Витя вырвал газету из рук Белого, догадавшись, что причина их изумления в ней. Он пробежал по заголовку, лиду {?}[Первый абзац с основной информацией.], основной части… Его руки затряслись так, как не тряслись после самого тяжёлого запоя. Глаза противно стало жечь от набежавших слёз. Пчёла надолго запомнит металл вилки, которую он сжал в кулаке, чтобы не разреветься при пацанах, как девчонка. Белый не говорил ни слова: казалось, будто этой компании был дан приказ сверху организовать минуту молчания по Юле.

— За Юлю, — Белый налил себе водки. — За покойных не чокаются.

«Покойных…». Это слово так резануло слух Пчёле… Белый и Фил что-то начали говорить, чтобы утешить Пчёлкина, но тот не слышал ни единого слова.

— Пиздец, Сань… Я только щас понял, что… Юля повторяла, что она выживет, если будет знать, что я её дождусь… Я изменил ей, и в этот же день её убивают, — произнёс Пчёлкин.

— Ты мразь, Пчёлкин, — язык Белова развязался от водки. — Я тебе это в лицо скажу. По койкам прыгаешь, пока она…

— Сань, хорош! — взмолился Пчёла. — Я знаю, знаю, что я совершил отвратительный, низкий поступок! Мне и без твоих слов стыдно, как ты не поймёшь! Ты думаешь, мне хорошо? Нет! Я просто нажрался, по трезвости я бы не полез к ней!

Белого впечатлила эта пламенная речь. По крайней мере, в его взгляде уже не было столько злобы.

— Сань, это дикость, но… — Пчёла поморщился. — Я спал с одной, а видел другую. Её лицо мелькало передо мной… Я думал, такое только в сопливом кино бывает.

— Это любовь, Вить. Которую ты потерял, — Фил положил руку ему на плечо. — Соболезную.

— Присоединяюсь, — сказал Белый.

Пчёла едва заметно кивнул. Даже на банальные ответы не было сил. Его надежда была растоптана. Юли больше нет… Она никогда не проснётся, никогда его не обнимет. Даже если и была вера в то, что они помирятся, то сейчас это оказалось просто невозможным. Сознание до конца не принимало это известие: слова «Юля скончалась» были сродни оксюморону {?}[В литературоведении оксюморон — сочетание несочетаемого (ужасно красивый, живой мертвец).]

— Поехали, — Белый встал из-за стола, оставив несколько купюр в счёте. Белов держался стойко, хотя ему тоже было хреново от смерти Юли. За два года общения он принял её, как родную, привязался к ней.

Парни вышли из ресторана. Погода была уже летняя, солнце припекало.

— Сань, она жива, — вдруг сказал Витя. Он сказал это так твёрдо и уверенное, будто общепринятый факт наподобие «если лёд нагреть, он растает». Пчёле шептало шестое чувство, что Юлька не погибла. Белов не воспринял слова друга всерьёз, списав всё на первую стадию принятия горя, лишь молча потрепал его по плечу.

— Она жива, Саня. Я это знаю, — повторил он настойчиво.

— Ты просто пытаешься отрицать тяжёлую для тебя новость, но в газетах же не просто так пишут… — объяснял ему Саша, но Пчёла мотал головой. Белов в конце концов сдался.

— Сань, ты извини, я домой поеду. Хочу побыть один, — Пчёла опустил взгляд, заламывая пальцы.

— Конечно, мы понимаем. Держись, брат, — Они обняли его и похлопали по плечу.

Пчёла доехал до дома, повернул три раза ключ в замке и зашёл мелкими шагами в опустевшую квартиру. По пути он также проверил почтовый ящик: квитанции, бесплатные газеты… Но один конверт всё-таки заинтересовал его внимание: он был из Грозного. Воцарившаяся дома тишина и пустота давили так, что хотелось завязать морской узел на шее.

Подумать только: Пчёла жил двадцать четыре года один, но сейчас одиночество стало особенно невыносимым. У порога стояли туфли Юли, в которых она обычно ехала на работу. Юля так привыкла к этим шпилькам, что иногда забывала их снять дома…

«— Всё, девушка, приехали! — Пчёла рассмеялся, выключая радио, где пела любимая Юлей C C Catch. Они остановились у Останкино. — Платить будем?

— Могу поцелуем, — Юля нисколько не смутилась, придвинулась поближе и исполнила сказанное.

— Так тоже сойдёт.

— Охренел? Сойдёт ему, — Юля сделала недовольную моську и вышла из машины. Но вот незадача: пока она шла, её мысли были лишь о Пчёлкине, поэтому она совершенно не смотрела под ноги. Поэтому с ней приключилась вот какая беда: у Юли застрял каблук в щели в решётке на асфальте. Юля нагнулась и попыталась разобраться с проблемой самостоятельно, как сильная и независимая женщина, но не вышло. Пчёла наблюдал за ней из машины и хихикал. Юля фыркнула и повернулась к Пчёле, вкладывая в взгляд мольбу о помощи. Тот всё-таки пришёл на помощь, правда, когда перестал смеяться.

— Фролова, ты снова попала в передрягу. Я ни черта не удивлён, — Пчёла начал аккуратно вытаскивать каблук. Юля продолжала дуться.

— Вот смеётся он, а сам бы влип в такую ситуацию, и не смеялся бы! Тебе меня не понять! — капризничала Юля. — И аккуратнее с каблуком, Пчёлкин. Если ты хоть как-то его испортишь…

Пчёла поднял голову.

— Что ещё сделать, ваше величество? — с иронией спросил Пчёла. Юля промолчала. Каблук был благополучно вытащен и даже не пострадал.»

Пчёла включил телевизор, чтобы хоть как-то прервать это отсутствие хоть единого звука. Новости он не смог посмотреть, поэтому оставил на «Санте-Барбаре». Этот сериал он не смотрел, просто нужен был хотя бы какой-то фон.

Пока у героев на экране были любовные проблемы вселенского масштаба, Пчёлкин раскрыл конверт с письмом и начал читать его внимательно, изучая каждую букву, каждую завитушку.

«Как же ты красиво пишешь.» — Пчёлу тронула эту глубина чувств, которая раскрывалась с каждым словом. На строчке про скорую встречу Пчёле стало больно.

«Навсегда твоя… А я не был твоим.»

В углу листка был отпечаток губ Юли: девушка поцеловала письмо перед отправкой… Пчёла вспомнил их поцелуи, страстные, нежные, чувственные, и эмоции захлестнули его с новой силой. Пчёла убрал письмо в альбом Юли, подаренный на Новый 1994 год. Он обнял колени и начал покачиваться взад-вперёд, повторяя:

— Я так больше не могу.

Телевизор резко погас, вместе со светом. Пчёла попытался заново включить лампу, но темнота никуда не исчезла. Опять отключили электричество. Это спровоцировало появление ещё одного воспоминания о Юльке.

«Это было ещё то время, когда Юля металась между своей съёмной квартирой и квартирой Пчёлы. Только начало, только рассвет их любви.

— Что мы будем делать? — Юля обняла Витю и последовала в комнату.

— Что хочешь, — услышала она в ответ.

— Я много чего хочу. За один вечер не управимся!

И вдруг во всей квартире отключился свет.

— Пробки выбило, пойду проверю, — Юля невозмутимо собиралась сделать то, что обычно делают парни. Пчёлу это возмутило.

— Фролова, сиди и не рыпайся! Но если хочешь быть полезной, то возьми фонарик и посвети мне.

Юля послушалась и вышла на лестничную площадку вместе с Пчёлой.

— Но почему ты не подпустил меня к пробкам? Ты не веришь, что я смогла бы разобраться?

— Не хватало, Юля, чтобы тебя шандарахнуло током. Хотя, был бы неплохой заголовок: Журналистка из газеты «Москва Сегодня» трагически погибла от удара током. «Она просто хотела проверить пробки, — прокомментировал это событие Виктор Пчёлкин.» — шутил он, выполняя свою задачу.

— Очень остроумно, Пчёлкин. Может, тебе вообще на журфак пойти? — съехидничала Фролова.

— Последний штрих…

В квартире снова стало светло.

— Да будет свет! — радостно воскликнул Пчёлкин, а Юля ему похлопала.»

— Ты погибла не от удара током, а от пуль… — Пчёла вытащил из конверта одну фотографию Юли и начал с ней говорить. Где-то на второй минуте он понял, что сходит с ума, лёг на пол и истерически рассмеялся. Пчёла коснулся ладонью подушки на кровати. Обычно Юля спала на левой стороне, аргументируя это близостью к окну.

«— Это моя берлога. Надеюсь, не испугаешься.

Первый день. Юля только заехала к Пчёле. Несмотря на то, что она была в этой квартире уже много раз, она крутила головой по сторонам. Просто когда она приехала сюда в качестве сожительницы Пчёлы, обстановка здесь приобрела другой, более родной характер.