Не знаю, слушал ли меня Джонсон — он явно уже успел мыслями погрузиться в работу. Ее господину президенту предстояло немало. Как и всем нам — хотя меня, впрочем, сейчас куда больше интересовала возможность вздремнуть хоть пару часов. Дар еще подпитывал уставшее от долгой дороги тело, но усталость все же брала свое.

Гостиная дома Кеннеди-старшего… нет, не то, чтобы опустела — но примерно половина гостей уже успели разойтись то ли по домам, то ли устроиться на ночлег по многочисленным комнатам. Кого-то из парней Гризли отправили спать чуть ли не в гараж, а вот нам с Хельгой повезло больше: по неизвестной мне причине хозяйка посчитала нас чуть ли не супружеской парой — поэтому велела устроить отдельно. Вряд ли мансарда под самой крышей тянула на президентский люкс, но там уж точно была кровать — так что я без лишних разговоров направился наверх.

Видимо, под конец дня судьба решила хоть немного компенсировать мне неприятности: когда я поднялся по лестнице, фрайин фон Рихтгофен как раз заканчивала готовиться ко сну. Она сидела на кровати и расчесывала волосы, завернувшись в тонкое одеяло, которое оставляло не так уж много простора воображению. Через полуоткрытую дверь я мог разглядеть пока только обнаженную спину — но и этого оказалось достаточно: усталость сняло как рукой.

Без одежды Хельга выглядела почти хрупкой — то ли из-за белой кожи, не тронутой местным загаром, то ли благодаря природному изяществу, которое крепкие мускулы ничуть не портили — а скорее и вовсе подчеркивали. Она едва слышно напевала что-то себе под нос и наверняка не услышала бы моих шагов. А может, даже решила пройтись по комнате голышом… Да, против такого я уж точно бы не возражал!

Но стоило ей чуть повернуться — воспитание все-таки взяло верх раньше, чем одеяло сползло еще ниже.

Я откашлялся и шагнул к двери, на всякий случай стараясь побольше шуметь. Но Хельгу мое неожиданное появление ничуть не смутило. Возможно, она даже специально поджидала меня вот так, без одежды и усевшись спиной к лестнице.То ли заманивала в какую-то ловушку, то ли просто хулиганила, как обычно, то ли…

— Это ты, Горчаков? Подглядываешь?

— Нет, — отозвался я — и, подумав, добавил: — Ваше высочество.

— Высочество? Ты что, ударился головой?

В голосе Хельги даже не было удивления — только привычная насмешка. Она явно давала понять, что штука показалось ей забавной, хоть и не вполне уместной. В самом деле — обратиться к дочери и наследнице фрайгерра так, как этикет требует именовать исключительно особ королевской крови… Смех, да и только. Я на мгновение даже подумал, что все-таки ошибся.

Но только на мгновение.

— И снова — нет. Моя голова в полном порядке, Хельга. — Я сложил руки на груди и оперся плечом на дверной косяк. — Или мне все-таки уже можно называть тебя Анна-Мария?

Хельга еще не успела даже полностью развернуться ко мне, а я уже понял, что попал. Не то, чтобы совсем не целясь — но почти наугад, в очередной раз доверившись госпоже Удаче. Аргументов и зацепок накопилось вполне достаточно, и все же признание стоило куда больше всех их вместе взятых.

Разумеется, фрайин… то есть, совсем не фрайин и уж точно не фон Рихтгофен не стала сыпать подробностями. Не выдала себя чем-то вроде нелепого прыжка на месте, улетевшего на пол одеяла или хотя бы скорбного, фальшиво-удивленного или какого-нибудь еще многозначительно взгляда. Да чего уж там — вообще не произнесла ни слова. Всего моего Дара не хватило пробиться за маску, отлитую из смеси насмешки, самоуверенности и какой-то запредельной притягательности.

Впрочем, мне хватило и самой позы. Все еще спиной ко мне, вполоборота, с легкой и на первый взгляд даже игривой улыбкой на губах. Хельга отчаянно делала вид, что происходящее ее от всей души веселит. И я, и сама ситуация, когда мы вдруг оказались вдвоем в столь… занятной обстановке. И мои слова, конечно же.

Но я достаточно хорошо знал ее, и смог заметить почти незаметную глазу неестественность. Нет, даже не взгляд — другое: странный, почти болезненный выворот шеи, застывшие в напряжении мускулы спины под безупречной белой кожей и руку, забывшую двинуть расческу дальше вниз по волне золотистых волос.

— Давно догадался?

Хельга — надо отдать ей должное — не стала ломать комедию. Видимо, уже сообразила что и смех, и наигранное удивление ничего не изменят. И даже неловкие попытки поспорить и на ходу придумать какие-нибудь отговорки вызовут разве что обратный эффект. Но и сдаваться на милость “победителя”, конечно же, тоже не стала. Молча развернулась, села поудобнее, отложила расческу, склонила голову набок — и смотрела. Без злобы, вообще без особых эмоций — будто просто заново изучала меня.

Впрочем, наверняка теперь ее интересовала не моя скромная персона, а возможные последствия раскрытой тайны.

— Догадался? — повторил я. — Надо сказать — мог бы и пораньше… маскировка почти безупречная. Должен признать, ты умеешь водить людей за нос.

— Иногда приходится быстро учиться. — Хельга улыбнулась одними уголками губ. — Ну… Может, расскажешь, где я прокололась? Мы ведь уже никуда не торопимся, верно, Горчаков?

— Пожалуй, нет. — Я вошел в комнату и осторожно прикрыл за собой дверь. — Для дочери фрайгерра ты слишком хорошо образована. Говоришь на английском и голландском. И на французском — получше меня.

— На русском и итальянском — немного, — усмехнулась Хельга. — Думаешь, немецкое образование хуже вашего?

— И в мыслях не было. — Я пожал плечами. — Но отличить ван Дейка от Босха или Брейгеля… Или Брейгелей друг от друга. Я бы, например, не смог.

— Контора поверенного в Брюсселе. — Хельга недовольно поморщилась. — И зачем я вообще полезла разглядывать эту картинку?

— Если честно — тогда я даже не подумал, — улыбнулся я. — Чертежи и судовые документы интересовали меня куда больше. И благодаря им мы в конце концов оба оказались… здесь.

— Языки, история искусств… — задумчиво произнесла Хельга. — И все?

— Почти. По долгу службы тебе вроде как положено разбираться в аэропланах. А может, даже любить их — примерно как Гризли любит мотоциклы. Но когда мне в руки на заправке вдруг попался прошлогодний выпуск журнала — ты как с цепи сорвалась. И это как раз выглядело весьма… занятно. — Я неторопливо прошелся по комнате и уселся в пустующее кресло. — А примерно час или полтора назад один весьма прыткий юноша подсунул мне тот же самый номер.

— Scheisse… — вздохнула Хельга.

— Да, немыслимое совпадение. Как сказали бы наши американские друзья — шанс один на тысячу… или даже не миллион. — Я стащил пиджак и кое-как пристроил его на спинку кресла. — У меня было всего несколько секунд — и все же я открыл журнал на нужной странице. И как думаешь — кто позировал популярному венскому фотограф, сидя на крыле военного “Альбатроса”?

Ответом мне был весьма красноречивый взгляд. Хельга — точнее, Анна-Мария фон Габсбург, единственная дочь покойного кайзера Вильгельма и наследная принцесса Священной Римской Империи — умела держать себя в руках. То ли научилась еще при дворе отца в Вене, то ли уже потом, когда зачем-то примерила форму авиаторов Рейха и отправилась бороздить небо на алом “Фоккере”. На мгновение я даже почувствовал что-то похожее на зависть: мне тоже не раз приходилось скрываться под чужой личиной, но такое…

Другая прическа, другая одежда, тусклый свет… В конце концов — места и компания, в которых наследнице германского престола уж точно не стоило бы находиться — все это неплохо защищало ее инкогнито. Но все равно раскрыть нас могли когда угодно.

Не случайно Хель… то есть, ее высочество принцесса Анна-Мария держалась в тени и сталась не попадаться на глаза Джонсону. Уж кто-кто, а американский президент вполне мог знать ее даже в лицо.

Но, конечно же, не обратил внимания. Бедняге явно было не до этого.

— Кстати, купальник тебе идет, — улыбнулся я. — А волосы, наверное, жалко… Раньше были длиннее.