— Я не говорю, что Люда мне не нужна. Я к ней что-то испытываю. Мне нужно жить дальше. Стерпится — слюбится. Смысл любить труп, который при жизни даже не воспринимал тебя, как мужчину?
— Кос, ты чего там застрял? Скоро родители придут! — Люда покрутилась перед зеркалом в платье.
— Ладно, Сань. Мне пора. Пожалуйста, не говори мне больше никогда о Юле Фроловой, — с какой-то жестокостью попросил Космос, подбегая к невесте и целуя её руку.
После свадьбы Космос ушёл… В науку. Это было очень странным: человек, далёкий от учёбы, всерьёз был увлечён астрофизикой. На первых порах Космосу помогал отец. Юрий Ростиславович говорил, какую литературу читать, давал те фундаментальные знания, без которых невозможно было существовать в этой сфере деятельности. Под руководством Холмогорова-старшего Кос защитил диссертацию. Она вызвала широкий интерес у научного сообщества. Но Коса радовало не это, а та денежная премия, которую он получил за работу.
У Беловых родился ещё один ребёнок — девочка. Оля, которая с малых лет мечтала о дочери, была безумно счастлива. Белый ловко совмещал депутатские обязанности и воспитание двух прекрасных детей. Ваня уже подрос, и иногда помогал родителям.
Но очень часто Александр Белов просыпался по ночам с криками из-за кошмаров. И очень часто к нему во снах приходила Юля с печальными глазами. Чувство вины отпустило с годами. Но не полностью.
20 марта 2000.
Аэропорт Шереметьево. Мартовская слякоть попадает на медовое пальто Пчёлкина, очищенные до блеска ботинки. Из багажа у Пчёлы одна сумка. Только самое необходимое. На билетах указан маршрут самолёта: Москва — Берлин.
Позади Пчёлы — родители и братва. Отец еле поспевает за Космосом, который шустро бежал, неся вещи Пчёлкиных-старших.
— Витенька, к чему этот экстренный вылет в Германию? — спрашивает мама, когда они достигли зала ожидания.
— Мама, папа, так нужно. После смерти Юли нам всем нужно выдохнуть. Тем более, ты же хотела подлечить сердце, мамуль? В Германии хорошая медицина и крутые лекарства. Вот, разберёмся, — Пчёла коснулся губами щеки мамы. — Гвоздику взял, пап?
— Взял, Витюш, — Павел Викторович достал цветок и покрутил перед собой. — Вот она, видишь? Подмосковная. Только у нас такие пышные. Вот видны наши, русские и импортные. Колоссальная разница… — Павел Викторович поправил очки. — Сколько мы будем в Германии?
— Полгода-год. Мы долго не задержимся, — пообещал Витя. Чертовски хотелось курить от волнения из-за предстоящего вылета.
Конечно же, отлёт Пчёлкина не связан с заботой о материнском здоровье и желанием переключиться. Витя прятался от врагов Каверина. Прежде всего Пчёла думал о родителях. Они советской закалки. Закалки того времени, когда люди были добрее, а преступности не существовало толком. Они ещё не верят в то, что вокруг бандиты и зверьё. Даже пискнуть не успеют, как умрут. Пчёлкин не смог бы простить себе потерю мамы и папы из-за бандитских дел. Витя летел с родителями для подстраховки и моральной поддержки.
— Пчёлкин, я тебе обещаю, я профильтрую всё, что можно. Мы устраним все угрозы. Ты должен быть с родителями, — Белов положил руки на плечи Пчёлы. Витя то и дело лез в карман пальто за сигаретами. Подумать только: родители не знают уже столько лет, что Витя придаётся никотину.
— Спасибо тебе, Сань. Братья мои… — Витя оглядывает друзей. Пауза, глубокий вдох. — Прилетите хоть раз ко мне…
— Конечно, прилетим. Как же я буду без этой кнопочки? — Белый подёргал за нос Настю, которая спала на руках отца.
— Начинается регистрация на рейс 748 «Москва—Берлин»… — произнесли по громкоговорителю. Витя обнял каждого друга так, будто видел его в последний раз.
— До встречи, Пчёла, — Фил помахал рукой. Витя не хотел оборачиваться. Но не выдержал. Повернулся к ребятам и крикнул, улыбнувшись:
— Auf Wiedersehen {?}[Ауфидерзейн — до свидания (немецкий)], братья!
15 декабря 2003 года.
Каждое пятнадцатое декабря {?}[15 декабря — День памяти журналистов, погибших при исполнении своих обязанностей. Дата установлена Союзом журналистов России в 1991 году после убийства корреспондента телевидения Виктора Ногина и оператора Геннадия Куренного, известного как Трагедия в Костайнице. Изначально день скорби был 11 декабря, но вскоре памятную дату перенесли на 15 декабря.] в доме Виктора Пчёлкина зажигалась свеча перед фотографией Юли в золотой рамочке. Витя никогда не поворачивался к портрету жены: смотреть на чёрную, как ворон ленту, проходящую через край фото, было мучительно больно.
Пчёлкин понял, что та поговорка, любимая русским народом, лжива. Время не лечит. Время калечит. Оно создаёт обманчивое ощущение, что боль исчезла. На самом деле, раны лишь притупляются, и стоит только легонько коснуться, как они сразу начинают кровоточить.
Пчёла вернулся в Россию в 2001 году. От немцев Витя заразился пунктуальностью, педантичностью. Пчёла мог более-менее изъясняться на немецком. Первое время в голове была путаница из языков: прежде чем сказать что-то, Пчёла сначала переводил это с немецкого на русский мысленно.
Пчёла уже третий день памяти проводил на Троекуровское кладбище, без дочери. Настя ещё не знала, что такое «умер». Ей говорили, что мама уехала далеко-далеко, и скоро она вернётся… Витя с ужасом ожидал дня, когда придется сказать правду Насте.
Витя убрался на соседских могилах, и когда очередь дошла до Юлиной, руки тряслись ходуном. Прошёл год, но ничего не изменилось. В ушах всё также стояли последние Юлины слова, сказанные в трубку: «Я люблю тебя».
Строгое, спокойное лицо Юли на могильной плите, несмотря на отсутствие улыбки, излучало добро и радость. Напротив фотографии — курсивом написанное ФИО, дата рождения и смерти. Человеческая жизнь умещается в одной чёрточке между этими числами. Выгравированные цифры приносили адскую боль. Внизу надпись — «Спи спокойно, Юленька!!!», высеченная золотыми буквами. Инициатива Вити.
Очень много людей приносило сюда шоколадки. В народе узнали, что Юля любила сладкое, и чтобы проявить уважение и любовь к кумиру, клали вкусности. Витя не изменил этой традиции.
Пчёла казался чёрным пятном среди людей. Он отдавал предпочтение тёмным оттенкам в одежде, неосознанно запрещая яркость и позитив.
— Милая, привет. Я сегодня в чёрном, как ты любишь, — Витя вытер мокрые глаза платком. — Надо было и на свадьбу чёрный надеть. Знал же твои предпочтения… — его лицо озарила блеклая улыбка. Сердце грозились разорваться навсегда.
— Я не понимаю, почему ты ушла. Ты ведь столько всего ещё хотела сделать… Малышка моя, солнышко… Проходят дни. Мне ни черта не становится легче. Я до сих пор не могу простить себя за то, что не остановил тебя от поездки в Грозный. Я должен был найти слова. Война — это не шутки. Это всегда, сука, страшно. Я позволил тебе улететь. Позволил пойти на этот неоправданный риск. Вся моя бандитская жизнь, воровская дорожка привели вот к этому, — Витя провёл рукой по надгробной плите. — Я очень жалею, что умер не я. Я заслуживал такой участи больше. Все эти бабки, которые мне платит государство, побрякушки, квартира… Заменит ли это твои поцелуи, объятия? Нет. Никогда. Ни за что.
Ты изменила меня. Ты показала мне, что такое любовь, семья. Ты была моим лучиком солнца. Но видимо, теперь будет идти пожизненный дождь.
Прости меня. Я знаю, что ты наблюдаешь за мной с неба… Если это сказки про рай, ад и Бога правдивы. Иначе какого чёрта такая светлая девочка скончалась?.. Я снова запачкался в крови. Ты не любила, когда я отступал от закона. Но мог ли я позволить этой твари гулять на свободе, дышать кислородом, радоваться жизни, пока моя дочь спрашивает, где мама?! Не мог. Я обязан был врубить ответку. Иначе меня не зовут Витя Пчёлкин.
Настя растёт умницей. Я обещаю тебе… Нет. Я клянусь тебе, что Настя вырастет человеком. Не тем, чем вырос я. Я сделаю всё возможное, чтобы Настя не замаралась грязью и обманом, в котором я живу много лет. Это тебе, — Пчёла еле нашёл место между венками и цветами для своего букета душистых мимоз.