Лодья стремительно летела вперед. Финист оценил сказанное знахарем обо мне, о норманнском яде да о путешествии в Ирий и велел гребцам садиться на весла, чтоб прибавить в скорости. Корабль Афигена и пленные драккары могла охранить и вторая боевая лодья.

Я поборола усиливающуюся слабость и осторожно подошла к борту. Морские брызги сразу же окатили меня, заставили вздрогнуть от внезапного холода. Будто наяву в ушах зазвенел голос из далекого будущего, певший песнь о правителе Арконы и молодой ладожской княгине… Песнь могли сложить много раньше или столетие спустя о любом из руянских князей, но похоже, не просто так словенские боги наделили меня волшебным даром менять прошлое и будущее на ведовском камне. То, что я списала на грусть и растерянность в тот далекий солнечный день на развалинах Ладожской крепости, было неясным предчувствием беды.

Я зажмурилась, крепко и отчаянно, стиснула гладко тесаный борт княжьей ладьи так, что побелели костяшки пальцев. Я услышала свист стрелы, увидела, как колыхнулись перед глазами две одинокие травинки, всего за мгновенье до черноты… Ничего не изменить. Финист убьет меня, каленой стрелой, как однажды осенью предсказал Рарогу старец Велирад. Ладожская княжна не сможет победить судьбу. А после умрет и Финист, тогда-то и падет великая Аркона… Нет, нет, нет!!!

Голова закружилась, я покачнулась, неуверенно нашаривая рукой опору, и меня тут же поддержали надежные мужские руки – князь, оказывается, внимательно следил за мной и вовремя оказался рядом, чтобы не дать мне свалиться за борт уже третий раз за сутки. Я благодарно и чуть удивленно кивнула.

– Что с тобой, Чудо-юдо? – негромко и обеспокоенно спросил Финист, внимательно вглядываясь мне в лицо. – Ты побелела вся, будто холст некрашенный.

Побелеешь тут! Горькая правда – она вот такая, острая и колючая, будто колотый лед. И очень-очень простая – останусь, мы оба погибнем, а следом враги уничтожат великий город. А если не останусь, предам Финиста и себя.

– Укачало что-то…

– Иди ложись да не вставай боле. За борт свалиться – дело нехитрое. Купались уж нынче, довольно.

– Я могу. Брат меня ругает, но все без толку, – я смахнула со лба волосы, смущенно улыбнулась Финисту. – Кажется, это у меня в крови – влипать в неприятности.

– Что ж, добро, запомню впредь, – весело сощурился в ответ князь, и я подумала, что может, он не так уж и изменился. А Финист вновь стал серьезным и повел рукой вперед. – Погляди, мой дом.

– Красота какая, – тихо выдохнула я.

И то была чистая правда. Аркона и раньше блистала, но детские воспоминания давно потеряли четкость. Нынче передо мной возвышалась высокая неприступная стена из белого камня с частыми сторожевыми башнями. Иногда выше стены тянулись вверх расписные коньки крыш. В одном месте продолжением стены, над крутым обрывом виднелся каменный терем со стрельчатыми окнами, полукруглым балконом и высокой башней-смотрильней.

– Рассвет заглядывает ко мне раньше всех на Буяне, – проговорил Финист, не торопясь оставлять меня в одиночестве. Проговорил спокойно, но я будто наяву увидела, как он стоит на башне и смотрит в морскую даль, пытаясь отыскать правду о годах, что стерлись из памяти. Князю было горько на душе, и я услышала это.

Я вгляделась ему в лицо, с болью в сердце заметила едва различимый след глубокой печали в глубине красивых глаз и неожиданно брякнула:

– Княже, не надо грустить. Обещаю, я буду тебя защищать!

Финист оторопело поглядел на меня и расхохотался.

– Ты?! Защищать?! – сквозь слезы смеха произнес он.

– А что тут такого? Чем я хуже твоих воинов? Брат меня давно предлагал впереди войска на врагов напускать. Для пущего устрашения.

Я хотела состроить зверскую гримасу, но голова опять закружилась, я судорожно схватилась за борт. Пальцы легко соскользнули с отполированной древесины, и я бы упала, если б Финист не успел меня подхватить. Я обняла его руками за шею, прижалась щекой. Услышала, как бьется сердце под золотой кольчугой да расшитой рубахой. Почувствовала, какие у Финиста сильные теплые руки. По спине прокатилась горячая волна. Захотелось, чтобы он сжал меня в объятьях и поцеловал в макушку, потом в ямочку на шее, потом… Ох, точно, замуж мне пора.

Финист опустил меня на подушки под пологом, присел рядом и вдруг заметил:

– А ведь то ты была, Чудо-юдо.

– Что?

– Ты обругала меня там, на острове, что княжья спесь умение мыслить у меня-де отбила. Я узнал твой голос, когда ты мне нынче то же самое в ухо кричала.

Князь перевел взгляд на меня, в темно-серых глазах разгорались смешинки. Я вспыхнула.

– Ты, – повторил Финист. – И как же удалось тебе дозваться меня? Я ж не соколом был, человеком. Никому никогда такое сотворить не по силам было. А ты смогла. Неужто столь сильно разозлил я тебя?

– Я…

Финист с улыбкой наблюдал, как малиновеют мои уши, лишь уточнил с легким укором:

– Неужто, княжна, совсем меня не боишься?

– Не боюсь.

Финист вопросительно приподнял бровь.

– Ну не всем же тебя, княже, бояться! Для разнообразия хотя бы!

Князь моргнул, а потом расхохотался вновь. Я очень давно не слышала его беззаботного смеха. Оказывается, мне так мало нужно было, чтобы стать счастливой.

Финист почувствовал мой взгляд, посмотрел в глаза, едва заметно мотнул головой, словно прогоняя наваждение.

– Я так рада снова увидеть тебя…, княже, – тихо призналась я, вовремя вспомнив о подобающем обращении. – Не помнишь ничего обо мне, и ладно. Главное, что с тобой все хорошо.

Ой, кто меня за язык-то тянул… Если бы можно было расцвести красными пятнами еще ярче, чем прежде, то я бы сумела. Мне и так казалось, что лицо полыхает жаром от смущения.

– А ведь ты не врешь, – вдруг серьезно ответил Финист. – По глазам твоим вижу…

Больше он ничего не добавил, отошел к борту и стал придирчиво оглядывать каменные стены города-крепости, вдруг где какая трещина пошла, чтоб укрепить.

Лодья обогнула высокий мыс, и перед нами открылась уютная бухта с длинными рукавами пристаней. Такого большого скопления кораблей всех форм и расцветок я не видела даже в двадцатом веке. Над пристанью кружили чайки, стоял гомон и шум.

Кормщик осторожно провел корабль мимо опасных скал и после меж разгружающихся у пристани судов, отыскав удачное место. Лодья скатала парус, подтянулась на веслах и встала среди непрекращающегося гула и криков на разных языках земли.

– Идите за мной, ободриты, – строго велел нам с Лешим Финист, вновь ставший надменным великим князем. Бросил быстрый взгляд на меня, чуть смягчился. – Сама дойдешь, княжна? Тут недалече.

– Дойду, – я упрямо мотнула головой. Не хватало еще, чтобы меня через полгорода на руках тащили.

– Я прослежу за ними, княже, – прогудел из-за спины голос Яромира.

Вот пристал, репей бородатый! Интересно, с чего бы воеводе верить Афигену, а не нам? Мы, вроде, лично его ничем еще не обидели, не успели. Афиген – натура трусливая и подлая, за зиму ничуть не изменился. Яромир же, хоть и совсем не дурак, верит ему, как себе, вперед княжьего слова. Вот что общего может быть у папаши княжеской невесты и воеводы правителя?

– Лепше сыщи мне дядьку, воевода, – велел Финист, пропустив слова Яромира мимо ушей и вскользь поглядывая, как его воины вынимают из трюма связанных норманнов. – Перемолвиться мне с ним надобно, – пауза, и уже куда холоднее. – Обо всем.

Мы с Лешим двинулись за великим князем.

– Как ты, княжна? – едва слышно спросил у меня знахарь.

– Ничего, дойду, – так же тихо откликнулась я, хотя голова у меня кружилась все заметней. Подумаешь! Главное, чтобы больше никаких проблем не возникло по дороге.

Размечталась!

Первая проблема нарисовалась перед нами сразу же, такая черноглазая, богато разодетая и одним взглядом мечтающая обратить меня в пепел. Желанна! А, собственно, кого еще я ожидала здесь встретить? Эта стерва стояла на пристани и сперва большими коровьими глазами пожирала корабль, отыскивая на нем великого князя. Вот углядела, обрадовалась, расцвела вся и заметила меня. Сразу узнала, не поверила, протерла глаза белыми ручками, убедилась, что не мираж, зло сощурилась, сжала кулачки в дорогих перстнях. Леший легонько стиснул мне пальцы, напоминая, что он рядом. Вмешиваться знахарь не станет, если только девичью драку не придется разнимать, но с ним рядом я чувствовала себя защищенной. Мимо Желанны нам не пройти, прятаться я тоже не стану. Схлестнемся, значит, так тому и быть.