***
После введения христианства на белорусских землях некоторых из наиболее почитаемых языческих божеств церковь отождествила с собственными святыми: Перуна, например, – со Святым Ильей, Велеса – со Святым Власием, Ярилу – со Святым Георгием и т.д.
Кроме того, церковь заимствовала у язычества многое из словаря и обрядовых формул, восходящих к индоевропейским источникам, таких, например, как «Спас», «Господь», «святой», «пророк», «молитва», «жертва», «крест», «чудо» и др.
Защитная сила амулетов-оберегов, которые носили на шее, перешла на нагрудный церковный крест. При этом чем выше был сан священника, тем более крупным и ценным крестом он украшался. Заслуженные иерархи носили по два и по три креста.
Почитание священного огня (на Беларуси он назывался Знич) сохранилось в зажигании лампадки перед иконой. Сожжение колдунов и еретиков, практиковавшееся католической церковью на белорусских землях с 1436 по 1479 годы, по сути повторяло обряд жертвоприношения богам Солнца и огня. После изгнания инквизиции из Великого княжества Литовского аутодафе на Беларуси применялось крайне редко – в отличие от соседних Польши и России.
Кодекс моральных правил наших предков именовался «Правь», а намерение его соблюдать – «Правь славить». Поэтому «греческая вера», пришедшая в Х веке из Константинополя, трансформировалась в «православие». Это определило на многие столетия двоеверие наших предков, которые с одинаковым усердием крестились в церкви и задабривали языческих богов в своем доме.
Схожим было и отношения язычества и христианства к вину. В языческой традиции влага деревьев (например, березовый сок) и хмельной напиток под названием «сурья» (в нее «извлекалась» душа злаков и меда) обладали жизненной силой. В библейской – церковное вино превращается в кровь Спасителя при евхаристии.
Но подобные заимствования ничуть не уменьшили рьяной воинственности, с которой христианская церковь искореняла языческие традиции. В течение тысячелетия христианство изрядно преуспело в уничтожении старой и введении новой обрядности. Языческая мифология постепенно была вытеснена библейской, однако окончательно не исчезла. Еще долгое время она оставалось основной семейной и бытовой религией крестьянства, для которого в христианской символике были чужеродными такие элементы, как фараон и фарисеи, золотой телец и скрижали, пустыни и река Иордан, Иерусалим и Голгофа, Пилат и пальмовые ветви. Проповедуемое христианством смирение также никогда не входили в число языческих идеалов. И уж явно с большим сомнением осмысливали наши предки символ безгрешного зачатия, напрочь противоречащий эмпирическому опыту поколений. Но постепенно полное бесправие перед властью побуждало людей усваивать такой важный христианский постулат, как терпение. В народном сознании этот сдвиг закрепился в выражении: «Христос терпел и нам велел».
В таких условиях зарождалась фольклорная мифология, населившая добрыми и демоническими существами всю окружающую наших предков природу – от земных глубин до заоблачных высей. Она связывала ушедшее языческое мировоззрение с новыми реалиями, сохраняя при этом целостную систему взглядов наших предков на Вселенную, объясняя им тайны бытия, моделируя нормы поведения.
Согласно этому немного наивному, но безусловно самобытному мировосприятию лес населяли Пущевик, Лесовик, Гаюн, Гаевка, Кладник, Зазовка, Ужалка, поле и огород – Полевик, Белун, Жытень, Спешка-Спорышка, Житняя баба, водоемы – Водяник, Русалка, Озерница, Баламутень, болота – Болотник, Аржавень, Кадук, Хапун. В воздухе теперь обитали Поветрик и Подвей, в хате – Домовик, Печурник, Меша, Хут, в хозяйственных постройках – Гуменник, Пунник, Лазник, Евник и Хлевник.
По сравнению с прежними героями мифов – детьми Сварога – эти персонажи обладали куда меньшей магической силой, но их влияние на повседневную жизнь людей казалась куда более существенным.
В зависимости от характера человека и его поступков фольклорные персонажи могли ему помочь или навредить. Поэтому их почитали и старались задобрить разнообразными обрядами. В отличие от персонажей языческой мифологии герои и антигерои фольклорных мифов наделялись человеческими характеристиками, общеизвестными достоинствами и недостатками.
Наличие в языческих мифах наших предков таких героев, как Ярила, Перун и Велес, роднило их с мифологией соседей-славян. Но в белорусской фольклорной мифологии присутствовали также персонажи, которых не было ни у русских, ни у поляков, ни у украинцев. Это Зюзя, Баламутень, Зазовка и некоторые другие. Богатство фольклорного пантеона наших предков еще в XIX веке отметили такие ученые, как Зориан Даленга-Ходоковский и Адам Киркор, которые провели сравнительный анализ белорусской мифов с мифами соседних народов.
Случалось, правда, что один и тот же персонаж фольклора по-разному виделся, к примеру, в Поозерье и в Полесье, зачастую получал совершенно противоположные черты внешности и нрава. Но несмотря на такие различия, универсальные категории добра и зла, которыми руководствовались эти вымышленные герои, оставались неизменными. Это и позволило фольклорной мифологии на протяжении тысячелетия сохранять в народной памяти представления о дохристианских верованиях и стать наследием нашей архаичной духовной культуры.
О ее востребованности красноречиво свидетельствовал тот факт, что последнее языческое святилище в Минске (находилось на берегу Свислочи приблизительно на месте современного здания Лицея БГУ, недалеко от нынешней станции метро «Первомайская») было разрушено по настоятельному требованию православного духовенства лишь в начале ХХ века, а последний языческий вещун (жил возле станции Крыжовка под Минском) арестован в 1937 году и сослан в Сибирь.
Сегодня уже вряд ли кто-то всерьез воспримет героев языческих и фольклорных мифов в качестве объектов религиозного поклонения. Но знания о мифах древних белорусов удивительным образом соединяют в нашем сознании ушедшие поколения с нынешними.
***
Тем, кто хотел бы углубить свои познания в мифологии наших предков, рекомендую следующие научные и литературные источники:
Анимелле М. Быт белорусских крестьян // Этнографический сборник. Вып. ІІ. СПб., 1854.
Аничков Е. Язычество и Древняя Русь. СПб, 1914.
Асов А. Велесова книга. М., 1995.
Асов А. Мифы и легенды древних славян. М., 1998.
Асов А. Русские Веды (Песни Птицы Гамаюн, Велесова книга). М., 1992.
Афанасьев А. Живая вода и вещее слово. М., 1988.
Афанасьев А. Народные русские легенды. Казань, 1914.
Афанасьев А. Поэтические воззрения славян на природу. М., 1869.
Бараг Л. «Асілкі» белорусских сказок и преданий / Русский фольклор. Вып. VIII. М.–Л., 1963.
Баршчэўскі Я. Шляхціц Завальня, або Беларусь у фантастычных апавяданнях. Мн., 1992.
Беларуская міфалогія: Дапам. / Уклад. У. Васілевіч. Мн., 2001.
Беларуская міфалогія: Энцыклапед. слоўнік / С. Санько, Т. Валодзіна, У. Васілевіч і інш. Мн., 2004.
Беларускі эпас / Склад. С. Васілёнак, М. Грынблат, К. Кабашнікаў. Мн., 1959.
Богданович А. Пережитки древнего миросозерцания у белорусов. Гродно, 1895.
Боровский Е. Мифологический мир древних киевлян. Киев, 1982.
Булгаковский Д. Пинчуки. СПб., 1890.
Веда славянъ. Обрядныя пъсни языческаго времени, сохранившиеся устнымъ преданиемъ у македонскихъ и фракийскихъ Болгаръ-Помаков. СПб., 1881.
Велецкая Н. Языческая символика славянских архаических ритуалов. М., 1978.
Веселовский А. Славянские сказания о Соломоне и Китоврасе и западные легенды о Морольфе и Мерлине. Петроград, 1921.
Власова М. Новая аберега русских суеверий. СПб, 1995.
Гальковский Н. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси. Т. 1. Харьков, 1916.
Глинка Г. Древняя религия славян. Митава, 1904.
Грицков В. Сказания руссов. М., 1992.
Гусев В. Эстетика фольклора. М., 1967.
Демидович П. Из области верований и сказаний белорусов // Этнографическое обозрение. Кн. 28. № 1–3. М., 1896.
