Мы втроём остались после пар и пошли купили бутылку водки. Я, Эдик и большевик заперлись в пустой класс академии и стали распивать спиртное. Мы веселились, большевик рассказывал про режиссёров-гомосексуалистов испанского и румынского кинематографа. Эдик вступал с ним в диспут, а я просто улыбался и слушал со стороны. Они там все из себя постепенно разбирали сюжет маллхолланд драйв какой-то, типа они сразу поняли творческую задумку. Эдик слушал всяких тру готов, крики всякие без музыки, Сопор какой-то, там то женщина, то ли мужчина просто сиповато страдал и выл, и он это слушал в наушниках.

Это было очень странно. Всегда было мало одной бутылки. Мы вышли и достали ещё штуку. Жрали батон и пили сок. Я продолжал думать о том, чтобы сколотить с Эдиком группу, но не говорил ему об этом. Девушки, милые, пожалуйста, предлагайте сами заняться любовью, потому что нельзя вернуть утраченную юность, нельзя вернуться в те времена, которые уже накрылись толстым слоем непроницаемого тумана. Если остаётесь наедине, если молодые и не уроды занимайтесь любовью. Сейчас или никогда: ваш девиз. При моей жизни это никто не проглотит, но кто знает, вдруг какой бзик и книги больше никто не читает не прокатит.

Сколько бы я бы ни употреблял горячительной внутрь я не ронял наблюдения. Выпитое спиртное не могло коснуться моего центра. Я отмечал утрату координации, а также странные неопределённые ощущения, иногда я свершал пьяный поступок, который улетучился навсегда.

Я весь был в прыщах, чем больше мазал и скрябал, тем ярче они цвели. Я остро осознавал, что надо попробовать не мазать ничем, но всё равно мазал.

В одно прекрасное время я шёл на электричку мимо ждунивера. Там стояли солидные парни с гитарами, я прошмыгнул с ними в подвальное помещение и оказался в репетиционной с колонками и барабанной установкой. Я самопроизвольно попросился репетировать, хотя у меня не было ни инструмента, ни группы. Деловая девушка, видимо, организатор всего этого студентка-активистка заявила, что знает одного ударника, а я ей сразу изрёк, что я буду играть на басу и петь, а Эдик на гитаре. На том и согласились.

Я ринулся отчаянно искать басуху с рук и приобрёл чёрненькую с приятной фигурой. Медиатор, провод и всё, примочку для басухи я не собирался использовать и так долбит, если прибавить. Я преподнёс Эдику на день рождения книгу про французских рыцарей и их мессы. Он предложил назвать группу Тамплиер. Я отлично чувствовал, как его злило, что я был вокалистом. Я его всегда дёргал, он был малоподвижным парнем. В группу я уговорил его вступить. Эдик был очень высокомерен, он учился в другой группе потока. В самом лучшем вузе Поволжья он тусовался только со мной и большевиком. У меня же были хорошие отношения с пацанами из моей группы и я мог спокойно позалипать и с ними.

На первой репе, как только мы вошли в подвальное помещение я увидел барабанщика и сразу во всеуслышание заявил, что группа будет называться Оргазм. Они оба немножко оторопели, но ни у кого не хватило духа возразить мне. Я всё это срочно организовал. Я взял за новый микрофон деньги и с Эдика и с ударника, как часть суммы. Я был единственным вокалистом, но стряс с них лаве. Это было уродски, но я был беден. В глубинах моей сути постукивала чаша для подаяния. Я думал, что девушки, когда узнают, что я рок-музыкант сразу захотят со мной дружить несмотря на внешний срам. Статус уравнивает кривизну лица. Я смог бы заниматься с ними любовью и испытывать царственную гордость за этот интим, потому что она переживала сексуальное наслаждение не с Федей или Петей, а с восходящей звездой. Музыкальное образование, тихий и спокойный норов: наилучший подарок для девочки к любому празднику не только календаря, но и к самому торжеству глубокого осознания. И моё первое занятие любовью должно было быть с писаной красавицой-раскрасавицой, я ведь уже не рядовой быдлан, а сценический образ жизни.

На первой репетиции мы просто, как у всех, выпендривались друг перед другом в своём великом мастерстве владения музыкальными инструментами. Уровень Эдика был очень приятно низким: он просто зажимал три струны наверху и высекал томный ритм. Барабанщик был хлюпеньким пареньком из Сибири. Он был слегка мутным. Я не испытывал к нему такое, как к Эдику. Эдик с ним вообще не общался. Всё это и многое другое наглядно свидетельствовало о зарождении самой конченной рок-группы в истории Саратовской области по имени Оргазм.

Я принялся усиленно писать текста и основной мотив на басу. Изначально я сочинял на акустике, а потом просто переносил материал на толстенькие струны. Я хотел, чтобы было так волнительно, как у Химов. Совместные репетиции проходили очень удручающе. На третьей было заметно по ним обоим, что им наплевательски на группу. Они видели, как я лихорадочно старался, постоянно тянул Эдика за уши, чтобы он самостоятельно выучил простейшие аккорды. А ударник вовсе только и пассивно ждал, когда мы начнём играть. За всё время с нами он ни разу не прикоснулся к музыке. Эдик может и хотел уйти, но он цепко держал в уме, что ему ещё общаться со мной несколько лет учёбы. А ударнику стоило только произнести группы нет, нас нет, как он бы и не пришёл никогда и даже не вспомнил. Парней легче читать, чем девушек, заметили. Толпа подгоняла меня мчаться интенсивнее, жаждала кричащей встречи с толпой внешней.

Я нечаянно узнал, что барабанщик всё таки был анимешником. Он до такой степени любил эти японские мультики, что не пошёл со мной на концерт Стигматы. Хотя дал денег на билеты, и я купил их заблаговременно дешевле. Вместо этого он предпочёл отплясывать с какими-то котодевочками с своём актовом зале ждунивера. Мне пришлось тогда что-то гореть и слэмиться в одиночку. Это окончательно подорвало моё к нему доверие. Тем не менее ударник исправно отбивал свои партии и с этим всё было не так уж плачевно. Он даже протолкнул наш Оргазм выступать на летнем концерте в парке дружбы рядом с ждунивером.

Мы усиленно репетировали, к нам неожиданно присоединилась клавишница из нашего же с Эдиком вуза. Она была из Тольятти и жила на съёмной хате рядышком с академией. С ней вообще было туго, она была простой любительницей с синтезатором, уровень почти нулевой, как у Эдика.

Я оказался у ней на хате. Она была невзрачной внешности, низкая, толстоватая и с неславянским обликом. С ней вместе жила тоже студентка, её подружка из Тольятти. Я остался с её соседкой тет на тет. Виртуозно играл на синтезаторе, болтал с ней о всяком. У неё тоже были прыщи, качественно своеобразной формы, но тоже изрядно портили ей вид. Это было настолько редким явлением, парень с девушкой – 2 студента оказались вдвоём в пустой квартире. Нужно было заниматься любовью, почему же она так меня не хотела, почему не выпускала ни малейшего намёка к тесному сближению. Она могла просто предложить мне заняться любовью, я бы охотно согласился. Я ей наскучил и свалил несолоно хлебавши. Она не хотела меня, не хотела со мной физически соприкасаться, неужели я был так откровенно плох. Нищая подваленная студентка из Тольятти не хотела мараться о невостребованный труп с непомерными амбициями императора. Ну не был я таким уродом, меня Яна же позвала к себе, а я не среагировал. Сама даже познакомилась со мной она, значит было всё не так плохо.

Миновали мимо сессии, не было конца моей депрессии, была головная боль из-за прыщей, появилась из-за группы. Ни у кого не хватало духу выгнать эту клавишницу вон. Насколько ей тяжело это всё давалось. Эдику не нравились эти жалкие три песни, которые мы с невероятно огромным трудом выучили, потому что пел их я. Я был в центре, центрированный и спокойный.

Преподы здорово наживались на взятках. Мой одногруппник, если не сдавал с первого раза то покупал. Я был рад трояку. Все курсовые скачивал из интернета, распечатывал и сдавал. Потом ел пирожки из буфета, они были завёрнуты в листы курсовых, я хотел наткнуться на свою, но не фортуна. Кто-то с нашего курса записался выступать на студвесне. Участвовать мог любой курс нашего факультета права. Я притащился на их репетицию и сказал, что я могу. На меня повесили аж два концертных выступления. В одном номере я должен был соло петь Носкова я люблю тебя, это здорово, а во втором с закрытыми глазами играть на гитаре клён ты мой опавший из курса в музыкальной школе. Я так крепко помнил куда пальцы ставить в этом произведении, что в одиночку играл безошибочно не смотря на гриф. Зачем нужно было ввязываться в эту студвесну.