«Екатеринбургский централ» вряд ли можно было считать образцовым, но по сравнению с другими изоляторами он считался неплохим. В старых зданиях, повидавших царских и советских преступников, был сделан свежий ремонт перед чемпионатом мира по футболу. За последние десять лет здесь не было ни одного скандала, связанного с пытками обвиняемых. Многие осужденные после вынесения приговора предпочитали остаться в СИЗО, а не отправляться в колонию. Не рай на земле, конечно, но изоляторы предназначены не для праведников.

На КПП меня встретили двое дежурных: молоденькая девушка в звании младшего лейтенанта, лицо которой было грубым, квадратным, будто вытесанным из камня, и седой подполковник, дослуживающий последние дни до пенсии. Оба уставились на меня с легкой подозрительностью.

– Представьтесь и назовите причину визита, – коротко бросила девушка. Ее голос звучал приглушенно из-за толстого стекла, разделяющего нас.

– Адвокат Островский, – я раскрыл для нее удостоверение, – прибыл на свидание с обвиняемым. Его зовут Демьян Георгиевич Кургин. Уверен, он остановился в одном из номеров вашего заведения.

– Предъявите ордер.

Выражение лица девушки не изменилось. Мой шутливый тон она оставила без внимания. К счастью, ордер я подготовил еще дома. Девушка бегло ознакомилась с ним, затем вновь подняла на меня тяжелый взгляд. Конец еще не был близок.

– Вы являетесь защитником Кургина по уголовному делу?

Официально я им не являлся. Мы не заключали договор, и я не был назначен судом. Не такая уж большая проблема, но в службе исполнения наказаний иногда считали иначе. Они часто толковали закон так, как это не делал никто другой.

– Как раз собираюсь встретиться с Кургиным, чтобы получить его согласие на мое участие в качестве защитника по уголовному делу.

– Хорошо, часы свиданий скоро начнутся. Прежде, чем вы пройдете на следующий КПП, наш сотрудник проведет личный досмотр.

Похоже, девушка служила недавно и пыталась показать себя перед начальством с хорошей стороны. Я вдруг вспомнил время, когда только взял Динару на работу. Она все время смущалась, роняла документы (от этой привычки она не избавилась до сих пор) и, несмотря на диплом с отличием, совершенно не знала судебной практики. Но рвения у нее было хоть отбавляй. Я не прогадал: Дина оказалась отличным помощником, и ей давно следовало заявиться на адвокатский экзамен, чтобы поразить комиссию своим уровнем знаний. Интересно, почему она все время это откладывала?

– Не согласен, – возразил я. – Обойдемся без лишних процедур.

Досмотр был не вполне законным. К тому же, я не собирался показывать им черные пятна на своей коже. Вопросов они не вызовут, но слухи распространятся быстро.

– В смысле? Вы, наверное, не поняли, что я имела ввиду, – удивилась девушка, продемонстрировав единственную эмоцию за время моего визита.

– Прекрасно понял, – усмехнулся я. – У меня с собой только телефон, ручка и бумага. Но вам придется поверить мне на слово, так как предъявлять я ничего не собираюсь. Досмотр адвоката допускается только в случае, если вы подозреваете меня в попытке пронести что-нибудь запрещенное. Иначе ваши действия будут носить незаконный характер. Вам известно это правило?

– Да-а, – протянула девушка.

– Вы полагаете, что я несу с собой запрещенные вещи?

Она растерянно взглянула на подполковника. Тот похлопал ее по плечу.

– Крючкотвор прав, – сказал он. – Если мы хотим его досмотреть, нам нужны веские основания. Да и документы потом будешь оформлять до вечера. Пропускай его.

Девушка с квадратным лицом бросила на меня гневный взгляд, но все же нажала на кнопку открытия двери. Через следующий пропускной пункт подполковник прошел вместе со мной.

– Иванов! – позвал он одного из охранников.

– Я!

– Приведите в комнату свиданий арестанта Кургина Демьяна Георгиевича из третьего корпуса. Его будет ждать адвокат.

– Есть! – козырнул охранник.

Подполковник проводил меня к отдельно стоящему помещению. Он поинтересовался, желаю ли я, чтобы свидание проходило конфиденциально. Разумеется, я воспользовался и этой привилегией адвоката. Оставляя меня в комнате свиданий, подполковник напоследок разъяснил мне правила посещений. Я вежливо его выслушал, хотя помнил их и так.

Не каждому известно, что в изоляторах и колониях предусмотрены разные помещения для свиданий. Есть комнаты, похожие на номера недорогих отелей. Они оборудованы кухонными плитами, кроватью и душевой кабиной, и предназначены для длительных свиданий с близкими людьми. Короткие встречи проходят в помещениях с прозрачными перегородками и длинным рядом телефонных аппаратов.

Для адвокатов предоставляют особые помещения, в которых запрещено находиться даже сотрудникам изолятора. В моем случае это была комнатушка со скромным ремонтом, вся обстановка которой состояла из стола, двух стульев и камеры видеонаблюдения.

За перекрытым решеткой окном продолжал бушевать ветер. Его завывания заставили меня вновь вспомнить о кошмаре, увиденном прошлой ночью. Что скрывалось в конце того живого коридора? Что ожидало меня в непроглядной мгле? И почему мое тело, пусть даже во сне, так настойчиво рвалось вперед?

Я облизнул пересохшие губы. Неистово хотелось смочить их, но отнюдь не водой. Я понимал, что ненормально думать о спиртном, когда день еще не успел начаться, но не мог ничего с собой поделать. Когда-нибудь мне предстоит разобраться с этой проблемой, но только не сегодня.

За спиной неожиданно громко лязгнула входная дверь. Я повернул голову на звук. В проходе стоял Демьян Кургин.

Я узнал Кургина сразу, несмотря на то что он сильно изменился с нашей последней встречи. Длинные волосы были коротко острижены, в них прибавилось седины. Лицо похудело, осунулось, а глаза, которые прежде выглядели неестественно темными, теперь казались двумя впадинами, в глубине которых можно было потеряться.

Охранник, сопровождающий Кургина, подождал, пока тот войдет внутрь, и захлопнул дверь. Послышался лязг запираемого замка. Кургин медленно, почти по-стариковски, прошел к свободному стулу и сел. Все это время он не отрывал от меня взгляд. В комнате стало заметно холоднее.

Глядя на него, я осознал, почему так смутно помнил детали его дела. Убийства, даже с особой жестокостью, могут шокировать тех, кто не является специалистом. Они с легкостью становятся основой для романов, но с юридической стороны в них весьма мало примечательного. Если дело об убийстве доходит до суда, это означает, что почти со стопроцентной вероятностью подсудимый действительно его совершил. Более того, преступники часто признают вину, рассчитывая на смягчение приговора. И действительно его получают. От адвоката в таких случаях зависит немногое.

Дело Кургина было лишь одним из сотен других. Для меня оно ничем не выделялось из рабочей рутины, наполненной жалобами, запросами, исками и претензиями. Когда Кургин отказался от моего участия, я этого почти не заметил. И все же, я бы помнил об этом деле гораздо больше, если бы не одно «но».

Предварительное расследование по делу Кургина проходило около полугода назад. Как раз тогда, когда Кристина сообщила, что хочет развестись. Затем наша жизнь, вернее, с того момента уже только «моя» жизнь, обросла ссорами и скандалами, которые поугасли, стоило мне съехать на съемную квартиру. Мы были взрослыми людьми, которые вели себя отвратительно в отвратительной ситуации.

Я ненавидел Кристину, я ненавидел себя и всех вокруг, хотя эта ненависть проходила, когда заканчивалась первая бутылка коньяка и начиналась вторая. К моменту нашего развода, в окружающих меня барах и алкомаркетах выручка, должно быть, выросла чуть ли не вдвое. Я признаю, что пил чудовищно много (так, как никогда раньше), но на то были причины.

Не нужно быть гением, чтобы понять: адвокат, находящийся в процессе развода и злоупотребляющий алкоголем, вряд ли будет отличаться особым профессионализмом. Я приходил на следственные действия по делу Кургина с рвущим душу похмельем, а пару раз – пьяным. Адвокаты по назначению частенько не проявляют усердия в работе, но я был хуже любого из них. С трудом понимал, о чем говорят свидетели, хотя мне предстояло участвовать в их допросе. Иногда просил о перерывах, а затем мчался в ближайший туалет, чтобы извергнуть из себя остатки алкоголя. Я оправдывался приступами отравления, и следователь кивал в ответ, хотя слишком хорошо меня знал, чтобы поверить в эту ложь.