– Да простит Великий Бог даже тебя!

– Мне нужна такая молитва, – заявил Варни, – «Небеса знают, мне нужна такая молитва. Пусть она поднимется на крыльях ночи к трону Небес. Пусть она будет тихо прошептана ангелами-помощниками

Господу. Бог знает, мне нужна такая молитва!

– Слова, которые ты говоришь в таком напряжении, – сказала Флора, – успокаивают возбужденное воображение и лишают даже твое ужасное присутствие его сводящего с ума воздействия.

– Тише, – сказал вампир, – ты должна услышать больше – ты должна узнать больше, прежде чем ты заговоришь о вещах, которые только что произвели на тебя ужасное воздействие.

– Но как я сюда пришла? – сказала Флора, – скажи мне это. Какой неземной силой ты принес меня к этому месту? Если я должна была выслушать тебя, почему это нельзя было сделать в каком-нибудь более подходящем месте и в более подходящее время?

– У меня есть силы, – сказал Варни, предполагая, и это позволяли слова Флоры, что она поверит в такую самоуверенность, – у меня есть силы, с помощью которых можно достичь многих целей, которые я желаю, силы, свойственные моему положению, и поэтому я принес тебя сюда, чтобы выслушать то, что должно сделать тебя более счастливой.

– Я буду слушать внимательно, – сказала Флора. – Я уже не трясусь, в моих венах присутствует какой-то ледяной холод, но это всего лишь ночной воздух, говори, я буду слушать тебя внимательно.

– Начну. Флора Баннерворт, я тот, кто был свидетелем того, как изменялись со временем человек и его дела, но я не испытывал жалости. Я видел падения империй, и не вздыхал тяжело, когда многожелающие амбиции превращались в пыль. Я видел могилы молодых и красивых, тех, кому я вынес смертный приговор своей ненасытной жаждой человеческой крови задолго до того времени, когда должна кончаться обычная жизнь. Но я никогда не любил до сих пор.

– Разве может такое существо как ты, – сказала Флора, – быть подвержено такой земной страсти?

– А почему нет?

– Любовь или слишком небесная, или слишком земная, находит приют у тебя.

– Нет, Флора, нет! Это, возможно, чувство, которое порождено жалостью. Я сохраню тебя, я сохраню тебя от продолжения ужасов, которые набрасываются на тебя.

– О! Тогда пусть Небеса сжалятся над тобой, когда тебе будет нужно.

– Аминь!

– И пусть ты найдешь мир и радость на Небесах.

– Это слабая и нетвердая надежда, – но если это будет достигнуто, это будет благодаря посредничеству такого духа как твой, Флора, который уже произвел такое благоприятное влияние на мою терзаемую душу, который побудил мое сердце сделать хотя бы одно доброе дело.

– Это пожелание, – сказала Флора, – станет действительностью. Небеса имеют безграничное милосердие.

– Ради любви я буду так сильно верить, Флора Баннерворт; это условие моего ненавистного племени, что если мы находим какое-то человеческое сердце, которое полюбит нас, мы становимся свободными. Если перед Небесами ты согласишься стать моей, ты избавишь меня от продолжения моей страшной судьбы, и благодаря тебе и твоим добродетелям, я еще узнаю райское счастье. Будешь моей?

Облако сошло с лица луны, и наклонный луч света упал на отвратительное лицо вампира. Он выглядел так, как будто был только что вытащен из какого-то склепа, и обладал силами, способными уничтожить всю красоту и гармонию природы и довести какую-нибудь полную предрассудков душу до сумасшествия.

– Нет, нет, нет! – пронзительно закричала Флора, – никогда!

– Достаточно, – сказал Варни, – я получил ответ. Это было плохое предложение руки и сердца. Я все еще вампир.

– Пожалей меня! Пожалей меня!

– Кровь!

Флора опустилась на колени и подняла руки к небесам.

– Помилуй, помилуй! – сказала она.

– Кровь! – сказал Варни, и она увидела его ужасные, подобные клыкам зубы. – Кровь! Флора Баннерворт, страсть вампира. Я просил тебя полюбить меня, но ты отказалась, ты сама виновата.

– Нет, нет! – сказала Флора. – Может быть так, что даже ты, кто уже говорил с рассудительностью и точностью, можешь быть таким несправедливым? Ты должен почувствовать это, во всех отношениях, я была жертвой, это было незаконно, я страдала, хотя мне было не за что страдать. Я была той, кто был мучим не по своей вине, не из-за собственной выгоды, не из-за лжи, не из-за неблагородных чувств, а только потому, что ты посчитал это необходимым для продолжения твоего ужасного существования, атаковать меня так, как ты это сделал. Каким честным, правдивым или справедливым судебным актом я могу быть осуждена за то, что не обняла существо, которое неподконтрольно человечеству? Я не могу любить тебя.

– Тогда довольствуйся страданием. Флора Баннерворт, разве ты не хочешь хотя бы на время спасти себя и спасти меня? Стань моей.

– Ужасная сделка!

– Тогда я буду обречен, возможно, на многие годы, сеять горе и скорбь вокруг себя. Я люблю тебя с чувством, которое наполняет благодарностью и благожелательностью меня больше, чем когда-либо это было у меня в груди. Я бы охотно служил тебе, хотя ты не можешь спасти меня, возможно еще есть шанс, который поможет тебе избежать моего преследования.

– О! Восхитительный шанс! – сказала Флора. – Каким образом это можно сделать? Скажи мне сейчас: как я могу воспользоваться этим, и присутствующий на похоронах с разбитым сердцем, будет благодарен тому, кто спас ее от ее глубокого горя.

– Тогда выслушай меня, Флора Баннерворт, я открою тебе кое-какие особенности мистического существования таких существ как я, которые еще никогда не слышали уши смертных.

Флора напряженно смотрела на него и слушала, когда, с очень серьезной манерой, он рассказал ей в деталях что-то из физиологии уникального класса существ, одним из которых по стечению обстоятельств он казался.

– Флора, – сказал он, – я не очарован существованием, которое может быть продлено только такими пугающими средствами, которые вынуждают меня становиться ужасом для тебя и для других. Поверь мне, что если мои жертвы, которых моя неутолимая жажда крови сделала нестчастными, сильно страдают, я, вампир, тоже не избегаю моментов неописуемой агонии. Но это загадочный закон нашей природы, что когда приближается время, когда истощенные жизненные силы требуют новой поддержки из теплых, бьющих фонтаном чужих вен, сильная жажда жизни овладевает нами до тех пор, пока в приступе дикого безумства, который готов преодолеть все препятствия, людей или богов, мы ищем жертву.

– Пугающее признание! – сказала Флора.

– Это так, и когда смертельная трапеза завершена, пульс опять здорово бъется, и растраченные энергии странного вида и необычайной силы опять наполняют нас, мы опять становимся тихими, но с этим спокойствием приходит и весь ужас, вся агония воспоминания, и мы страдаем гораздо сильнее, чем это можно описать языком.

– Мне жаль тебя, – сказала Флора, – даже такого как ты мне жалко.

– Мне это нужно, если такое чувство присутствует у тебя в груди. Мне нужна твоя жалость, Флора Баннерворт, потому что никогда не ползал презренный жалкий негодяй по круглой земле, такой же достойный сожаления как я.

– Продолжай, продолжай.

– Я продолжу, и буду делать кое-какие короткие выводы. Атаковав однажды какое-нибудь человеческое существо, мы чувствуем странное, но ужасно сильное желание искать ту же персону, чтобы высосать кровь именно из нее. Но я люблю тебя, Флора. Небольшое количество чувственности, которая все еще имеется в моем ненормальном существовании, распознает в тебе чистую и самую возвышенную душу. Я бы с радостью пощадил тебя.

– О! Скажи, как я могу избежать этого ужасного наказания.

– Это может быть достигнуто только бегством. Покинь это место, я умоляю тебя! Покинь это место настолько быстро, насколько это возможно. Не задерживайся, не смотри с сожалением назад на этот старинный дом. Я останусь в этой местности на долгие годы. Позволь мне не видеть тебя, я не буду преследовать тебя. Но, силой обстоятельств, я вынужден оставаться здесь. Отъезд отсюда – это единственный способ, которым ты можешь избежать судьбы, такой же ужасной как та, которую вынужден терпеть я.