У ворот во внутренний двор, окружающий синагогу, виднеются остатки синей краски, напоминающие о лазурных отпечатках, которые неоднократно попадались мне на глаза на известняковых стенах в старых еврейских кварталах Иерусалима. Считается, что они способны удерживать злых духов. Однако здесь им это не удалось.

После того как в 1948 г. был основан Израиль, Ирак вступил в войну против нового государства. Сионизм находился под запретом, евреев сняли со всех государственных постов, был введен ряд антисемитских законов, а премьер-министр Ирака открыто заявил, что «евреи всегда были источником зла и вредили Ираку. Это шпионы». В те годы эти места покинуло около 12000 иракских евреев, а все их имущество было экспроприировано государством[222]. После Второй мировой войны в Западной Европе в какой-то мере прекратились преследования евреев, а на Ближнем Востоке они продолжаются и по сей день.

По просьбе человека, у которого хранится ключ от синагоги, прежде чем уйти, мы делаем запись в гостевой книге. В ней можно найти записи на всех языках мира, в том числе и на иврите. Я пишу по-датски о необходимости оказать поддержку этому месту, свидетельству присутствия евреев на этой территории на протяжении нескольких тысяч лет. Но на самом деле я сейчас думаю о другом – о явном антисемитизме христиан арабского мира, с которым мне довелось столкнуться. Но не пишу об этом, как и о том, насколько было бы знаменательно, если бы здешние христиане восстановили синагогу в знак понимания того, что нечто подобное может случиться и с ними.

Перед отъездом в Багдад меня приглашают на свадьбу свояченицы Амира. Его кузен Хальдо, который держит у себя кубинские сигары и виски Chivas Regal и владеет изысканным ливанским рестораном в Эрбиле, одалживает мне свой черный в тонкую полоску костюм, чтобы я не появлялся на празднике в затрапезном виде, в запыленной репортерской одежде.

В церкви халдейский священник сурово отчитывает невесту за то, что та на протяжении нескольких лет была прихожанкой иракской церкви евангелистов, практиковавшей обращение мусульман в христианство. По этой причине евангелистов все ненавидят, даже христиане в арабских странах – в Ираке подобная деятельность приравнивается к действиям группировок Аль-Каиды против иракского народа, совершенных ими за последние 10 лет. Словно террор и религиозная свобода – явления одного порядка. Именно на евангелистов возлагают вину за нарушение хрупкого баланса между мусульманами и христианами[223].

После окончания церемонии несколько мужчин из семьи Амира хотят побить священника. У невесты вид несчастный, ее, наряженную в невообразимое белое шелковое платье, проводят под дождем к машине, которая отвозит нас в огромный зал, где уже собрались сотни приглашенных. Столы украшают бутылки с виски Блэк Джек из Иордании, мои анкавские друзья отказываются их открывать и звонят, чтобы сделать заказ на более качественный западный алкоголь. Диск-жокей пытается извлечь хит I Will Always Love You из расстроенного синтезатора, но тут вдруг начинается буря, гаснет свет и прерывается музыка. Правда, вскоре задействуют генератор и веселье продолжается.

Перебои с электричеством не в состоянии прервать ликование публики. После наступления темноты мы включаем фонарики на наших мобильниках и продолжаем разговоры в световых конусах, ожидая включения генератора.

Во всех иракских населенных пунктах уличные столбы обвязаны мотками сотен извивающихся проводов, которые провисают в опасной близости ко всем, кто в данный момент проходит по улице. Правительство этой богатой нефтью страны не в состоянии обеспечить постоянный приток электроэнергии, она все время отключается, в некоторых местах по нескольку раз на день. В каждом квартале есть генератор, причем за альтернативный источник энергии плата взимается с каждого дома.

Эта система электроснабжения действует во всем Ираке. Властям здесь никто не доверяет: если вам нужны услуги, вы сами и должны их организовать. К этому давно все привыкли, так что никто даже не возмущается.

Я присаживаюсь рядом с бизнесменом, которого встретил накануне, сообщаю ему, что собираюсь в Багдад. Вроде как в шутку он говорит мне, что ему придется искать деньги на выкуп, если меня вдруг похитят. Все мои собеседники считают поездку в этот город настоящим безумием и пытаются как могут отвратить меня от этой затеи. Зная, что в последние годы в арабских странах гораздо больше людей гибнут по причине похищений, чем в результате терроризма, я прошу у бизнесмена номер мобильного, just in case[224].

У Солаки Полиса – так его зовут – аристократическая внешность и умиротворенный вид. Сам он более 30 лет живет в Багдаде, считая, что главная причина, из-за которой люди не хотят оставаться в стране, – иракская коррупция. В 2012 г. в ежегодном списке коррумпированных стран Transparency International Ирак занимает 169-е место из 176[225]. Иракское правительство называют «институционализированной клептократией».

Мне доводилось слышать о заключенных, которые, даже будучи признаны невиновными в суде, вынуждены были заплатить, чтобы выйти из тюрьмы. Слышал я и о министрах, которые создают на свое имя компании, а затем переводят туда миллиарды долларов из государственной казны. Например, в 2003 г. в Багдаде было выделено 7 млрд на поддержание канализационных систем, однако до сих пор они либо не функционируют, либо вообще отсутствуют[226].

– Партия Баас развратила иракцев, но коррупцию спровоцировали американцы. Распустив после войны силы безопасности, они дали добро иракцам на грабежи и похищения людей. Этот менталитет уже невозможно упразднить, – сетует Солака.

Он объясняет мне, что в 2005 г., после того как в иракскую конституцию была введена 2-я статья, по которой закон шариата признан основополагающим, трудно себе представить, что здесь когда-либо восторжествуют настоящие демократия и права человека.

– На исламе демократию никак не построишь. Не построишь ее и на коррупции, – говорит он.

Кроме того, иракцы всегда голосуют за политиков, которые принадлежат к той же секте, что и они сами. Это относится и к христианам:

– Если бы христианин был поставлен перед выбором между коррумпированным христианским политиком и благочестивым мусульманином, он выбрал бы христианина. Все мыслят сектантски.

Солака считает, что в Курдистане такие же коррупция и сектантское мышление. Демократией это никак нельзя назвать.

В 2005 г. он сам был похищен в Багдаде. Похитители продержали его пять дней. Изначально они затребовали миллион долларов, но потом сошлись на сумме в 170000.

– Я не пожелал бы такого и злейшему врагу, – говорит он. – Они похитили меня во имя Бога. Что это у них за Бог такой?

А между тем свадебные гости начали танцы. Множество людей сделали большой круг и, зацепив друг друга мизинцами, пошли в пляс. Играла иракская музыка. Я уже было собрался броситься в это живое море, но тут ко мне подсел человек по имени Фаузи. У него костлявое лицо и пронизывающий взгляд.

Фаузи не понимает, зачем я еду в Багдад. Он хватает меня за руку и рассказывает свою историю, слегка посмеиваясь, словно стал жертвой остроумного розыгрыша.

Фаузи с семьей после серии анонимных угроз вынужден был бежать из столицы. Он оставил дом у Палестинской дороги, в одном из лучших районов Багдада, стоимостью около 900000 долларов, под присмотром своего соседа-мусульманин а, которого считал старым другом.

Дружба соседа оказалась не настолько глубокой, как считали Фаузи и его семья. Вскоре «друг» переехал в освободившийся дом без намерения его освободить по требованию хозяина. Теперь он предупреждает Фаузи, что если тот осмелится приехать в Багдад, чтобы продать дом, то будет убит. Угроза стоит того, чтобы ее воспринимали всерьез. Немало было тех, кто, пытаясь вернуть имущество, лишился жизни. Я слышал историю одной пожилой супружеской пары; муж и жена приехали в Багдад из Курдистана, чтобы убедиться, что их недвижимость продана. Их нашли мертвыми на полу в злополучном доме. Убийцы ножами вырезали на их телах кресты.