– А мне нравится так! Я не хочу! – возмущался Дилан, не глядя на мать.

– Но это выглядит неаккуратно, – попыталась убедить его женщина.

– Это твой Джейкоб так считает, – раздражающее имя Дилан произнёс самым противным из своих голосов, выпячивая губы и гнусавя. – Я слышал, что это он сказал.

– Но ведь я тоже так считаю, – Лили устало вздохнула и положила руку на плечо сыну, но тот сразу же сбросил её с себя. – Ты можешь не слушать Джейкоба, но прислушайся к своей матери!

Женщина начинала раздражаться от регулярных споров с сыном. Хотя она понимала, что виной всему переходный возраст, когда все дети хотят бунтовать, бесконечное противостояние Дилана её новому избраннику выводило из себя. От постоянных упрёков обоих в сторону друг друга, которые переливались через неё, Лили устала, осунулась, все черты лица её будто обострились, чтобы проще было защищаться.

– Да не хочу я стричься, что тебе от меня надо?! – вспылив, Дилан рывком сел в постели, взмахнул руками, и они ударились о покрывало. Он насупился, хмуро поглядел на мать, отчего та даже испугалась.

Несмотря на то, что мальчик стал более раздражительным и противоречивым, вспышек агрессии раньше за ним Лили не замечала, и такое проявление заставило её замереть на месте от шока. Женщина лишь сдавленно выдохнула в ответ на выпад сына и осторожно встала с его постели. Выражение её лица приобрело горделивость, надменность, в нём отдалённо читалось пренебрежение, которому она научилась у мистера Ларка, и которое так больно сдавливало сердце Дилана.

Тот взгляд, которым мать его наградила, моментально заставил пожалеть о произошедшем. Мальчик вмиг понял что сделал и готов был уже начать слёзно просить прощения, но не успел сказать и слова.

– Молодой человек, ты повысил голос, – в сдерживаемом гневе, с разочарованием Лили говорила отрывисто и очень остро произносила все звуки. – Непозволительно так общаться с матерью.

– Прости, – негромко, сжавшись, заговорил Дилан, пытаясь вернуть себе хоть немного былого тёплого отношения матери.

– Всё уже сделано. Не важно теперь, в обиде я или нет, тебе стоит подумать над своим поведением, – Лили разочарованно вздохнула и вышла из комнаты. Она медленно закрыла за собой дверь, и в последнюю секунду Дилану даже показалось, что он увидел сожаление и сочувствие на её лице, но мига оказалось слишком мало.

10. Находка

Вернёмся теперь на «Золотую мечту», где события принимают новый неожиданный оборот, дополняющий уже имеющуюся череду таких же неожиданных, как он.

– Вилфа нашли, не поверите! – один из абордажников, поддерживая за плечи бедного обессиленного Вилфа, вёл его навстречу остальным, сбегающимся на шум.

Вилф всегда был тощим и полуседым, но в эту минуту выглядел едва ли не абсолютно высушенным скелетом. Плохо видящие глаза его, казалось, готовы были выпасть из орбит, длинные серые волосы обрели безжизненный вид. Минуту назад считавшийся мёртвым, Вилф в действительности был похож на привидение. Его нашли сидящим у самого борта и бормочущим бессвязно, но вскоре от вида людей он стал приходить в себя.

Спешно прорываясь через столпивших в жажде узнать что-то пиратов, Эмметт вывалился из толпы прямо напротив призрака. Абордажник был взволнован, запыхался, но совсем не обращал внимания на это.

Стоящий позади остальных Сачок мало что видел, но слышал разговоры достаточно отчётливо. Если бы он только мог ещё прервать бесконечный плач где-то в темноте, может, даже обрёл бы спокойствие.

– Вилф! Ты был вместе с Вестоном, когда всё исчезло, – затараторил Эмметт где-то в глубине человеческой гущи, загораживавшей весь вид Сачку. – Где он? Что случилось?

– Вестон! Точно! Вот, что я хотел рассказать! – Вилф говорил отчаянно, выплёскивая скопившееся напряжение на окружающих вместе с летевшими на них каплями слюны, которая постоянно брызгала из его рта.

Даже не видя всего этого, Сачок представил, как морщится и отодвигается Эмметт, который на радостях и забыл об этой особенности. Также легко было вообразить, как тощая дрожащая кисть Вилфа сжимается, и тот машет вытянутым костлявым указательным пальцем.

– Мы решили стоять на месте и никуда не ходить. Всё было нормально, насколько можно в такой ситуации, а потом… – дрожащий голос на время прервался, до Сачка донёсся тихий вздох. – Вестон сказал, что слышал какую-то очень красивую песню. Он как сумасшедший стал, ни дать ни взять, смотрел в темень да твердил, что такая песня красивая, и очень хотел посмотреть, откуда она идёт.

Команда начала бросать свои слова и комментарии в диалог, отчего Сачку пришлось ещё сильнее напрягать слух. Он просто не мог упустить разговор о том, что кто-то ещё слышал голос. Это значило, что не только одной пороховой обезьяне мерещилась бесовщина, и уже немного успокаивало. Но новые вопросы о том, почему Вилф говорил о пении, а не о плаче, только смущали сильнее прежнего, и хоть какого-то облегчения не наступило.

«Брехня!», «Чего б ему с ума сходить?», «Точно, мы-то нормальные все.», «И он вчера ещё был очень даже здравый…», – доносились из толпы голоса пиратов.

Вилфу пришлось напрячь связки, чтобы угомонить начавших обсуждение товарищей.

– Да дослушайте же вы меня, – он повысил голос, насколько мог. – Стал бы я врать? Своими глазами видел, он пялился в эту темноту, а потом как сиганул за борт, я и сделать ничего не успел!

– Да этот, поди, тоже сбрендил, чего вы его слушаете! – выкрикнул последний скептик, но больше его никто не поддержал.

– Потом, там, куда он прыгнул, клянусь сердцем, кто-то его схватил! Как будто специально мне показали, тьмы не было! Кто-то точно его схватил и под воду утащил, я вам говорю! – но, как бы ни клялся и ни божился Вилф, что увиденное было истинно правдой, мнения команды разделились.

Особо впечатлительные стали обсуждать давние байки о плотоядных рыбищах, которые песни поют. Мол, женщинами они красивыми прикидываются, заманивают, а потом живым никогда не уйдёшь.

Другие же недоверчиво пытались всё объяснить тем, что Вестон, известный пьяница, просто оказался в неадекватном состоянии и решил искупаться, а кто-то в воде Вилфу померещился от плохого зрения и переливающегося тумана.

В стороне от обсуждений остались только Эмметт да Сачок. Один потерял близкого друга, на секунду вновь обрёл надежду, и снова был её лишен, а потому ему было не до диалогов. Другой же своими ушами слышал голоса за бортом, а потому для него обсуждение просто не имело смысла. Ему стало точно известно, кому верить.

***

– Значит, север – это вот здесь, где стрелка? – десятилетняя Розмари с интересом рассматривала старый компас. Её длинные серовато-оливковые волосы были собраны в лёгкую, слабо стянутую косу, а большие глаза с живым любопытством изучали резьбу на компасе и аккуратно выведенные буквы на циферблате.

Отца девочка ни разу не видела, и для неё предмет этот был не больше, чем одной из многих странных вещей, которые хранил у себя старший брат. Мальчик же берёг компас как зеницу ока, трепетно ограждая его даже от упоминаний Джейкоба в доме. Казалось, одно существование этого человека предаёт память Раймунда Колтера. С каждым днём мальчик ненавидел нового любовника матери всё сильнее.

– Да, это север, – Дилан кивнул сестре и умиленно улыбнулся, наблюдая, как девочка надувала бледные губки и хмурилась. Она всякий раз делала это, увлекаясь чем-то очень сильно, и такое проявление интереса особенно льстило Дилану.

В последние месяцы они проводили не очень много времени вместе. Весёлая и общительная Розмари непринужденно общалась со всеми вокруг и почти не появлялась дома до вечера, играя с другими ребятами. Друзьями из них она звала только двойняшек Стивенсонов, однако в остальном относилась ко всем совершенно одинаково.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».