Мы направляемся в соседний городок, где 40 человек попытались укрыться в церкви. Но и здесь их настигли и всех до одного убили. Когда мы наконец сюда добрались, церковь была закрыта, но между ее стеной и фонарным столбом в проеме мы увидели оставленный кем-то уже высохший букет в красной фольге. Рядом кто-то выбросил мусор и пару пустых бутылок. Лепной крест над входом был содран.

В период между 7 и 13 сентября 1983 г. были разорены, разрушены до основания и сожжены 62 поселения. Остались нетронутыми всего несколько домов, в которые переехали друзы. Были изгнаны 50000 христиан. 1500 христиан – убиты. После нападения остался цел и невредим всего лишь один христианский город – Дейр-эль-Камар – место рождения президента Камиля Шамуна, куда бежали многие христиане, в том числе и оставшиеся в живых земляки Раймонда.

Ни в Маждель Аль-Мауше, ни в соседнем городе не осталось никаких следов того, что произошло.

– Прошло не так уж много времени, – пытается ответить Раймонд на мой вопрос, почему затерты воспоминания о той трагедии. – Некоторые потеряли братьев и сестер. У меня тоже погибли несколько членов семьи.

Довольно странная логика, но я решил не углубляться. Возможно, люди хотели поскорей забыть свой проигрыш. А может, просто хотели поскорее обо всем забыть. То, как рассказывает об этих событиях Раймонд, может быть сформулировано словом, обозначающим обычай горцев скрывать свои эмоции: мастурин. Отстраненный. Вести себя так, будто история тебя ничуть не касается.

На обратном пути к дому дяди мы останавливаемся у старого дома Раймонда, он показывает мне несколько своих пистолетов – Browning Patent Depose из Бельгии и самый любимый, итальянский Pietro Beretta. Брошенный всеми человек должен уметь сам себя защитить. Он разрешает мне подержать оружие в руках.

После гражданской войны друзы покинули христианские города, и те смогли вернуться к своим разрушенным домам. Раймонд хочет подчеркнуть, что несмотря на то что христианам вернули дома и города, возвращаться туда они не спешат. По крайней мере навсегда. Их лишили родины, домашнего уюта, сделали скитальцами – такие раны не заживают. Большинство беглецов обосновались в Бейруте или на Западе.

Когда мы вернулись в дом дяди, там уже был накрыт обед. Дядя владеет новым, великолепным особняком. Каменная ограда, двухэтажный дом с балконом, красная черепичная крыша, окна в восточном стиле. Сам дядя еще не вернулся, и дом выглядит так, словно в нем никто не живет. Отремонтированное помещение заставлено антиквариатом, однако все эти штучки только выглядят древними. При посещении таких квартир создается ощущение, будто только что побывал в музее изящного контрафакта.

Стол накрыт варварски щедро. Его украшает королевское блюдо: сырая баранина и сырая печень ягненка. Раймонд показывает мне, как их едят: нужно оторвать небольшой кусочек хебеза, арабской лепешки, затем, разделив лук на четвертинки, положить одну на лепешку, добавить листик мяты. Потом обмакиваешь три-четыре кусочка печени или мяса в соль и кладешь сверху. А на них – чуть присоленный жирок. Дальше складываешь этот сэндвич пополам и съедаешь в один укус.

По рту будто разливаются мудрость, страдания, глупость и гибель целого этноса. И все это под домашний арак со льдом – ливанскую версию узо.

По случайному совпадению я сталкиваюсь здесь с Ильясом Тумой. Он живет в моей гостинице в Бейруте, там же, где квартирует Датская Миссия – христианская организация, готовящая культурные встречи христиан и мусульман, активно действующая в Сирии на протяжении многих десятилетий. Подлетев к стойке регистрации, я представляюсь датчанам и рассказываю им о своем проекте, на следующий день они представляют меня сирийскому епископу. Он только что приехал из страны, которую раздирает одна из самых жесточайших гражданских войн нашего времени, приведших к появлению сотни тысяч беженцев. То и дело оттуда появляются сообщения об изгнании определенных групп по причине их религиозной принадлежности, как это было в Шуфе.

Посреди этих нескончаемых человеческих бедствий у них происходит война внутри самой войны, которая угрожает исчезновению из страны одной из старейших религиозных групп Сирии – христиан. А ведь они жили здесь еще до того, как преследовавший христиан Павел, после своего знаменитого откровения, получил крещение в Дамаске.

Считается, что христиане составляют около 10 % всего сирийского населения, но большинство встреченных мной во время поездки людей рассказывают, что гонения по религиозным причинам исходят не со стороны режима, а со стороны обосновавшихся в этой части страны исламистских повстанческих групп. Тысячи христиан бегут из Сирии в близлежащие страны. Если вдруг падет режим Асада, их пребывание здесь вовсе прекратится. Именно поэтому я проявляю такой интерес к встрече с сирийским епископом – священником с тусклыми, померкшими глазами.

Мы располагаемся в мягких креслах в вестибюле моей гостиницы в Бейруте. Это невысокий полноватый человек в черной сутане и с золотым вышитым медальоном на шее. Его именуют епископом Пиргу или Крак-де-Шевалье, по названию замка, который принес всемирную известность этому региону (по-арабски – К'алат Аль-Хозни). Крак-де-Шевалье – один из наиболее сохранившихся замков крестоносцев, расположенный на самой вершине утеса высотой 650 м, откуда открывается вид на все стороны света. Первая постройка, относящаяся к 1031 г., была предназначена для эмира Алеппо. В 1099 г. замок отвоевали крестоносцы, которые перестроили его заново и удерживали в своем владении до 1271 г., пока он не был завоеван мусульманами.

В 2012 г. Крак-де-Шевалье заняли повстанцы, которые под сенью толстых стен воевали против правительственных войск. В нескольких метрах от замка, находящегося под охраной ЮНЕСКО, упали ракеты с разрывными бомбами.

По словам епископа Тумы, христиане в основном бегут из Алеппо на севере и Хомса, что в 50 километрах западнее. Оба города все больше и больше разрушаются. В Хомсе, который называют «столицей революции», из всего христианского населения, насчитывавшего раньше 50000 человек, сейчас осталось 80 христианских семей. Христианские кварталы с узкими улочками захвачены повстанцами. Епископ говорит, что этот район идеален для ведения сражений против армии, так как в нем легко спрятаться, поэтому именно он был подвергнут наиболее жестокой бомбардировке с воздуха. Сегодня эти кварталы лежат в руинах.

В близлежащих деревнях, окружающих замок крестоносцев, проживают около 20 тысяч суннитов и немало алавитов. Но перво-наперво этот регион считается родиной христиан, которых здесь насчитывается 30–35 тысяч, к тому же их число пополнилось десятками тысяч христианских беженцев. По словам епископа, их здесь около 70 000, они прибыли в основном из районов Алеппо и Хомса. Ильяс Тума говорит, что всего в Сирии чуть менее двух миллионов христиан, 70 % из которых, как и он сам, принадлежат к греческой православной церкви.

– В самом начале конфликта у нас не было никаких проблем на нашей территории, – вспоминает он. – Но в результате правительственного нападения на Хомс в мае 2011 г. пострадали проживавшие в долине сунниты. Это привело к появлению большого количества вооруженных группировок, которые, совершив нападение на правительственные войска, захватили значительную часть территории и осели в Крак-де-Шевалье.

Повстанцы получали оружие с севера Ливана, предположительно при посредстве судов, пришвартовавшихся в Триполи – городе, который я посещал ранее с Раймондом и его подругой. Затем его контрабандой перевозили через границу и поставляли в суннитские города.

Во время правления семьи Асада сирийские христиане сотрудничали с режимом. У них имелись особые привилегии, некоторым было разрешено занимать высокие государственные должности, например в министерстве, или директорские кресла в частном секторе. Было немало тех, в том числе и на Западе, кто восхищался терпимостью власти к различным религиозным группировкам, при этом Дамаск нередко приводился в пример как город, где все жили друг с другом в мире.