Лидия Михайловна на несколько долгих секунд задумалась, а потом тряхнула седой головой и проказливо улыбнулась.

– Пожалуй, я помогу вам с идеей для нового произведения.

Старушка вдруг потянулась к своей сумке и вытащила довольно потрепанную толстую общую тетрадку. Она с какой-то ностальгией посмотрела на нее и протянула девушке.

– Вот, – произнесла она, – дарю. Можете использовать в качестве сюжетов своих произведений.

– А что это? – потянулась Яна к тетрадке.

– Это мой дневник. Почему я его вела, узнаете, прочитав первые же странички. И у меня только одна просьба: измените имена героев. Конечно, я не думаю, что мои знакомые читают электронные книги на вашем сайте, но чем черт не шутит! Не хотелось бы никого шокировать на старости лет.

– Но… как же вы решились отдать его мне? – удивилась девушка.

– Эффект случайного попутчика, видимо, сработал, – улыбнулась по-доброму старушка и начала собираться. – Знаешь, что такое?

– Да, психологический феномен такой, – ответила Яна, совсем не обидевшись на то, что ей все-таки начали тыкать, и призналась, – я ведь тоже только вам рассказала о том, что пишу книги, больше никто даже не подозревает…

– Ну что ж, давай прощаться? – Лидия Михайловна поднялась, чтобы выйти в тамбур. – Желаю тебе хорошо отдохнуть и набраться вдохновения!

– Спасибо! – от всего сердца поблагодарила девушка. – И вам всего хорошего! Послушных внуков и крепкого здоровья! Спасибо большое за дневник!

– Буду рада, если пригодится!

Открыв купе, старушка пошла к выходу. Поезд не спеша подъезжал к неприметному серому вокзалу с небольшой башенкой посередине, взгляду открылся перрон с немногочисленными встречающими, которые заглядывали в окна поезда в попытке увидеть своих близких.

Яна пошла проводить свою попутчицу, прижав заветную тетрадку к груди.

На перроне к Лидии Михайловне подошел высокий мужчина, который со сдержанной нежностью приобнял ее и, забрав из ее рук сумочку, повел к выходу в город. Заворачивая к зданию вокзала, старушка оглянулась на поезд. Яна помахала ей рукой и увидела ответный жест, и ей даже показалось, что она улыбнулась и подмигнула.

Самое большое счастье, которое может выпасть в жизни – это счастливое детство. (Агата Кристи)

Повертев головой по сторонам в поисках чего-нибудь интересного, кроме здания вокзала, Яна ничего больше не нашла и вернулась в купе. Новых попутчиков пока не было, поэтому она разлеглась со всеми удобствами и раскрыла заветную тетрадку. Почерк у Лидии Михайловны был вполне разборчивый, поэтому чтение продвигалось довольно быстро.

Как оказалось, это были своеобразные мемуары. Обратив внимание на дату первой записи, Яна поняла, что это, скорее, размышления о жизни и воспоминания о самых ярких ее моментах, потому что начат был дневник буквально пять месяцев назад.

«Решила возродить свою привычку делиться истинными чувствами только с бумагой, – прочитала девушка и поняла, что это не единственная ее тетрадка с секретами. – Ведь никто не поймет тебя лучше, чем ты сам. И при этом совсем не осудит».

Что же такого скрывают эти исписанные мелким почерком страницы? Поправив под головой подушку, Яна вновь окунулась в записи.

«Просто, когда живешь по принципу «У меня все хорошо», привыкаешь скрывать от других то, что под этот принцип, мягко говоря, не подпадает.

«Скрытность – средство для защиты от завистников, сплетников, и прочих доброжелателей». Я не знаю, чьи это слова, но они мне очень импонируют.

Да, в жизни очень многое приходится скрывать, ведь только тогда ты можешь надеяться хоть на какое-то спокойствие и не остерегаться ненужных сплетен про себя и свою семью.

Давно я не вела дневников. То было некогда, а то и элементарно – лень. Но когда живешь с мужем, с детьми, еще как-то и неудобно уединяться, чтобы делать записи, которые, что самое главное! – нужно еще где-то прятать! Был у меня печальный опыт в моем далеком детстве, когда дневник нашли и прочитали мои братья. Сколько было из-за этого насмешек! Сейчас уже и не помню, о чем я тогда писала, но, в любом случае, о гораздо более невинных вещах!

Почему начала вести дневник сейчас? Вроде, и живу одна, и скрывать свои чувства уже как бы поздно – что там скрывать-то после шестидесяти? Но это, скорее, дань памяти, желание пересмотреть свою жизнь и, может быть, сохранить эти воспоминания, как бы они меня ни расстраивали.

В принципе, все это живет во мне постоянно, крутится в голове, заставляя раз за разом возвращаться в прошлое и требуя изложить все на бумаге. Иногда даже думаю, что напечатай я свои мемуары, в моих историях многие узнали бы себя или своих знакомых. Ну а если нет – значит, я такая уникальная одна…

Интересно, у кого-нибудь возникало такое ощущение, что люди обманываются на его счет? У меня оно постоянное. Обо мне всегда думают лучше, чем я есть на самом деле. Хорошо ли это? Наверное. Но это, ко всему прочему, обязывает вести себя так, как ожидают от тебя люди. То есть сдерживать своего внутреннего зверя, когда он хочет порезвиться, смолчать там, где хотелось бы матюкнуться, уступить тому, кого хотелось бы послать куда подальше…

Но в то же время внутри тебя всегда живет и неуверенная маленькая девочка, которая привыкла всего бояться – пьяных, дебоширов, просто наглых и бессовестных людей, осуждения, в конце концов… Вот такое вот раздвоение личности.

Вся жизнь прошла, а девочка так и не выросла. И робость внутренняя так и осталась. Может, именно это и заставляло скрывать своих внутренних демонов? Свои истинные желания?

Оглядываюсь назад и понимаю, что прожила долгую, вроде бы насыщенную, но такую бессмысленную жизнь…

А начну-ка я с самого детства.

Родилась я в деревне, далеко не первым и не последним ребенком в довольно неблагополучной семье. Поэтому и детство свое счастливым назвать не могу. Родители вечно ссорились. Отец пил, дебоширил, выгонял всех из дома. Помню, как мама посреди ночи стучала в ворота знакомых, чтобы пустили нас переночевать. Но этих "переночевать" было так много и так часто, и тем более нас, детей, напуганных и чаще всего голодных, было немало, что, бывало, ночи мы проводили и где-то в сарае. Хорошо, если лето и тепло! А зимой? Сейчас даже вспоминать больно.

Мать спасала себя частыми побегами из дома. Хватала самого маленького из детей и скрывалась где-то у родственников, порой неделями. Отец требовал ее у нас, всячески угрожая и запугивая. Старшие, может быть, и знали, где она, но нам, малышам, было тяжело вдвойне – выживать при пьяном отце и понятия не иметь, где мама.

Тогда, в детстве, все воспринималось по-другому. Во всех наших бедах, по словам мамы, был виноват отец. К глубочайшему стыду своему, вспоминаю, как часто мы, вслед за мамой, просили у боженьки, чтобы в один прекрасный день он просто не вернулся домой, сгинул где-нибудь, пропал. До сих пор молю у бога прощения за эти свои желания…

На самом деле, конечно, если в семье нет взаимопонимания, всегда виноваты оба супруга. И в идеале, конечно, если к миру никак не прийти, нужно элементарно разводиться, а не настраивать детей против одного из них…

Кстати, у мамы тоже характер был не сахар. Обижаясь по пустякам, она могла по несколько дней не разговаривать и с нами, с детьми. Она часто в последующем говорила, что никого из детей ни разу не ударила. Но психологические наказания были похлеще физических! И, тем не менее, мы всю жизнь ее любили и очень жалели.

Сейчас, конечно, иногда мне кажется, что она нас и не любила, зацикленная на своем неудачном замужестве, считала нас лишним грузом. Но, как говорится, никто из нас не просит, чтобы его родили на этот свет. Так же, как никому не дано выбрать по своей воле родителей…

Возможно, из-за моей тяги к чтению, я уже в раннем детстве слишком идеализировала нормальные семейные отношения и всегда стеснялась своего отца, мне казалось, что любой, кто говорил, что знает его, намекает на то, что он пьяница. Уже после его смерти я переосмыслила свое к нему отношение. По сути, он был глубоко несчастным человеком. Невероятно начитанный (кстати, моя любовь к чтению – от него!), с золотыми руками и гениальной головой, он потихоньку скатился к пьянству, не найдя понимания и любви в собственной семье. Трудно оставаться добрым, когда чувствуешь к себе ненависть…