– Великий Мастер… Великий Мастер… Поверьте, я никогда вас не предам, потому что… потому что… я люблю вас!

Тихо было вокруг. В Цитадели Порядка вообще всегда очень тихо. В огромных вековых деревьях, растущих там, почти нет птиц, и листья колышутся с очень слабым шелестом, поскольку сильный ветер не может там возникнуть и не может, преодолев воздушный заслон, прилететь извне. И снега не было – даже сейчас, зимой, но зимняя тишина во много раз превосходила летнюю. Не было ни треска насекомых, ни шелеста листьев, которые давно облетели. Небо казалось необычайно высоким, а белые дождевые облака, возникающие внезапно в самом центре небосклона, ту же распылялись на мелкие пушистые ватные клочки. Такой эффект также создавали могучие воздушные столбы башен Цитадели.

Тишина висела долго, и Ривелсея стала изнемогать в ожидании ответа. Она смотрела на Веттар Нарта, и лицо её от переполнявших душу эмоций было ярко-розовым. Страсть, кипевшая сейчас в ней, была столь сильна, что ей тяжело было даже стоять на месте. Хотелось забыть обо всех правилах и законах, обвить руками его шею, прижаться к его груди и поцеловать, впиться губами в его губы, растаять в его руках – таких мужественных и могучих. Ривелсее с большим трудом удавалось удерживать в себе этот порыв. Минуту или две она боролась со своим внутренним естеством и с содроганием ждала от Веттар Нарта ответа.

Он стоял в своей привычной позе, широко расставив ноги и немного припадая на ту, которая была здорова, скрестив руки на груди и запахнувшись в свою доходящую до колен чёрную мантию, и волосы Веттар Нарта, имевшие коричневатый оттенок, свободно ниспадали на его плечи. Лицо его, как и всегда, имело выражение сумрачное, а глаза стали ещё более жёсткими, чем обычно. Наконец он сказал:

– Как я уже говорил, ученица, тебе придётся вскоре встать перед выбором. Но прежде этого ты должна хорошо понять, чем классы ратлеров отличаются друг от друга и каковы особенности каждого из них. Дело в том, что представители каждого класса чаще всего имеют примерно одинаковый характер и стиль поведения. Рыцари порядка более миролюбивы и спокойны, и это правильно, поскольку их задача организовывать и поддерживать тех, чьи действия направлены или совпадают с интересами Ордена ратлеров. Воевать они умеют, но не слишком любят, их цель состоит не в этом, и потому они недостаточно мощные бойцы, в них мало гнева. Мудрейшие наиболее уравновешены, гнев в них вспыхивает сильно, но только тогда, когда надо. Функции их очень разнообразны. Обычно самые сложные и трудные задания, где требуется не одна только мощь, но и сообразительность или хитрость, даются именно им. В сильнейших же очень велик гнев, обычно они или озлоблены на весь мир, или кипят жаждой мести. Это – наилучшие бойцы, без которых Орден ратлеров не мог бы существовать. Но им, – Веттар Нарт помедлил, – не хватает мудрости. Часто бывает так, что они лезут на рожон там, где нужно всего лишь немного подождать или схитрить, и из-за этого многие погибают. Ты сама видишь, ученица, что различия велики. Теперь ты должна подумать о том, по какой из этих дорог пройдёт твой собственный путь.

Однако Ривелсея не слушала слов Мастера. Она напряжённо, с трепетом, ждала, что он ответит на её признание. Если бы он хотя бы улыбнулся, этого было бы вполне достаточно для Ривелсеи – не настолько она была глупа, чтобы рассчитывать на большее! Она никогда, никогда не видела его улыбки! Впрочем, и на это она особо не надеялась, ожидая скорее, что Мастер опять выругает её и даже накажет за проявление постыдных для ратлера чувств. Однако Великий Мастер Веттар Нарт поступил так, как только и мог поступить великий ратлер: он ничего не сказал, словно слова Ривелсеи были столь малозначительны, как если бы она сказала что-то о погоде или что после зимы будет весна.

Робкая надежда исчезла, и любовь превратилась в страдание. Страдание неизбежно для ратлера, и к нему надо привыкнуть, как привыкаешь в дальней дороге к тесному башмаку, как привыкаешь к пыльному воздуху, живя в городе, и уже не замечаешь его, и даже забываешь, что может быть как-то иначе. Страдание укрепляет сильные души и ломают слабые, поэтому Веттар Нарт никогда его не жалел. Когда куют железо, оно теряет свою форму, но зато приобретает необходимые качества и может затем быть использовано для дела. Ривелсея много раз видела в отцовской кузне, как это происходит, и сейчас она часто чувствовала себя этим самым куском металла на наковальне. Кузнец не испытывает эмоций по отношению к железному бруску, не задаётся мыслью, что испытывает тот во время удара молотом, и это вполне понятно. Великие Мастера ратлеров были таковы же. Разница была незначительной и состояла лишь в том, что они ковали не железо, а более тонкие и нежные субстанции – плоть и душу человеческую.

Вечером этого дня Ривелсея очень медленно шла после занятий по дороге к железным воротам между голых деревьев. Нет, заплакать она не могла уже ни от чего и поэтому не плакала. Не было и боли в душе – она приходит не сразу, а немного погодя. Ривелсея знала, что она придёт, и была готова к этому. Но пустота была острее, чем боль. В пустоте было спокойствие, но мучительное спокойствие, изнуряющее спокойствие, которое питает душу ядом. Пустота-полусмерть.

В эту ночь Ривелсея заснула только в четвёртом часу, когда сон окончательно поборол её ослабевший и измученный организм. Она лежала и думала. Обо всём и ни о чём. Пыталась сначала с помощью своей воли, а затем мощи ратлера усмирить пожар страсти в своей душе. Но это ей, разумеется, не удалось. Тяжело сочилась ночь за окном, ночь эта была одной из самых тяжёлых в жизни Ривелсеи. Мысль эта почему-то показалась ей отрадной. Она запомнила её специально, чтобы потом, когда в её жизни начнётся более счастливый период, достигнув каких-то успехов и пребывая в состоянии радости, вспомнить, каково было на самом дне жизни. Воспоминание радости даёт сил в горе, воспоминание горя укрепляет в радости. Но, впрочем, у Ривелсеи не было сейчас ни того, ни другого. Только пустота, из которой она не могла вырваться.

Когда серым маревом за окном засветилось утро, Ривелсея спала тяжёлым сном, разметавшись по постели в нахлынувшем исступлении тягостной любви, пламя которой полыхало сейчас столь неистово, как бывает только перед затишьем и угасанием. Часа через два она встала и, наскоро поев, вновь отправилась на занятия.

Через две недели в обучении Ривелсеи случился коренной перелом. Веттар Нарт сказал ей, что пришла пора начинать тренировки с огнём, самые сложные и самые нужные, и намекнул, что посвящение в ратлеры напрямую связано с этим. В последнее время Ривелсее стало почему-то казаться, что Мастер торопится как можно скорее подвести её к посвящению, сокращая раза в два те сроки, которые полагаются на те или иные упражнения. Она ясно чувствовала это, но не понимала, с чем это связано. Две недели вместо пары месяцев было потрачено на искоренение двух оставшихся, кроме боли, страхов, о которых Веттар Нарт говорил на первом занятии. Это достаточно легко далось Ривелсее, и Веттар Нарту приходилось раз за разом кивать, глядя на её успехи. Но вот с огнём всё было иначе. Если стихия воды почему-то казалась родной Ривелсее, то тренировки с огнём, напротив, давались её очень тяжело, она никак не могла добиться единства с этой трепещуще-жгучей, могучей и беспокойной энергией. Последние испытания стали для Ривелсеи самыми ужасными. Ожоги на теле, причиной которых раньше был только горячий металл, каждый день удваивались, поскольку теперь были вызваны своей непосредственной стихией. Мощь ратлера, развившаяся в Ривелсее до довольно высокой степени, и привычная техника отделения сознания, конечно, помогали ей в преодолении трудностей, но огонь абсолютно не гармонировал с её натурой, Ривелсея словно бы чувствовала даже враждебность огня по отношению к ней. Однако сейчас, как никогда сильно, стала помогать та фраза, которой Веттар Нарт обучил её в самом начале. Теперь только девушка поняла, насколько важна в этой фразе вторая строчка, которой сперва она не придавала особого значения. Каждый раз, произнося «Я не чувствую огня», Ривелсея ощущала, что пламя, лижущее ей ладони и коленки, словно смиряется, и боль утихает. Через несколько дней Ривелсея, вкладывая в эту фразу много ратлерской мощи, добилась того, что могла без особой боли погружать в пламя любую часть своего тела, однако это было всё равно очень неприятно, ощущение было полностью противоположно тому чувству растворения и слияния, какое она испытала во время упражнений с водой. Веттар Нарт постоянно торопил, занятия сейчас продолжались не по шесть и не по девять, что раньше считалось много, а по семнадцать часов в день, и Ривелсея каждый день после занятий почти искренне удивлялась тому, что она ещё жива. За всё время занятий нельзя было не только что отдохнуть – ратлеры этого слова вообще не понимают – но даже поесть и утолить свою жажду. Однако к этому она уже успела давно привыкнуть. Её мучило другое: с её Великим Мастером, с Веттар Нартом, что-то как будто случилось. Он мучил так, словно хотел вынуть душу, при этом почти не смотрел на неё, а его голос, всегда ровный и спокойный, теперь стал отрывистым и ещё более глухим. Вся жизнь состояла для Ривелсеи только в занятиях и сне, она почти месяц ни с кем не разговаривала, не видела даже Айледа, не думала о родителях и даже забывала принимать пищу. Только занятия. С семи утра до позднего вечера, каждый день, практически без отдыха. Тело Ривелсеи должно бы было давно ослабеть, но теперь его питала мощь, и слабости не было места рядом с ней. Ривелсея, однако, не понимала, к чему и зачем такая невероятная спешка. Она даже один раз, набравшись смелости, спросила об этом у Мастера, но тот очень сурово на неё посмотрел и не удостоил ответом. Менять что-то он явно не собирался, хотя Ривелсее казалось, что видеть её мучения ему вовсе не приятно и что не так уж он и спокоен внутри, как можно бы подумать. Впрочем, всё это были только догадки. Чужая душа всегда тонет в сумерках, а душа ратлера – вечная ночь, где не вспыхнет никогда даже искорка чувства, а если и вспыхнет, то вечный сумрак тут же её поглотит…