– Что с ним? – не желая и дальше ходить вокруг да около, задала я прямой вопрос.

– Во время аварии, твой отец очень сильно пострадал, это вообще чудо, что он выжил. – Всё равно начал доктор издалека. – Машина, словно банка консервная была, их ни один час оттуда выковыривали. Поэтому сюда его доставили в очень плачевном состоянии. Мы боялись, что он может умереть в любую минуту, но он выжил. Более того, сегодня он пришёл в себя. Но произошло то, чего мы так боялись, – он снова замолчал.

– Что? – с опаской спросила я, хотя мой мозг уже рисовал самое страшное.

– Он ничего не чувствует, ни ног, ни рук. – Выдал страшное он.

– Почему? – выдавила я из себя.

– При аварии у него были множественные переломы, не обошло это и позвоночник. В общем, ему нужна операция, и ни одна. Операция на позвоночнике. Но, несмотря на то, что Николай Алексеевич напичкал нашу больницу лучшим оборудованием, собрал штат из лучших врачей. Но такого специалиста у нас нет. Из наших никто не возьмётся за такую операцию. Слишком большой риск. Но и даже операция не даёт никакого шанса на полное восстановление.

– Хотите сказать, что мой отец может на всю жизнь остаться инвалидом? – задала я пугающий вопрос.

– К сожалению да, – ответил он и опустил глаза. – Арина, прости, но я должен был сказать тебе всю правду.

– Что мне сейчас нужно делать? – спросила я, потому что сидеть, сложа руки, я не собиралась.

– Я наведу справки по своим знакомым и узнаю, в какой клинике смогут взяться за этот случай. Но нужны будут деньги и не малые. Потому что провести эту операцию нужно как можно быстрее. – Объяснил доктор.

– Я могу увидеть его? – спросила я.

– Да, – ответил Иван Алексеевич. – Мы уже провели все необходимые обследования, прежде чем сообщить тебе, что он очнулся. Поэтому сейчас ты можешь навестить его. Но, пожалуйста, ему пока не нужно ничего знать. Николай не из тех людей, которые смогут спокойно принять такую новость.

– Я знаю, поэтому ничего ему не скажу. – Ответила я и пошла к отцу.

– Папа, папочка, – я присела около него. – Папулечка, мой, как же я рада, что ты очнулся, что ты вернулся, что меня не бросил. – Я взяла его за руку.

Папа молча смотрел на меня, а из глаз его текли слёзы. Я взяла его за руку, а он этого даже не почувствовал. Он сам понял всю плачевность ситуации. Но я должна была вселить в него надежду на лучшее, что бы он боролся, чтобы не сдавался.

– Всё будет хорошо, – я погладила его по щеке, – вот увидишь, папочка, всё будет хорошо. Тебе просто нужно восстановиться. – Я говорила как можно бодрее и увереннее, что он поверил. Хоть немножечко, хоть чуть-чуть.

Я убеждала папу, что всё будет хорошо, но сама не верила в это. Я говорила бодро и уверенно, а сама была готова разрыдаться от беспомощности и боли. Но я держалась, улыбалась. Мне было нужно, чтобы он мне поверил. Ему сейчас это было просто жизненно необходимо.

– Ма-ма, – с трудом пробормотал он. – Г-де?

И тут меня словно током ударило. Как? Как я ему сейчас скажу, что её больше нет. Что он её больше никогда не увидит.

– О-о-она… ж-жив-ва? – продолжал спрашивать он, с огромным трудом выдавливая из себя слова.

– Да, – солгала я, тогда папа облегчённо вздохнул.

Не знаю, правильно я поступила или нет, но сейчас я не смогла сказать ему правду. Он бы просто её не перенёс. И тогда напрочь отказался бы бороться.

– Папулечка, ты прости меня, – я ему улыбнулась, – но я теперь здесь работаю и сейчас мне нужно идти на приём. Меня пациенты ждут. Я к тебе позже обязательно забегу.

Я погладила его по щеке, поцеловала, а затем быстро вышла из палаты.

И едва я закрыла за собой дверь, как слёзы горячим потоком полились по моим щекам. Опустившись на кушетку, я закрыла лицо руками и заплакала.

– Арина, – обратился ко мне Иван Алексеевич, – что случилось?

– Я не смогла, – я подняла на мужчину заплаканные глаза, – я не смогла ему сказать, что мамы больше нет. Я не смогла! – объяснила я и снова зарыдала.

– Ты всё правильно сделала, – он присел рядом со мной и обнял меня. – Сейчас это ложь во спасение. Его спасение.

Да! Да! Да! Доктор тысячу раз прав. Права сейчас и я. Если папа узнает, что мамы больше нет, он не будет бороться. Потому что уже сейчас папа прекрасно понимает всю пагубность ситуации. И я, Иван Алексеевич, да кто угодно, можем хоть тысячу раз говорить о том, что всё хорошо, что это временно, папа всё понимает.

Я видела это по его реакции на моё прикосновение, я видела это по его глазам.

Поэтому новость о маме его просто на просто добьёт. Это будет последняя капля. Я это прекрасно понимаю. Но, чёрт возьми, как же всё-таки паршиво на душе от этой лжи. Как больно, что сейчас приходится обманывать родного человека. Говорят, что это ложь во благо, во спасение! А существует ли такая ложь? Кто-нибудь знает? Или это придумали те, у кого не хватило духу сказать правду? Вот как я сейчас! Я оправдываю себя этой красивой фразой. Как же всё сложно! И как всё запутанно.

– Он никогда меня не простит, – шепчу я в объятиях Ивана Алексеевича. – Он никогда меня не простит за эту ложь.

– Твой отец умный человек, он всё поймёт и обязательно простит! – успокаивает меня главврач.

Умный? Да, он прав, папа умный, очень умный. Но работает ли это, когда ум застилает боль и отчаяние от потери любимого человека? Способен ли в такие моменты человек рассуждать здраво? Вряд ли! Поэтому вряд ли мой папуля будет способен быть умным на тот момент, когда узнает, что мамы больше нет. Что нет его Лисёнка. Так он называл маму. Олеся, Леся, Лисёнок. Они столько лет были вместе, но по-прежнему любили друг друга. Да, были у них и трудные моменты и ссоры. Но они всегда поддерживали друг друга. Мама поддерживала папу, когда он шёл к своей цели и строил бизнес. Папа поддерживал маму, когда она болела и когда открыла своё ателье. Они всегда и всюду вместе. И как он теперь без неё? Что будет потом, когда он всё узнает? От этого вопроса больно щемит сердце и щиплет глаза.

Но это будет потом. Да, сейчас мне нужно отпустить эту ситуацию, и думать о том, как помочь папе? Как вернуть его к полноценной жизни?

– Иван Алексеевич, – вытирая слёзы, обращаюсь к доктору, – пожалуйста, узнайте, где можно папе провести операцию? И сколько это будет стоить?

– Я уже занялся этим вопросом, – успокоил меня он. – Я попросил Марию Викторовну заняться этим вопросом и обо всё доложить мне. Поэтому, как только появится что-то стоящее, я тебя обязательно скажу. А теперь давай успокаивайся, тебя ждут пациенты. Кстати, твоя любимица Светлана приехала. Спрашивает о тебе. Ей ты нужна сильной.

Подбодрил меня Иван Алексеевич, напомнив при этом об одной моей уже постоянно и любимой пациентке, маленькой девочке Свете. Это действительно светлая девочка. Очень умная, начитанная, рассудительная. Несмотря на свои юный возраст, а ей всего лишь восемь лет, девочка уже очень много пережила.

Дело в том, что у неё врождённые порок сердца. Очень сложный случай. Она проходит постоянное лечение, но спасти её может только операция. Очень дорогая и сложная операция. Учась за границей, я не только видела, но ассистировала на такой операции. Но в нашей стране, такие операции делают единицы врачей. Но наш Си-Сим может помочь девочке. И сейчас он взял её под свой контроль, а я провожу все необходимые манипуляции под его чётким руководством.

И чем ближе становится тот знаменательный день, тем страшнее становится всем нам. Мы понимаем, что идем на большой риск, но и тянуть с операцией больше нельзя.

А Светочка очень привязалась ко мне. Она очень сильная девочка и стойко переносит все процедуры, даже самые болезненные. Но в последнее время просит меня быть с ней рядом. Я держу её за руку, а она мне улыбается. Улыбается даже когда очень больно. Она маленький боец, и я верю, она обязательно справится.

Иван Алексеевич прав, мне не нужно показываться ей в таком виде. Поэтому перед тем, как идти к девочке, захожу к себе в кабинет, поправляю макияж. И лишь потом иду к своей юной пациентке.