Часы пробили десять вечера, у священника усталый вид, поэтому я решаю дать ему отдохнуть. Вернувшись в предоставленный мне в распоряжение флигель, я запираю все двери и ложусь спать.

В гостиной Уайта висит большая картина с изображением иудейского старейшины, проживавшего в Ираке в XIX в. Уайт увлекается ортодоксальным иудаизмом, который он изучал в Иерусалиме во время проживания в еврейском квартале Меа-Шеарим. На прикроватной тумбочке у него лежит книга о хасидизме – иудейском мистицизме. Вряд ли подобную книгу можно увидеть на многих тумбочках в Багдаде. Прежде чем я ухожу в свой флигель, пастор признается мне в любви к Израилю. Он говорит, что арабские страны давно позабыли причину своей ненависти к этому государству. Это уже на уровне инстинкта. Во всем Багдаде на сегодняшний день осталось всего шесть евреев, и он называет мне их имена.

Выключив свет, я смотрю в окно на уличный фонарь за стеной, служащей защитой всему этому церковному комплексу. Улица по-прежнему погружена в невероятную тишину. Я прислушиваюсь, стараясь уловить гудки автомобилей, сирены скорой помощи, голоса людей, шум Тигра, выстрелы – хоть какие-нибудь признаки жизни, но до моего уха не долетает ни единого звука. Мне начинает казаться, что я единственный человек, оставшийся во всем городе.

Тишина неприятна, заснуть никак не удается. Я снова включаю ночник. Единственное, что мне остается, – читать Библию. С одной стороны она на арабском, с другой – на английском. Во время проповеди детям в церкви Эндрю Уайт зачитывал отрывок Евангелия от Марка, начиная от сцены распятия до воскресения. Поэтому я решаю прочитать пасхальный отрывок от Марка об Иисусе, преданном учеником с помощью поцелуя и добровольно принимающем избиения, насмешки и плевки, прежде чем, оставшись голым и одиноким на кресте, принять Свою смерть.

Наиболее примечательным мне кажется повествование об апостоле Петре, который был ближе всех к Иисусу. «Если все и предадут, то только не я!» – торжественно заявил он во время Тайной Вечери, после того как Иисус сказал, что будет преданным одним из двенадцати сидящих с Ним за столом. На следующий же день Петр, по слову Иисуса, прежде чем дважды прокричал петух, три раза успевает предать своего Учителя.

Ранним утром мне предстоит отсюда уехать. Я просыпаюсь, мне подают на завтрак рябое яйцо с небольшим ломтиком хлеба, кусочки которого я обмакиваю в желток. Выпив с пастором чаю в его приемной, я прощаюсь и выхожу из церкви. В ярком утреннем свете я хочу в последний раз посмотреть на памятник павшим датским солдатам, окруженный цветущими розами и свежескошенной травой.

Как же естественно и мирно все выглядит. Если бы не Эндрю Уайт, никто в Багдаде и не вспомнил бы о погибших датчанах. Без серьезной защиты этой церкви не выжить. Что-то ностальгическое проглядывает в трогательном, печальном пейзаже в самом центре города, где царят распад, неудачи и бегство: не стоит забывать, что Дания уже покинула страну, ради которой восемь солдат отдали свои жизни. Западный мир оставляет Багдад. То же самое делают и христиане этого города. Правительство так и не сумело их защитить.

Меня зовет водитель, и я сажусь на заднее сиденье машины. Ворота открываются, проехав сквозь них, мы останавливаемся позади наряда из шести иракских солдат, которые приготовились сопровождать меня в аэропорт.

Неохотно склонившись поближе к центру сиденья для защиты от непредвиденных ситуаций, я разглядываю в заднем зеркале отражение лица шофера. За рулем тот же самый нервный тип, который возил нас вчера. Он осеняет себя крестным знаменем.

Хотелось бы поинтересоваться, какую позицию во всем происходящем занимает господин Сёвндаль, чье молчание, в частности, и вынудило меня в свое время отправиться в эту поездку. Вероятно, если министр иностранных дел и его окружение не возмущаются и не протестуют против издевательств над христианами, можно смело говорить об их релятивизме по отношению к страданиям христиан и попытке игнорировать исходящую от исламизма опасность.

Приведу наиболее показательный пример, но уже относящийся к Дании. В свое время я прослушал немало лекций Якоба Сковгорд-Петерсена, профессора Департамента Межкультурных и Региональных Исследований Копенгагенского университета. Я хорошо осведомлен о его критическом отношении к событиям на Ближнем Востоке и поэтому по достоинству оценил его готовность к открытой дискуссии. У нас в Дании он главный аналитик по ближневосточным отношениям. Профессор Сковгорд-Петерсен уже выступал с осуждением бездействия Запада перед лицом кровавого сирийского режима; работая с сирийской оппозицией, он предупреждали об опасности, которая может нависнуть над христианами. Он был одним из тех, кто предвидел массовое бегство народа из Сирии.

Однако, невзирая на это, профессор придерживается мнения о том, что так глубоко изученная им египетская организация «Мусульманское Братство» не представляет собой такую уж «огромную, зловещую силу, которую многие ей приписывают»[230]. В феврале 2011 г., через месяц после революции, он предсказывал, что Мусульманское Братство не будет иметь даже самой скромной поддержки избирателей на предстоящих парламентских выборах, которые должны были состояться менее чем через год[231]. Упоминая салафитов, он называл их «маргинальной силой»[232]. Однако, как стало позже известно, на выборах им удалось получить почти три четверти голосов.

Мне сложно понять, как профессор может высказывать такие ясные и четкие суждения о сирийском режиме и при этом делать ошибки и проявлять такую неуверенность, когда речь заходит об исламском движении в Египте. Христиане, с которыми я встречался во время моих путешествий, отнюдь не разделяли его мнения о скромном портрете Мусульманского Братства и умеренном распространении движения, которое так поддерживает Сковгорд-Петерсен и иже с ним. Ближневосточные христиане считают, что в последнее время именно давление со стороны исламистов служит главной причиной широкой эмиграции их братьев по вере. Их мало интересует, какими путями такие движения, как Братство, пришли к власти – демократическими (но чтобы потом внедрить в стране законы шариата) или преследуя те же конечные цели, но уже с помощью насилия, которое исходит от исламистских группировок. Им также не приходит в голову недооценивать угрозу, исходящую от любых категорий исламистов – будь они хоть радикальные, хоть либеральные.

Мы обязаны признать, что в событиях, которые происходят в Египте, секторе Газа, Сирии и Ираке, правда – на стороне христиан, в то время как руководимое Мусульманским Братством правительство Египта пошло по неверному пути. При новом режиме мне не представляется возможным, чтобы положение египетских христиан заметно улучшилось. И даже в тех случаях, когда силы безопасности не являются инициаторами атак на христиан, дефицит воли все же мешает им защищать жертвы от нападений.

Мне довелось столкнуться со множеством людей, которые считают, что христиане – наиболее преследуемая группа в мире; это мнение согласуется с оценкой, переданной кабинетом Римского Папы в ООН[233].

Осенью 2012 г. канцлер Германии Ангела Меркель назвала христианство самой преследуемой религией в мире[234]. Согласно данным международной христианской организации Открытые Двери (Open Doors), приблизительно 100 млн христиан по всему миру подвергаются преследованиям. В докладе 2011 г., который был предоставлен американским исследовательским центром PEW, говорится, что 130 из 191 страны мира могут предоставить свидетельства о преследовании христиан. Согласно оценке PEW, христиане – наиболее уязвимая группа населения планеты.

Однако Сковгард-Петерсен с этим не согласен. Он считает, что существуют другие группы, которые подвергаются большим преследованиям, чем христиане. Ему представляется опасным формирование на Западе так называемой «родовой общины» с христианами. «Каждый может стать моим ближним», – заявил он в сентябре 2012 г. в Колдинге на небольшой конференции, посвященной положению христиан на Ближнем Востоке. Сидящий рядом министр иностранных дел выразил согласие с ним: