С дедом я тоже поделился уловом. Оставил себе одну рыбёху на уху.

Многое увиденное и пережитое тобой надёжно сохраняет человеческий мозг. Все образы, предметы и даже ощущения уже многие годы хранятся в ячейках памяти, как взаперти.

Вот – та красная стрекоза и мальчик, пытающийся её поймать, вот – ватага местных мальчишек, идущих с тобой на вечернюю рыбалку на берег Арабского залива, а вот – тот самый седовласый, с беззубым ртом, старик и задремавший у него на руках мангуст. Он принял твоё приветствие и пригласил на короткую минуту обменяться парой слов о сегодняшней погоде, о том, как тебе живётся в этом далёком краю. Увидев, что ты не возгордился, улыбнулся ему и тем, кто был рядом с ним, от чистого сердца предложил тебе то единственное, что было у него на ужин: плошку кислого буйволиного молока и горстку фиников.

Картинки, картинки, картинки.

Какими ты их увидел, запомнил, такими они и остаются неизменными, несмотря на многие события и прошедшее мимо время. Они, эти образы, по твоей воле не могут вырваться из замкнутого круга, из роковой петли времени. На самом же деле тот старик уже давно умер, когда узнал, что единственный его сын погиб во время бомбёжки порта Эль-Фао. Он давно хотел бы встретиться с ним там, на небесах, но не может этого сделать – ты его не отпускаешь, хотя давным-давно и обещал написать о нём. И тот мальчик, что ловит стрекозу, был убит очередью из вражеской штурмовой винтовки М-16. Сколько безутешных слёз пролила его мать, сколько горьких дум передумал его отец. О, сколько их, погибших и неприкаянных!

Однажды ночью я проснулся в холодном поту: «Освободи их, с Богом пусти их на волю. Напиши о них. Если их не выпустить, они так и уйдут вместе с тобой, не узнав, что такое свобода», – будто кто-то шепнул мне в самое ухо.

«Что ты, что ты! – воспротивился второй я, который всегда вмешивался в разговоры в самый неудобный момент. – Не смей так думать – уходя в вечность, в бесконечное бытие, не ты их, а они тебя за собой утащат».

Призадумавшись, я ответил ему, моему альтер эго: «Не кичись, не дерзи и не бей горделиво себя в грудь – вот, мол, какой я храбрый попиратель того, что мне не мной предначертано. Вспомни слова Оптинских старцев: «Дай мне всецело предаться воле Твоей святой. На всякий час сего дня наставь и поддержи меня… Во всех словах и делах моих руководи моими мыслями и чувствами». Отпусти своё тщеславие, прими со смирением то, что тебе уготовано, и они, уходящие, не причинят тебе того, чему ещё не пробил час. Никто не знает, когда придёт его черёд, и слава Богу. Не думай об этом и не бойся. Делай своё дело, то, что тебе уготовано: пиши».

Пришло время распустить очередную петлю времени, брат мой.

Создание этого объекта было экспериментальным по многим техническим параметрам, межгосударственным и даже политическим соображениям. Подобного ещё не было ни в советской, ни в финляндской практике, поэтому и мы, и финны свою часть проекта делали основательно и качественно, демонстрируя образец взаимопонимания и взаимовыгодного делового сотрудничества.

Мы отвечали за технологии основного производства, оборудование, инструмент, оснастку и, конечно, профессиональные кадры, финны взяли на себя строительство производственных и административных корпусов, инженерные и транспортные коммуникации. По контракту с Ливийской Джамахирией наша сторона выполняла роль генерального подрядчика, а финны были субподрядчиками.

Наш городок располагался в восьми километрах от города Бени-Валид, чуть в стороне от объекта, а финский посёлок был ближе к самому заводу, для удобства, по их мнению. Кроме специалистов предприятий Миноборонпрома, в нашем городке проживали преподаватели ПТЦ – Профтехцентра, также построенного советской стороной, группа болгарских технических специалистов, работающих на заводе по прямому соглашению с заказчиком, и несколько семей ливийских офицеров, прикомандированных к заводу.

Работать с финнами – одно удовольствие: немногословные, деловитые, отличные специалисты в своих вопросах, финны отличались высокой исполнительностью и трудовой дисциплиной. Поэтому, когда все они, как по сговору, не вышли на работу, для нас это было чем-то экстраординарным и малопонятным.

Мы подумали, что у них есть на такой демарш какие-то особые и, несомненно, веские причины. Решили не суетиться и подождать часок-другой, полагая, что кто-то из них позвонит и даст пояснения. Но финны не выходили на связь и в девять часов, и в десять. На наши звонки тоже никто не отвечал. Стало ясно: что-то там случилось, и нам необходимо выяснить – что конкретно.

На разведку снарядили Евгения Барышникова, переводчика. Шеф разрешил ему взять директорскую «Мазду» – благо до финского городка тут рукой подать.

Машина ушла. Мы хоть и не прекращали работы, но мысленно были с Женей. Кто его там знает, что за беда стряслась с нашими партнёрами и друзьями?

А стряслась реальная беда!

Евгений быстро обернулся и сделал сенсационное сообщение на экстренном совещании у руководителя группы советских специалистов. Он сообщил, что на подъезде к финскому городку возле шлагбаума его остановил не филлипинский наряд, который был нанят финской стороной, а неизвестные вооружённые лица, смахивающие на арабов. На военных представителей нашего заказчика они не были похожи, поскольку люди заказчика носили штатную военную форму Вооруженных сил Ливии.

При приближении «Мазды» к блокпосту боевики автоматами преградили путь и, ничего толком не объясняя, заставили развернуться:

– Проезд закрыт. Да здравствует революция! Разворачивай! Бáрра! Бáрра! Поехал прочь!

Это была открытая часть, где информацию Барышникова только заслушали. О том, какие действия с нашей стороны будут предприняты, обсуждать на территории объекта, под чужой крышей, не стали.

А кто бы сомневался, что наш брат-оборонщик поступит иначе? Мы ведь самой системой воспитаны в духе бдительности, готовности хранить государственную тайну, защищать интересы Родины в любых ситуациях и в любой точке мира. К тому же недавно присланный на объект представитель службы безопасности головного предприятия не зря штаны протирал. Ему выпала ответственность и была оказана особая профессиональная честь в непростой ситуации обеспечить и безопасность, и здоровье людей, и сохранность имущества, в которое государство вложило большие средства.

По существующей тогда практике все оборонные заводы в СССР курировал КГБ, и в штате руководства служб режима и безопасности этих предприятий также работали офицеры комитета.

Закрытая часть совещания состоялась во время обеденного перерыва, когда весь советский контингент находился в городке. Пригласили только руководителей цехов и главных специалистов, включая и старшего группы переводчиков.

Слово взял наш новый безопасник, Юрий Фефилов. Это надо было видеть и слышать!

Он коротко информировал о строгой конфиденциальности совещания, сообщил план на случай чрезвычайной ситуации. Такая ситуация, судя по инциденту с финской группой, наступила.

В городке и на территории объекта находился транспорт, ещё не переданный на баланс ливийской стороне: два пассажирских автобуса ЛАЗ и ЛиАЗ, бензовоз, два микроавтобуса РАФ, легковые автомобили «Мазда», «Лада», «Мерседес», бульдозер-экскаватор, два самосвала, целых пять мотоциклов «Иж-Планета-5». Весь транспорт пользовался бензозаправкой, расположенной в городке.

Создана группа, ответственная за постоянное содержание техники в эксплуатационном состоянии. Сформирована группа охраны автостоянки и склада горючего.

Обеспечен оперативный запас питьевой воды и продуктов питания.

Сформирована группа поддержки медпункта из числа женщин, владеющих приёмами оказания медпомощи. Они поступили в оперативное распоряжение нашим докторам Павлу и Людмиле Лебедевым.

Точка громкой радиосвязи в городке перешла в прямое подчинение руководителю объекта. При поступлении громкого сигнала «Внимание, час “Ч”!» надлежало в любое время суток собраться группами и семьями в точке сбора на автостоянке для дальнейшей эвакуации в безопасные места. Маршрут доведён до каждого водителя. Информация о поведении при поступлении такого сигнала должна быть сегодня же проработана в каждом цехе, на каждом участке, в каждой семье.