Как могли случиться такие перемены всего за три месяца? Почему никто не говорит об этом? Что же произошло?

Он услышал, как суетится внизу Магда, отгоняя учеников от смолы, которую притащил Аллан, чтобы поджечь трупы. Етобары уходили из Сикелии во всеоружии. Жизнь вместо смерти, трава и деревья вместо песка – нет, не могло это быть связано с исчезновением Нехебкая.

Или он просто не хотел в это верить?

Магда нашла какой-то камень на арене и принялась смеяться, показывая его ученикам. Им всем находка показалась забавной. Голос Фадуны, ее близость, наполняли Арлинга силой, отгоняя сомнения, страхи и слабости. Он ей поможет. У них еще будет будущее. И не в изгнании, какое собирался подарить им учитель.

Мысли об имане заставили нахмуриться. Знал ли он о темном солукрае? Почему не хотел, чтобы Арлинг излечился с его помощью? Возможно, последствия будут трагичными, но пока Регарди не сомневался, что снова обратится к темному солукраю – на этот раз осторожнее. У него еще будет время подумать об этой силе, а пока нужно поскорее увезти Магду подальше. Неважно, сказал ли ему про Самрию Нехебкай или то нашептало его больное воображение, но теперь у него появилась цель, пусть и призрачная. Ему нужно во что-то верить. Он будет верить в Магду. Всегда в нее верил.

Вздохнув, Регарди почувствовал, как болит тело. Не стоило надеяться, что чудесное излечение и три месяца вынужденного покоя обойдутся бесследно, но таким старым он себя давно не чувствовал. Все давалось тяжелее – прыжки, бег, приемы. Сколько ему сейчас? Сорок или уже больше? Поняв, что не помнит свой возраст, Арлинг решил не заморачиваться. В мире были куда важнее вещи, которые стоило помнить. Он смог зарядить тяжелый шибанский арбалет и не сломать заново ни одну кость, а значит свою часть сделки с Нехебкаем, пусть и вымышленным, выполнит.

Какое твое третье условие?

Вопрос повис в пустоте. Нехебкай хотел, чтобы Арлинг спас его дочь. Мысль крутилась где-то поблизости, грозя обрушиться своей неотвратимостью. Сильнее дунул ветер, и сапога Арлинга коснулись песчинки, принесенные сквозняком снизу, из долины. Где-то там, под слоем травы, еще пряталась пустыня. Она умирала с каждой каплей дождя, но еще жила. Неизвестные деревья дарили этому месту жизнь, но одновременно и убивали. Гнали керхов и кучеяров, поверивших в то, что со смертью Нехебкая погибла и пустыня, их породившая и вскормившая своими скудными, но тем самым дорогими дарами.

– Твоя дочь, пустыня, находится в беде, – прошептал Арлинг в опустившуюся ночь. – Я найду, как ее спасти.

Третье условие он озвучил сам.

Костер, получившийся из горы мертвецов, полыхал жарко, до небес. Гудел, плевался, шипел. Ученики закрывали лица рукавами, чтобы спастись от смрада, рот и нос Магды Арлинг обвязал шарфом, а потом проделал то же и с собой, оторвав кусок ткани от туники. Етобары – Хамна и Аллан, ничем лица не закрывали. Их осталось двое, и неважно, что за причины этому способствовали.

Гремер убил не только людей, но и большинство животных, растерзав с десяток верблюдов и лошадей, на которых путешествовали етобары. А вот припасы, оружие и деньги не тронул. Аллан с Хамной сложили все в кучу перед Арлингом и вопросительно на него посмотрели.

– Я пойду с вами, – не спрашивая, но уведомляя, сказал Аллан. – Мир поменялся. Мне тоже придется.

Регарди не был в восторге от того, что к их компании присоединился еще один етобар, но молча кивнул. Права выбирать спутников у него уже давно не было.

– Пойдем в Самрию, – наконец, сказал он.

– Пешком? – уточнила Хамна.

– Нет, с ними.

Арлинг кивнул в сторону каравана, который длинной цепочкой растянулся неподалеку от арены. Он услышал его еще там, на верхних рядах. Караванщики же не могли не заметить их костер и не почуять его вонь. К счастью, смола етобаров горела хорошо, а ветки деревьев, которые притащили ученики имана, помогли огню гореть долго и сожрать все без остатка.

От каравана уже отделилась группа всадников и сейчас въезжала в распахнутые ворота арены. Вероятно, это место было им знакомо, потому что двигались они с осторожностью. Не одни етобары приносили здесь жертвы мертвым и живым богам.

– Приветствую тебя, достопочтимый сын великого рода Аджухамов, – сказал Арлинг и почувствовал, что его неудержимо тянет поклониться Сейфуллаху. Но ни халруджи, ни господина на этой арене сейчас не стояло, поэтому Регарди заставил себя держать спину ровно. Притянув Магду за талию, он крепко сжал ее и угрожающе повернул голову в сторону двух всадников, державших сабли наголо.

Сейфуллах кивнул охранникам, и те нехотя убрали клинки в ножны, но их напряженные позы говорили о готовности атаковать немедленно. Арлинг даже не хотел представлять, какое зрелище они сейчас наблюдали.

– И я тебя, – ответил Аджухам, но, судя по его ледяному голосу и короткой форме приветствия, видеть их Сейфуллах был не рад.

– Кто это? – спросил он, выбрав из всего странного и непонятного, что наблюдалось вокруг, именно Фадуну.

– Моя женщина, – ответил Арлинг ровным тоном, который предостерег Сейфуллаха от дальнейших расспросов в сторону Видящей.

– А они? – вопрос, очевидно, касался всех остальных.

– Мои люди, – уже спокойнее ответил Регарди, который, наконец, понял, что за сделку заключил с ним Нехебкай. – Мы направляемся в Самрию, и мне кажется, нам по пути.

– Нам не по пути, – сказал Сейфуллах пару часов спустя.

Караванщики остановились, чтобы напоить животных из водоема в оазисе неподалеку от арены, но задерживаться надолго не собирались. Они торопились. Спешка витала в воздухе, словно песок, поднятый самумом до небес. В присутствии чужаков люди из каравана нацепили маски, но верблюды вели себя беспокойно, и не близость долгожданной воды стала причиной их возбуждения.

Мир изменился. Арлинг был уверен, что до его встречи с Нехебкаем в горах Гургарана, ни оазиса, ни водоема, от которого почти ничего не осталось, после того как из него достали воду для верблюдов из каравана, здесь не было. Раньше каждый колодец Карах-Антара бдительно охранялся керхами. Они даже не позволили бы караванщикам приблизиться к заветному источнику, а, договорившись с проводниками, таскали бы воду за плату окольными путями, лишь бы не выдать главного секрета пустыни – питьевого колодца.

Деревья в оазисе были те же, что росли у подножья Гургарана и окружали арену етобаров. Молодые, сильные, они впивались корнями так глубоко в песок, что, казалось, протыкали Сикелию насквозь, черпая влагу из другого мира. Их жесткие, глянцевые листья прекрасно чувствовали себя под испепеляющими лучами пустынного солнца, в отличие от того же Арлинга, который вдруг понял, что разучился безропотно терпеть жар местного светила.

Хотелось бы верить, что изменился не столько мир вокруг, сколько он сам, но и здесь чувствовалось лукавство. Нехебкай или лекарство имана, или что-то еще, о чем он пока не догадался, вернуло ему силы, исправило покалеченные кости, мышцы и сухожилия, но в целом Регарди ощущал себя так же, как, когда подходил к горам Гургарана, чтобы встретиться с Подобным. Накопленная годами усталость не прошла даже после вынужденного многомесячного покоя в пещере. Тело слушалось, но все чаще намекало, что его силы на исходе. Время у него еще было, вот, правда, сколько именно, оставалось загадкой. Солукрай помогал ему безупречно чувствовать мир, но помочь со временем был не в силах.

Впрочем, если бы Арлинг каким-то чудом узнал о том, что случится – с ним или с миром, он все равно отправился бы к Гургарану. Потому что здесь он встретил Магду, и все остальное поблекло, став миражом в раскаленных песках, который рассеивается, когда на горизонте появляется жизнь. Карах-Антар наполнился ею, но Регарди подозревал, что разочарование близко. Обман чувствовался во всем, что окружало его с момента пробуждения – в деревьях, дожде, глиняной корке, вытеснившей песок с обширных участков пустыни, даже в Хамне с Алленом и уж тем более в Сейфуллахе с его караваном. И только Магда была настоящей. Когда сознание отказывалось верить в то, что водоем, достаточно глубокий, чтобы напоить такое огромное количество верблюдов, образовался всего за три месяца, расположившись у корней странных деревьев, Арлинг возвращался к Магде, и мир останавливался, прекращая хаотичное вращение.