– Да какие к черту терапевты?! – вспыхнул Майк и здесь юноша был с ним солидарен, – Никакому врачу не исправить то, что сидит у него в крови с самого рождения!
– Майк! – она окликнула его с испугом и неким нажимом, словно тот разболтал серьезный секрет.
Собственно, Сэм все равно не понял, что дядя имеет в виду. В каком смысле «сидит в крови»? Его родители никогда не были особенно вспыльчивы, скорее наоборот рассудительны и спокойны, как водная гладь в безветренное утро.
– Что это значит? – задал он вопрос.
– Неважно – ответил дядя, – Это не отменяет того факта, что ты полностью пускаешь свою жизнь псу под хвост, парень! Раз такой самостоятельный, готов ли ты бегать повсюду с мусорным ведром и половой тряпкой из-за какой-то там девчонки?
– Да, готов, – твердо ответил Сэм, – Я не хочу больше приносить вам проблемы, поэтому возьму ответственность на себя.
Кажется, его слова еще больше вывели из себя дядю, ведь он от злобы едва краской не заливался. Обычно такого не происходило, значит, проделки Сэма в глазах приемного отца стали куда более весомыми, хоть для него самого колебались на том же самом уровне, что и предыдущие.
– Не хочешь приносить проблемы? – дядя повысил голос, – Да ты вечно влипаешь в неприятности! Разве этому я учил тебя все эти шесть лет? Этому?! – он злобно смял в кулаке листок с изображением лагеря, – Неблагодарный мальчишка! Я потратил на тебя столько своего времени и сил не для подобной отдачи!
У Сэма было на уме с десяток едких ответов, которые можно было бросить, но он пересилил себя и лишь молча стоял, пропуская это через себя. Снова. С тех пор как погибли родители Сэма, они с дядей довольно хорошо сблизились, практически никогда не ссорились, разве что на фоне его выходок. В таких случаях Сэм уже привык к небольшому повышению градуса, ведь у дяди частенько случались эмоциональные срывы, но сейчас похоже настал апогей его терпения. Неужели все это время дядя Майк таил на него обиду?
– Майк, – тетя мягко коснулась его руки, но муж отмахнулся от нее.
– А что Майк? Неужели я не прав?
Сэм стремглав повернулся и направился назад к выходу, не в силах больше сдерживаться и терпеть эти упреки. Он прекрасно понимал, что эмоции – не лучший выход из создавшейся ситуации, но боялся, что если останется, то вероятнее всего, события примут более скверный поворот.
– Куда это ты собрался? – вскипел дядя, поспешив за ним.
– Подальше отсюда – огрызнулся Сэм, – не хочу быть тебе обузой
– В таком случае тебе придется сильно постараться, – он продолжал вонзать ему в спину нож – Неужели после стольких лет содержания чужого ребенка я заслужил такое к себе отношение?
– Майк, что ты такое говоришь?! – в ужасе воскликнула тетя Розалин, – Сэмми, ты нам вовсе не чужой, просто у твоего дяди сегодня сложный день на работе выдался…
Она пыталась замять этот конфликт, но больше было похоже, будто она не хочет выставлять сор из избы и извиняется за своего мужа перед совершенно посторонним человеком. Его не покидало чувство, что в душе она солидарна с дядей. Оставаться в этом доме у него больше не было сил.
– Стоять! – прикрикнул дядя Майк, – Я никуда тебя не отпускал, никаких лагерей у черта на куличках! А что если там с тобой что-нибудь случится? Будешь сидеть под домашним арестом, с директором я как-нибудь договорюсь. Поверь, я сделаю так, что ты забудешь все, чему я по глупости научил тебя! Другого выхода нет, раз ты отказываешься меня слушаться! Ты должен…
– Знаешь что? – сказал Сэм у самой двери, – Я не твоя игрушка и вовсе ничего тебе не должен! Ты сам научил меня драться, жалеть или не желать об этом решать тебе, но я уже устал слушать эти упреки, сам прекрасно понимаю, что я безнадежен.
– Такого выходит ты обо мне мнения? – Майк отрицательно покачал головой, – Я не упрекаю тебя, а всего лишь пытаюсь научить чему-нибудь правильному! Отойди от двери, и мы все обсудим.
Нахождение в исправительном лагере должно было стать для Сэма настоящей пыткой, но оставаться дома с приемными родителями и ежедневными скандалами для него сейчас было куда более жестоким наказанием. Из двух зол он выбрал, на его взгляд, меньшее и схватился за дверную ручку.
– Если выйдешь за порог этого дома, ты мне больше не сын! – Сэма словно пронзил электрический разряд.
Его рука крепче сжала дверную ручку и осталась в таком положении, пока мозг пытался уложить в голове услышанное. На несколько секунд воцарилась полная тишина, прерываемая лишь гневным дыханием Майка и гулкими ударами собственного сердца, отдающихся эхом голове Сэма.
– Майк… – Розалин в ужасе посмотрела на мужа.
А Сэм так и стоял на месте не в силах пошевелиться. «Клянусь, – голос дяди донесся из его далеких воспоминаний – В день, когда погиб мой брат, я клянусь стать мальчику отцом до самой своей смерти. Это будет меньшее, что я могу сделать ради него». Видимо, подобные слова для него больше ничего не значат. Глаза Сэма потухли и вернулись в свое обыкновенное, опечаленное состояние.
– Было глупо надеяться на тебя, – Сэм горько усмехнулся, как делал всегда в моменты, когда ему было особенно тяжело что-то принять, – Ты прав, я не твой сын и мне никогда им не стать.
С этими словами он дернул дверную ручку на себя и выскользнул за дверь приземистого домишки, много лет считавшегося ему родным.
– Нет, Сэмми постой! Я не это имел в виду! – крикнул дядя Майк, будто до него только дошел смысл всего вышесказанного, – Господи, что же я натворил!
Но Сэм уже не слышал его голоса. Перед его взором менялись, пролетали мимо цветочные клумбы, каменистые дорожки, а затем оживленные улицы и пешеходные переходы. Он не заметил, как начал бежать и только что осознал, что несется вдоль проселочных дорог на всей скорости. А когда остановился перевести дух, тут же рухнул на бордюр у обочины дороги. Легкие горели, сколько же километров он успел пробежать?
Как назло в голове постоянно всплывала мысль, которая теплилась в душе целый учебный год в пансионе. Он засыпал и просыпался с этой мыслью, глушил ею душевные страдания и повторял ее про себя каждый раз, когда был на грани срыва. «Успокойся, ты не один. У тебя все еще есть семья». Должно быть, эта мысль всплыла именно сейчас, потому что пришло время ее смерти. Осознание того, что все представленное и надуманное им было ложью пришло больнее, чем мог ожидать Сэм.
Ему показалось, что этот день, он запомнит надолго: день, когда он во второй раз потерял свою семью. Произошло это по его вине или нет – он не знал – лишь снова ощущал ноющую пустоту в грудной клетке, словно его лишили жизненно важного лекарства.
«Содержать чужого ребенка», «ты мне больше не сын» – вряд ли Майк считает так на самом деле, возможно, он просто сильно разозлился и перестал следить за своим языком. Такое случалось нередко при его выходках, ведь дядя тоже обладал достаточно вспыльчивым и напористым характером, но это не меняет сути. Тетя Розалин и дядя Майк стали для него опорой, ему всегда казалось, что они тоже хотят пойти навстречу и стать ему родными.
Сейчас Сэм злился не на дядю, а на сказанную им чистую правду. Он слишком много себе вообразил за время пребывания в школе. Даже когда они помирятся, когда снова станут ему близки, они все равно не станут ему родителями, а он все равно не станет им сыном. Именно это Сэм должен был понять еще давно и не ожидать от них слишком многого. Они и так делали все, что должны как его тетя и дядя.
– Они мои опекуны – пробормотал Сэм, поднявшись, – Ни больше, ни меньше.
По его щеке скатилась одинокая слеза, которую он тут же смахнул и направился к автобусной остановке. Тогда он и не подозревал, что с этого момента для него начнется новая жизнь, полная не только тех ощущений, что ему так отчаянно не хватало, но и смертельных опасностей. А старенькая маршрутка с выцветшей рекламой «кока-колы» на полуопущенных стеклах сопроводит его в ранее незнакомый мир, полный захватывающих приключений.