будет, пока она это не узнает. И она стала думать.

Придя домой, она перерыла старые записные книжки и нашла домашний телефон Алексея. Вопрос: знают ли его родители о разводе и о том, что сын, видимо, попал в больницу? Ведь Светка скорую не вызвала.