Характерная деталь: дед С. А. Губайдуллиной тоже был муллой. Он был одним из организаторов «Общества мусульман-прогрессистов», для этого специально ездил в Петербург, встречался с премьером России С. Ю. Витте. Тогда казённые средства выделялись только русским школам, и новая организация взяла на себя все заботы о финансировании просветительства среди мусульман. После 1917 года почти вся его семья тоже была репрессирована, они долго жили в ссылке на Аральском море. Ида, сестра С. А. Губайдуллиной, так описывает это время: «Детские годы запомнились по страху, в котором постоянно пребывали наши родители. О причинах страха мы могли только догадываться, – в доме о прошлом родителей разговаривать было не принято»59.

Из разговора Камиль понял, что мама ничего не забыла. Он чувствовал – ей тяжело дается их разговор, и уже хотел прервать его. Но мама опередила.

Словно что-то для себя решив, она вдруг прочитала стихи. Наизусть.

Юату60

В памяти моей твой образ дышит

Пламенем горящих карих глаз.

Мне бы «этием»61 хоть раз услышать,

И не плакать, дочка, как сейчас.

Помню, как меня ты обнимала,

Чуть скучая перед каждым сном.

Издали завидев, подбегала,

Когда шел с работы я в наш дом.

Скоро я вернусь, пройдут ненастья.

Захлебнувшись счастьем на бегу,

Ты взлетишь стремглав в мои объятья,

Обниму я сильно, как смогу.

Будет жизнь нам новой милой сказкой.

Братику, сестричке, маме, всем.

Наполняясь радостною краской,

Жизнь веселой станет насовсем.

Ты начнешь учиться очень скоро,

Силу в новых знаньях обретешь.

В них создашь надежную опору

Ты себе, и в жизнь легко пойдешь.

Я приеду, привезу отсюда

Всем гостинцев. В новый туесок

Положу подарки, ягод груду,

Чем богат Путмянский наш лесок.

Ну, пока, пора и мне прощаться.

В срок недолгий здесь я остаюсь.

Мне с делами надо разобраться:

Вот закончу, и домой вернусь.

Помни, дочка, ты не одинока.

Не тревожь печалью сироты

Душу, обнаженную до срока.

Папа жив, он любит так, как ты.

Папа жив, он полон светлых планов,

День и ночь он думает о вас.

Он приедет, поздно или рано…

Только чуть попозже, не сейчас.

Разгони все мысли про несчастье,

Лучше вспомни ситец, что дарил.

Сшей себе из ситца, дочка, платье.

Всем скажи: мой папа так просил.

Знаешь, ты мне снилась в эту ночку.

Лучезарный взгляд развеял тьму,

И увидев маленькую дочку,

Стало легче сердцу моему.

В снах своих дочурку обнимая,

И без снов все мысли лишь о ней,

Сколько дней, томясь, я здесь скучаю

По тебе. О, свет судьбы моей!

Ты сестру Раузу и Сайдаша

В пухленькие щечки расцелуй,

Чтобы жизнь счастливой стала ваша…

Ну, прощай, кызым, и не горюй!

Эти стихи Камиль услышал впервые. Его дед написал их в тюрьме. Он хотел успокоить свою дочь. А девочка не подозревала, что их разделяли 700 метров: от места, где жила семья, до «Черного озера»62, где держали ее отца, – 1400 шагов. Полвека спустя, Исхаков не раз будет в этом здании на Дзержинского, 19 у своего друга Александра Гусева, начальника УФСБ РФ по республике Татарстан.

Среди моих знакомых тоже немало казанских чекистов, на счету которых имеются конкретные результаты, действительно важные для безопасности страны. Но на их плечи давили грехи «стариков». Служебный кабинет одного из них – большого чекистского начальника – располагался там же, где когда-то сидел замнаркома НКВД ТАССР, а потом была следственная часть наркомата. Он искренне рассказывал, что в тех стенах «тени прошлого» ощущались почти реально: 3 декабря 1937 года в этом кабинете во время допроса умер от паралича сердца Шамиль Усманов63. Другой товарищ – «из знающих» – на особом, старо корпоративном сленге так и объяснил: «забили табуреткой». Деда Камиля могли допрашивать там же. От внутренней тюрьмы, где его, скорее всего, расстреляли, осталась дверь одной из камер, обитая железом. В назидание потомкам ее сохранили в ведомственном музее. Уже в 2000-е годы здание бывшего НКВД сгорело. Что повлияло на такой итог, остается догадываться. Есть тут что-то сакральное. Может быть, нам повезло, и тот огонь, пожравший ад, был очистительным? Хотя стены, конечно, ни в чем не виноваты.

Уходя на фронт, Муса Джалиль, памятник которому Исхаков видел из окон своего кабинета в здании городской мэрии на Площади 1-го Мая, тоже оставил своей дочери стихотворение. Как эти два отцовских послания похожи по духу.

Ты прощай, моя умница,

Погрусти обо мне.

Перейду через улицу,

Окажусь на войне.

Если пуля достанется,

Тогда не до встреч.

Ну, а песня останется,

Постарайся сберечь.

Наверное, неслучайно сам Камиль, унаследовав пристрастие деда Абдуллина Газиза Гарифовича к стихам, любил Джалиля. Ну, а песню, которая осталась «маленькому Вдохновению» от ее отца, она тоже постаралась сберечь. Теперь ее будут знать все Исхаковы.

Хочу обратить внимание читателя на ту «молоденькую односельчанку», которую взял в жены Ибрагим, прадед Камиля, и которая стала матерью его деда Абдуллы. К слову, разница в возрасте была у них за 30 лет. Ведь это та самая Бибисайда, указанная в документе Института истории, прабабка Камиля, через которую к Исхаковым пришел «ген Байки». Благодаря этой девчушке, которая, к сожалению, прожила всего 28 лет, все, кто были в роду Исхаковых после Абдуллы – и будут еще, – стали членами «общей семьи» великого сподвижника Чингисхана. Натурально – «Шерше ля фам»64, только вариант татаро-монгольский. Вообще «женский след» играет важную роль в семье Исхаковых. Жена, две дочери и две внучки, это испытание для мужчины, а для Камиля – его самый ближний круг, без чего никакая родословная не состоятельна в принципе.

– Ну, и как тебе живется в таком «малиннике»? – поинтересовался я у Камиля.

– А ты спроси у Фании Хасановны, – Камиль был явно не расположен комментировать эту тему, ему было все ясно и так.

Но Фания к моей просьбе отнеслась серьезнее.

– Как-то на страницах одной из казанских газет появилась статья «Женщины в жизни мэра», – начала она. – Я, естественно, «напряглась», и тут же давай читать написанное.

– Неужели приревновала?

– А как же?! – Фания улыбнулась. – Ты сам журналист, знаешь, как присочиняют. Пойди потом разберись, что и как.

Оказалось, что в той статье было просто написано, что у казанского мэра жена, две дочери, да еще и внучка родилась – Карина.

– И как он только справляется с вами один?

– Ну не знаю, что и сказать, – глаза Фании заиграли веселыми искорками. – Восьмого марта ему приходится «трудно».

Камиль, который сидел рядом, стал проявлять интерес к нашему разговору. А Фания, будто не замечая его, продолжила:

– Весь этот день он не выходит из нашей кухни. Праздничное меню «от Камиля» – жареная картошка и яичница.

Теперь Камиль заерзал «чисто конкретно».

– Но никого вниманием не обделит, всем приготовит праздничные подарки, – довольная собой, закончила Фания.

Потом, наедине, Фания призналась:

– Для меня дороги все его подарки. Но один – особенно. Когда я родила вторую дочку, нашу Альбиночку, Камиль подарил золотые сережки. Самые первые в моей жизни.