— Хорошо, Оль. Спасибо тебе за всё.
Получилось неловко: Оля потянулась, чтобы обнять Пчёлкина, а тот увернулся и подошёл к подъехавшему такси. Пчёла понял намерения Беловой, просто не подпускал её близко к себе. Чувства прошли, но осторожность не помешает. А ещё обнимать Олю при Белове ему показалось неправильным, хотя Саша полностью доверял Оле. Та не давала поводов для подозрений.
— Склиф, — назвал нужный адрес Пчёлкин, вручая купюры водителю. Автомобиль тронулся, и Пчёлкин закрыл глаза, неожиданно для себя заснув.
— Юлия Фролова сейчас где? — Спросил Витя в регистратуре. Тётка внимательно рассмотрела его лицо. Она сразу поняла, кто перед ней из-за интервью.
— В палате 13. Прямо и налево. Она сейчас очень слаба, нервничать вообще нельзя, — предупредила она, подходя к картотеке. Пчёлкин кивнул, сразу идя по указанному направлению. 11,12… 13. Витя замедлил скорость, сжимая в руке букет мимоз.
Витю кидало из стороны в сторону. Первоначально ему хотелось кричать, рвать, метать, злиться на Юлю, упрекать её в безрассудстве и излишней жажде справедливости… Но когда Витя переступил порог палаты и увидел Юлю, лежащую на койке, под капельницами, её изнурённое лицо, пустые от страданий глаза, бледные губы, злость отступила, сменяясь жалостью.
— Витя… Прости меня, — прошептала Юля, присаживаясь на постели. — Малыш жив. С ним все хорошо.
Пчёлкин выдохнул, улыбнувшись. Всё обошлось.
— Вить, прости, пожалуйста… Я… — бормотала Юля, сжав его широкую ладонь, но Пчёла приложил палец к её губам:
— Ничего не говори. Всё в порядке, слышишь? Пожалуйста, успокойся. Я тебя люблю. Всё хорошо.
— Мы выиграли суд… Что будет дальше? — Юля вновь вернулась памятью на несколько часов назад.
— Ты бы хотела работать на «ОРТ»?
— Витя, я не хочу, чтобы мой ребёнок существовал на бандитские деньги. Которые ты зарабатываешь, пачкая руки кровью и обманывая простых людей, — Юля знала, что зажжёт огонь, но молчать она не могла.
— Погромче ори о моих делах. — Пчёлкин сжимает руку Юли, тем самым заставляя замолчать. Его настрой сменился по щелчку пальца с грубого на спокойный и безмятежный.
— Ты выбрала имя для нашего ребёнка?
Юля нежно улыбнулась, поправив подушку.
— Да. Знаешь, для девочки я абсолютно уверена в выборе. Настя…
— Анастасия? Анастасия Викторовна Пчёлкина, — Пчёла повторил имя несколько раз, пробуя его на вкус и примеряя вместе с отчеством. — Да, кстати, ребёнок будет носить мою фамилию. Это не обсуждается.
— Да я уже поняла, что у нас будет не семейное гнездо, а семейный улей, — Юля посмеялась. — Тебя не интересует причина моего решения?
— Нравится звучание? — предположил Пчёлкин, и сразу понял, что пролетел со свистом мимо.
— Конечно, не без этого. Дело немного в другом. В этимологии. Анастасия переводится как «воскрешение». Сегодня она восстала из мёртвых. А ещё она станет моим моральным спасением.
— А если пацан? Ты просто так говоришь, будто прям на сто процентов уверена в поле ребёнка.
— Если пацан… Вообще, я с детства хотела назвать сына Владимиром. Сейчас же не вынесу того, что он будет носить имя моего лютого врага. Я рассматриваю вариант «Дмитрий» и «Александр».
— Юль, у нас уже есть один Саша! — Пчёлкин намекал на Белова. — Нам хватит. Хотя, имя реально красивое… Но никаких Владимиров, ты поняла?! И Алексеев!
Про последнее Юле даже говорить не нужно. Прошло много лет со дня смерти Скворцова, а Юлина ненависть к нему была жива, как ясный день. Как же смешно Юле было слышать упрёки от родителей бывшего, что она не пришла на похороны!.. Неужели не очевидно, что Юля во время траура по Скворцову была бы актрисой в главной роли? Она нисколько не скорбила по нему…
Травмы, которые он наносил, проявлялись и по сей день. Пчёлкину ещё придётся попотеть, чтобы сделать Юлю счастливой девочкой.
— Ой, я забыл… Это тебе мимозы короче. Ты же их любишь, верно? — Витя в конце концов сообразил отдать Юле букет. Она прижала цветы к сердцу, вдыхая этот нежный аромат.
— Я их люблю, потому что они ассоциируются с началом самой прекрасной линии в моей жизни… С тобой.
Нежный, мягкий поцелуй, который они запечатлели на губах друг друга, продлился несколько мгновений. Но этого было достаточно, чтобы Юля испытала неподдельное наслаждение.
— Мне предписан половой покой, если что, — сообщила Юля, распустив волосы и приняв положение лёжа.
— Да и чёрт с ним. Обойдусь. На крайний случай есть рука.
— Только на мои фотки дрочи, ты понял? — Юля шутливо погрозила пальцем, хотя на самом деле ей было не до смеха.
— Только на тебя, хорошо.
Восемнадцатая неделя беременности. Юля на самом экваторе. Она тщательно проходила все обследования, даже те, которые не считались обязательными. По ним, с ребёнком было всё хорошо: он развивался в соответствии со всеми нормами. Пчёлкин ездил вместе с ней, чтобы быть в курсе всех событий. Потихоньку ему даже начала нравиться мысль о своём будущем отцовстве.
Одним днём Пчёлкин съездил с ребятами в кафе, посидел там, отдохнул. Неподалёку был магазин товаров для детей. Он сам не знал, зачем, но ему захотелось сходить туда. Зайдя, он внимательно рассматривал все витрины, каждую вещь. Он уже приблизительно выбрал коляску, которую бы хотел купить. Но без Юли он решил пока ничего не предпринимать по этому поводу.
Его взгляд упал на платье для годовалой девочки. Витя подошёл к нему и рассмотрел этикетку. Из всего того, что он прочитал, понятно было лишь «хло́пок». От мамы он слышал, что это лучший материал. Каждый раз, когда маленькому Вите покупали одежду, мама приговаривала:
— Вот это настоящий хлопок! Нужно брать…
Платье было белым, в розовый горошек. К нему прилагался пояс, который можно было сзади завязать на бантик. Пчёла постоял и пошёл с этим платьем на кассу. Он в тот момент даже не подумал о том, что платье может не понадобиться, если будет мальчик. Пчёла чувствовал острую необходимость этой покупки. Его окрылило первое дело, связанное с его малышом.
Пчёлкин спрятал платье в шкаф и подошёл к Юле. Её выписали через две недели после того страшного дня, который едва не разделил их жизнь на “до” и “после”. Фролова лежала на диване и смотрела «Санту-Барбару». Она не особо следила за событиями сериала, но иногда он помогал расслабиться, служа своеобразной «жвачкой для мозгов».
— Привет.
— Вить, почему он не шевелится? — Юля обеспокоенно прикладывала и убирала руку от живота. — Уже восемнадцатая неделя…
— Хорошо, а на какой должен?
— С 17 по 19.
— И в чём смысл паники? Ещё одна неделька есть. Если тебя это сильно тревожит, мы можем пойти к врачу на внеплановый приём. Но я больше чем уверен, что ты себя накручиваешь, и в этом… — Витя замолчал, потому что Юля вдруг просияла.
— Вить, он нас услышал…
— Может, она, между прочим. С чего ты взяла, что пацан будет? Стоп, ты о чём?..
— Он пошевелился. Я это отчётливо почувствовала, — лихорадочно повторяла Юля. — Я это знаю, это было!
Витя наклонился к животу.
— Ну здравствуй, малыш. Поздоровайся со мной теперь, пожалуйста.
Он хотел сам лично прочувствовать этот трепетный миг, чтобы убедиться, что Юле не показалось. Он лежал, приложив голову к постепенно растущему пузу, терпеливо ждал и дождался.
— Я ещё читала, что после двадцатой недели, когда родители разговаривают с малышом, он слышит. Он способен откликаться на прикосновения. То есть если приложить руку к животу, он также прикладывает в ответ.
Оставаться скупым на эмоции в столь милый момент оказалось невозможным для Вити. Он поцеловал пузо, положил голову на плечо Юли и прошептал ей на ухо:
— Ты сделала меня самым счастливым человеком на свете.
— А ты — меня. Мы оба были посланы друг другу, чтобы познать вкус счастья.
«Но как долго мы будем испытывать его?..» — Эта мрачная по своему оттенку мысль немного поубавила радости Вити. Но лишь на секунду. Он вновь почувствовал шевеление крохи и вернулся в красочный мир грёз, связанных с созданием новой ячейки общества.
