— Вероятно… Ух — с автомобилем было куда проще. Руль туда, руль сюда…

— Зачем вам вообще верховая езда?

— У меня куча земли. Надо же мне её как-то объезжать? Да и доктор рекомендовал. Сказал, что это помогает сбросить вес. И будь я проклят, если он не прав. Я чувствую, что похудел килограмм на десять… Кто ставит чай?

Питер покрутил головой, пытаясь понять откуда исходят звуки похожие на посвистывания забытого на плите чайника. Полисмен, который пытался отдышаться не вынув изо рта свисток, смущенно исправил свою оплошность. Футлонг похлопал его по плечу, сунул пару монет за старание и дал понять, что далее они разберутся сами.

— А вы, признаюсь, лихой малый! — повернувшись обратно к Старпому, Питер уважительно кивнул, принимая обратно поводья, — Я бы не рискнул вот так кидаться под копыта.

— Понесшая лошадь — не самое страшное, что я видел в своей жизни.

— Уж оно и видно… Вы что-то ищете, или так?

— Прогуливаюсь. Наслаждаюсь погодой. Тут ясные дни не так уж часты, как я слышал?

— Увольте — разговоры о погоде это то, чего мне в Фирсмоустере хватило лет на сто вперед. Если вы никуда не торопитесь, то помогите, будьте любезны, поставить эту бешеную тварь в стойло, а после я угощу вас отменным виски. Или вам нельзя пить?

— Понятия не имею, откуда взялся данный стереотип. Это не очень верно даже для куманцев потому, что им нельзя только лишь представать пред ликом Неба с замутненным разумом. Что, в принципе, логично, так как днем надо не пить, а работать.

— То есть виски вы пьете?

— Почему нет?

— Это все, что мне нужно знать… — Футлонг посмотрел на седло, раздумывая, потом мотнул головой и пошел пешком, ведя лошадь за собой, — Хотя… А правда, что вам можно иметь много жен? Я сам не женат, но глядя на друзей понимаю, что и одной-то, порой, за глаза.

— Не могу не согласится. Что же касается количества жен… У нас тоже большинство ограничивается одной. Дело в том, что жена — вещь весьма затратная. Почти роскошь.

— Серьезно? А я слышал, что у вас женщины вот… — Питер хлестнул себя стеком по голенищу сапога, — Смирные.

— Во первых, вы путаете жен и наложниц.

— А есть разница?

— Огромная. Жену берут из равной семьи. У неё есть отец, братья и еще куча родственников. И упаси вас Небо, если жена пожалуется им, что вы с ней плохо обращаетесь. Тут даже тирану несдобровать.

— О как!

— Да. Во вторых, у нас все наоборот. У вас дают приданое за женщину, а у нас ты сам должен заплатить за невесту солидный выкуп. Зачастую, это самая большая трата человека за всю жизнь. Так что сами понимаете — не каждый может себе позволить многоженство.

— А кто может?

— Кто может, те, обычно, ограничиваются не более чем тремя.

— Почему?

— Традиции требуют, чтобы муж входил к жене не реже раза в неделю. Если он будет посещать её реже, она имеет право уйти. А это не только потраченный выкуп, но и позор. И я понимаю, что спроси любого и он будет говорить, что легко потянет даже семь жен. Однако, мы оба понимаем, что говорить и делать — вещи разные.

— Ха! Да у вас не такие уж дикарские порядки, как рассказывают!

— Рад, что вы оценили мудрость наших обычаев.

— А как же гаремы?

— Это прерогатива очень богатых людей. И состоят они, по большей части, все из тех же наложниц. Столько жен не потянет даже богач. Во всех смыслах.

— То есть наложница — это не жена?

— Нет. Наложница — это любовница, находящаяся в зависимости финансовой или личной. Обычно — рабыня с которой не зазорно спать.

— А есть те, с которыми зазорно?

— Разумеется. Старые, уродливые, увечные, больные…

— В этом смысле… Ну, знаете-ли, сэр, если все так, то будь моя воля, я бы кое-какие порядки завел и у нас. Потому, что честно признаюсь — у меня тоже были «наложницы». Не рабыни, но финансово зависели прям как вы сказали. И не только у меня, что самое интересное. Но знали бы вы, какой шум поднялся, когда это всплыло! Будто все вокруг святые…

— Вы поэтому перебрались в Фирсмоустер?

— Семья хочет, чтобы я не выходил в свет, пока все не забудется. Вот я и решил заняться разработками угля, чтобы не свихнуться тут от безделья. Вокруг веками были леса, значит и пласты должны быть жирные. Ну я вам рассказывал.

— Помню… А ваша семья — я о них слышал?

— Не думаю. Мы не очень знатны, так что папаша мой очень щепетилен насчет семейной чести и имени. Думает, что эти снобы примут его как равного за хорошее поведение.

— Вы из недавно разбогатевших фамилий?

— Да. Отец сделал себе состояние на военных поставках.

— Как интересно… И чем же он занимается?

Полковник, воровато озираясь, ковырял перочинным ножом стоявший на улице почтовый ящик. Взломщик из него был сильно так себе — наблюдавший за этим из окна его кабинета Старпом уже успел найти в корзине для бумаг порванный ответ на отредактированную им кляузу, сложить этот пазл, прочесть и выкинуть обратно, а Райли все никак не мог победить простейший замок. Пару раз у него почти получилось, но некстати появившийся прохожий заставлял полковника все бросать и делать вид, что он просто прогуливается.

— Вам помочь, сэр? — данные мучения видел не только Старпом, но и дворецкий, — У меня есть ключ.

— Я просто… — застигнутый врасплох Райли не знал, как объяснить, что он тут делает, — Там внутри… Мне надо…

— Вы случайно отправили не то письмо, сэр? И хотите исправить данную оплошность до того как почтальон заберет корреспонденцию?

— Да! Именно! Ха-ха! Написал не тот адрес! Представляете! Совсем голова не работает!

Кивнув, дворецкий достал из кармана связку ключей и отпер ящик. Полковник порылся в письмах, нашел конверт, который туда полчаса назад положил Старпом и, обменявшись с дворецким вежливым полупоклоном, поковылял в дом не прекращая глупо улыбаться. Чтение чужой корреспонденции было не самым благородным занятием, но из столицы написали, что крайне заинтересованы загадочным доминцем и просят собрать всю доступную информацию, поэтому Райли оправдывал это тем, что он действует в интересах короны. Вскрыв конверт, полковник развернул письмо и выругался, так как из написанного понимал только цифры. Осознание того факта, что иностранец не ведет свою переписку на лонгском, заняло минут пять. После чего Райли, просияв от пришедшей в голову идеи, свернул письмо обратно и, взяв чистый лист, начал писать сопроводительную записку. Ведь действительно — что мешает отправить перехваченное письмо куда следует? А там уж знающих языки хватает!

Похвалив себя за сообразительность, он открыл ящик стола и снова выругался. Марок было целый лист, но на этот раз куда-то делись конверты. Дернув за шнурок, Райли попытался вызвать прислугу, чтобы та сходила на почту за чистыми конвертами, однако никто не явился. Он снова дернул шнур и обнаружил, что тот не возвращается в исходное положение.

— Да будет в этом доме хоть что-то нормально работать!? — тяжело кряхтя, полковник встал и потыкал тростью в дыру куда уходил шнур, — Проклятье! Опять спускаться!

После того как он ушел, прятавшийся на черной лестнице Старпом подошел к столу и прочел записку.

— Серьезно? До сих пор не выяснил, что я к Футлонгам клинья подбиваю? И это хваленый лонгский шпионаж?

Взяв перо, Старпом дополнил записку необходимыми фактами, исправил допущенные автором второпях ошибки и сложил обратно. Это, конечно, было некоторой наглостью — полковник мог и перечитать свою писанину, однако Райли не был похож на человека сомневающегося и склонного всё проверять и перепроверять. И, судя по тем взглядам, которые Райли кидал во время вечернего чаепития, данные расчеты оправдались — бесконечно довольный собой полковник отправил и письмо, и записку как есть. Осторожно поднеся тонкую фарфоровую чашку к губам, Старпом отпил горячего чая и вежливо кивнул в такт болтовне одной из дочерей миссис Уотерс.

— Вы совершенно правы, госпожа. Люди очень легко доверяют бумаге свои сокровенные мысли. По переписке признаться в чувствах гораздо легче, чем лично. Но и гораздо опаснее.